Не обожгись цветком папоротника - Арина Бугровская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Лещиха что сказала?
— Не знает она что это. Что-то там пошептала, какую-то гадость дала выпить, вот и всё лечение. Сказала, что кабы беды я не принёс всем.
— Какой беды? — но Лан и сам догадался. Мор.
— Ну, Лан, мне, значит, пора.
— Что пора? — голос Лана дрогнул.
— Надо уходить.
— Куда?
— Куда подальше. В лес, куда же ещё?
— А Ярина знает?
— Не смог ей сказать. Она и так горюет по Бажене. Да и не знал я ещё тогда, что новая беда приключилась. К бабке Лещихе я уж потом ходил, как Ярину проводил. И теперь уж не скажу. Ты, получается, последний, с кем я говорю. И с тобой пора прощаться. Да сил нет…
Глеб с трудом поднялся, постоял немного, посмотрел на Лана.
— Прощай, брат. Думал, ты мне братом будешь, так позволь мне сейчас тебя так назвать. И просьба у меня к тебе будет… Дойди до отца моего, расскажи ему всё, что слышал сейчас от меня. Да передай, что если я жив буду, весточку пришлю. Ну, а если от меня не будет никаких вестей, значит меня уже нет в живых. Пусть шибко не печалится.
85
При дележе сена обычно весёлый шум и гам, но только не сегодня. Сегодня общество напугано и не громогласно. От кучки к кучке народа распространяются тревожные слухи.
— Слыхали про Глеба?
— Да, Лещиха сказала. Непонятно пока что.
— Это, по всему видать, Бажена злобствует, попомните моё слово, ещё не то будет.
— А сказали, что вроде Ярина…
— Что Ярина? Да ты что!?
— Вот уж правда, в тихом омуте…
— Гляньте, гляньте, Прокопий идёт…
— Лица на нём нет. Во, жену год назад схоронил, а теперь и сын пропадает.
С приближением отца Прокопия все замолчали, посторонились, ждут, что он скажет. Такие вещи от общества скрывать не следует.
— Вот такие дела, значит, — казалось, отец Прокопий постарел за одну ночь. Покрасневшие глаза от вытирал рукавом. Глядя на его горе, многие бабы прослезились. — Не знаю, не ведаю, что случилось, какая такая внезапная хвороба напала на сына. Бабка Лещиха видела, сказала, что ничего хорошего… Ушёл, значит, он куда подальше, чтобы на общество не перекинулась эта зараза. Не поминайте лихом моего сына, люди добрые, — Прокопий поклонился в пояс и повернул назад. Тут уж сердца и у многих мужиков защемили, а про баб и говорить нечего. Вслед сутулой спине Прокопия понеслись причитания самых голосистых. Как водится, стали ещё тщательнее искать виновных. По всему выходило: либо Бажена, либо Ярина. Больше, вроде, некому.
— А, може, надо было к волхву? Тот бы разобрался, что за хворь…
…Возле шалашей тихо, людей нет, одна семья Видборичей в полном составе. Не пошли на всеобщий делёж сена, не до того. Пока переживают одну беду, не ведают, что другая притаилась у порога. Тревожно поглядывают на бледную Ярину. Та сидит оглушённая новостью. Глаза огромные.
— Куда он ушёл? — спрашивает в который раз у Лана. — Он ведь должен был хоть что-то сказать.
— Сказал, в лес. Если жив будет, даст весточку отцу, — послушно повторяет не в первый раз Лан.
— А про меня? Про меня что-нибудь сказал?
— Сказал, что надеется, что ты у себя в шалаше спишь, — наконец выдавил из себя Лан фразу, которая смутила его ещё ночью.
Ярина замерла, в лице ни кровинки. Домна с тревогой поглядывает на дочь, боится. Наконец, не выдерживает:
— Ну давай, теперь и ты беги из дома! В тёмный лес. Только вот что, доченька. На этот раз я поумнее буду. Хватит! Крепко много воли вам отец дал. И вот чем эта воля кончается — побегами. Только, милая, у тебя это не получится. Глаз с тебя не спущу. Под замок сама посажу, спать со мной будешь, но ты-то уж не убегишь.
Ярина с недоумением поглядела на мать. Казалось, она не понимает, о чём та толкует. Домна сама побледнела, вспомнив недавнюю болезнь Ярины, когда мысленно уже навек прощалась с ней.
— Яринушка, доченька, да не переживай ты так. Всё наладится. Выздоровеет, вернётся.
— Выздоровеет, вернётся? — Ярина покачала головой. — Ты не понимаешь.
— Что? Чего я не понимаю?
Но Ярина на это ничего не ответила. Да и как матери объяснить, что оставила она в последнее время Глеба, совсем забросила. Думала, что беда с Баженой, а беда и за её женихом ходила по пятам.
Ещё вчера на Глеба обижалась, что он её мало замечает, а оказалось, что его она не видела совсем.
…Пыря наблюдала за дочерью. Агния не торопясь ходила от одной кучки народа к другой. Там скажет что-то, словно невзначай, там кивнёт головой. После повернула к шалашу. Пыря поколебалась: то ли подождать делёж, какое ей сено выделят, в какой скирде, то ли идти за дочерью. Не выдержала, пошла к шалашу. Агнию застала, когда та заканчивала седлать коня. Свою чёрную кобылку Агния поменяла у односельчанина.
— Ты куда это собралась?
— Домой. Тут уж делать нечего, — Агния легко вскочила в седло и поскакала.
— Постой, — закричала Пыря, но дочка словно не слышала.
Пыря почувствовала, как её наполняет гнев. «Да сколько ж можно? Да я тебе совсем пустое место? Ну нет, доченька, на этот раз по-моему будет. Хватит, кончилось моё терпение!»… Ещё долго Пыря мысленно разговаривала с дочерью, а сама нервно запрягала старенькую кобылу и бросала в телегу свои немногочисленные вещи.
— Но-о, — вскоре ударила прутом по костлявому крупу лошади и тронулась в путь.
— Куда ты, Пыря? — удивилась шедшая мимо Лябзя.
— Домой, — сухо ответила Пыря.
— А сено?
— Лябзя, не в службу, а в дружбу, догляди, какое мне сено дадут. И где.
— Ладно.
И Пыря махнула рукой, прощаясь.
86
— Теперь самая черничная пора, — задумчиво поделилась баушка своими мыслями.
Айка, раскрыв рот, внимательно посмотрел на старушку.
— Так, можа, сходим в лес? — предложила она Айке. — А то так и останемся без черники. А мы ба и так поели, и насушили ба, потом пироги с ягодами спекли, знаешь, как вкусно?
— Дя, — согласно кивнул Айка. Он всегда был согласен с баушкой.
— Ну, тогда завтра с утра, как управимся, так пойдём.
На следующее утро, когда ещё роса не сошла, по пыльной дороге шагали в сторону леса худенькая шустрая старушка и маленький беленький малец. В руке у старушки была довольно объёмная
