Эхо вины - Шарлотта Линк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они занимались любовью весь день напролет. В полдень они сделали перерыв, вылезли из кровати и отправились на двухчасовую пробежку по берегу сквозь шквалистый ветер. На небе плясали обрывки облаков пополам с солнцем, лица покалывали мелкие брызги дождя. Держась за руки, они бежали вдоль кромки воды по фьордам Данвегана, чувствовали привкус соленой воды на губах, вдыхали запах морских водорослей. Берег принадлежал только им одним – здесь не было ни души. Только чайки летали наперегонки с ветром – широко раскинув крылья и пронзительно крича, они плавно скользили по невидимым воздушным виражам.
С раскрасневшимися от свежего ветра щеками Натан и Вирджиния бегали, пока у них не закололо в боку и не зашлось дыхание. Тогда они, крепко обнявшись, возвратились в дом и снова отправились в постель. Приятно усталые, они продолжали свои любовные утехи, только нежнее, спокойней, терпеливей, чем утром. Впервые с момента расставания с Эндрю Вирджиния чувствовала такую сильную привязанность к мужчине. Она была ненасытна, хотела еще и еще. Лежа в его объятиях, она слышала, как бьется его сердце, и чувствовала, что на нее снова нисходит потерянная благодать – живость, свобода, покой… Уверенность и счастье. Жажда приключений и любопытство. Преисполненное надежд ожидание будущего. А ведь она когда-то решила, что все это ушло от нее навсегда.
«А все он, – удивленно думала Вирджиния. – Все изменилось только потому, что рядом со мной он».
Было почти шесть часов вечера, когда они обнаружили, что им страшно хочется есть.
– И, честно говоря, пить тоже, – заметил Натан, вылезая из кровати.
Они оделись, спустились по крутой лестнице в подвал и проверили кладовку. На счастье, там нашлись не только консервы, но даже вино. Отправив бутылку белого вина в холодильник, Вирджиния принялась готовить ужин, а Натан сходил за дровами и растопил камин в гостиной.
Она стояла у плиты и сияющими глазами поглядывала за окно, где кружились энергичные сентябрьские вихри, устраивая невероятной красоты игру облачной тьмы и яркого предзакатного света. Внезапно женщина подумала: «Как же остановить эти мгновения? Пусть они продлятся еще немного, эти волшебные дни и часы на Скае вместе с этим мужчиной. Еще хоть немного, чуть-чуть, пожалуйста!»
В следующее мгновение ей стало ясно, что ее скоротечное счастье полностью отрезано от окружающего мира и ограничено только пространством острова. Все, что произойдет между ними дальше, повлечет за собой только большие проблемы.
В камине, потрескивая, разгорелся яркий, веселый огонь, а за окном все постепенно растворилось в сумерках. Силуэты деревьев в саду, все еще гнувшихся от могучего ветра, стали едва различимыми, как тени. Вирджиния и Натан сидели перед горящим камином, ели простую еду, которая казалась им вкуснее всего на свете. Они пили вино, снова и снова поглядывая друг на друга с удивлением и восхищением. После всех тех дней и ночей, что они провели наедине в Ферндейл Хаусе, даже не думая о том, чтобы оказаться в одной постели, они удивлялись теперь накалу страсти, охватившей их после того, как они покинули материк и оказались словно в другой реальности.
– Нам придется вернуться, – вздохнула Вирджиния через некоторое время. – Скай и этот дом – ведь это не навечно.
– Знаю, – ответил Натан.
С обескураженным видом Вирджиния покачала головой:
– До сегодняшнего дня я совсем не обманывала мужа…
– Ты считаешь это обманом?
– А ты нет?
На некоторое время Натан задумался:
– Так получилось. Выбора у нас не было. Мы не могли ничего с собой поделать. С тех пор, как я увидел твое фото, твой римский портрет, я сразу понял…
– Что ты понял? Что хочешь переспать со мной?
Он усмехнулся:
– Что я снова хочу возродить к жизни ту женщину. И теперь смотрите все – вот она!
Глядя на огонь, Вирджиния сделала еще один глоток вина.
– А что ты чувствуешь, когда думаешь о Ливии?
– Честно говоря, до этого момента я о ней и не думал. Может быть, ты вспоминала Фредерика весь день напролет, а?
Он посмотрел на нее с такой деланной свирепостью, что Вирджиния рассмеялась:
– Нет, конечно. Но сейчас я думаю о нем. Я ломаю голову, что же мне ему сказать?
– Лучше всего правду.
– А ты скажешь Ливии правду?
– Конечно.
– Что именно ты скажешь?
– Что я люблю тебя. А ее никогда не любил.
Вирджиния сглотнула слюну.
– Думаю, и я никогда не любила Фредерика, – тихонько пробормотала она, глубоко вздыхая. Она понимала, что ее муж не заслужил таких слов, такого отношения к нему. Однако это была правда.
– Фредерик появился в моей жизни, когда мне была необходима поддержка. Я чувствовала себя очень плохо и одиноко. После смерти Томми, после ухода Майкла в никуда… Фредерик был такой заботливый, понимающий. Он любил меня. От него исходили тепло и защита. Он стал гаванью, куда я могла спокойно причалить. Но я его не любила. И поэтому я так и не смогла очнуться от того оцепенения, в которое повергла меня гибель Томми. Я так и осталась одинокой, только с Фредериком ощущала одиночество не так остро, как раньше.
Она поглядела на Натана:
– Ты со мной согласен? Ты тоже считаешь, что рядом с нелюбимыми мы так и остаемся одинокими?
– Да, наверное, ты права. Это так, если человек полностью свыкся со своим одиночеством. И даже если он больше не один, то все равно одинок.
– Я просто омертвела от одиночества! – воскликнула Вирджиния. – И только после рождения Ким мне стало чуточку лучше. Но ведь она всего лишь ребенок. Она не может быть мне настоящим другом.
Кончиками пальцев Натан нежно погладил ее по щеке. В последнее время ей все больше и больше нравилась нежность его крупных, сильных рук.
– Но теперь у тебя есть я, – прошептал он.
Осторожно отодвинув бокалы подальше, он медленно стал склонять Вирджинию своим весом на пол, а та вздыхала от желания и истомы. Озаренные танцующими бликами каминного огня, они снова принялись любить друг друга, в то время как на острова снисходила ночь.
Воскресенье, 3 сентября 2006 года
1
Фредерик спрашивал себя, как же он не догадался об этом раньше.
В ночь с субботы на воскресенье мужчина наконец-то крепко уснул – впервые с того рокового четверга. Нет, он не стал спокойней или равнодушней, просто страшная усталость взяла верх, и даже страх и беспокойство не могли больше подавить сон. Может быть, свою лепту сюда внесли и пара лишних рюмок виски. Как бы там ни было, Фредерик полностью отключился, а когда проснулся, на улице уже давно рассвело и на оконных стеклах его спальни повисли капли тихого дождя.
Фредерик сел в кровати и подумал: «А что если она поехала на Скай?»
Вирджиния страстно любила этот остров и их скромный летний дом с большим запущенным садом. Если у нее в душе началось смятение – а что-то же должно было с нею случиться, иначе она не ударилась бы в это странное бегство, – то логично было предположить, что она отправится именно туда, в место, которое ей дорого и значит для нее очень многое.
Фредерик встал и надел халат. В голове у него больно стрельнуло. Похоже, он вчера действительно перебрал…
Весь вчерашний день он провел между жерновами гнева и отчаяния, которые в конце концов перемололи его душу в горстку смиренного пепла. Утром он снова сходил к Уолкерам и посидел там у телефона, но в итоге сильно устыдился своего поведения, покинул домик управляющего и поехал с дочерью в зоопарк. Ребенок чувствовал, что случилось нехорошее, хотя взрослые, все до единого, по очереди уверяли Ким, что все в полном порядке. Однако прогулка по зоопарку развеселила девочку. Пообедали они в Макдоналдсе, уничтожив по бигмаку и по бокалу шоколадного коктейля.
– Ты хочешь домой, – спросил Фредерик, – со мной вместе?
И хотя Ким с удовольствием гостила в домике Уолкеров, она с радостью кивнула. Это согрело его сердце. По крайней мере, хотя бы ребенок сейчас полностью принадлежал ему.
Вернувшись в Ферндейл Хаус, он все-таки первым делом заглянул к Уолкерам и спросил, не звонила ли Вирджиния. Оба, и Джек, и Грейс, поглядели на него очень печально. Недомогание, которое испытывала Грейс, усилилось. У нее покраснели глаза. Больное горло она обернула шерстяным шарфом.
– Нет, сэр, – отозвалась она. – Мы сидели все время дома, но никаких звонков не было.
Переселение Ким к отцу Грейс восприняла с печалью и ревностью, но, поскольку у женщины сильно болело горло, она сочла этот поступок разумным. Дома Ливия и Ким разложили на кухонном столе большие листы плотной бумаги и принялись вместе рисовать акварельными красками. Фредерик, внутренне истерзанный и опустошенный, с благодарностью принял молчаливое предложение Ливии освободить его на несколько часов от забот о ребенке. Он отправился в библиотеку и стал бегать между окнами, поглядывая наружу, на высокие деревья. Темные ветви тяжело касались оконных стекол.
