Цветы со шрамами. Судьбы женщин в русской истории. Измена, дружба, насилие и любовь - Василий Дмитриевич Гавриленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И некто из вельмож рязанских по зависти донес безбожному царю Батыю, что имеет князь Федор Юрьевич рязанский княгиню из царского рода и что всех прекраснее она телом своим».
Княгиня из царского рода – это «греческая царевна» Евпраксия, ставшая женой Федора Юрьевича в 1230 году и в 1231-м родившая сына Ивана Постника.
После того как отец сообщил Федору о необходимости отправиться к Батыю, князь пришел попрощаться с женой. Молодая княгиня горько заплакала, но благословила мужа на отчаянный поступок. Бедная Евпраксия еще не знала, что Федор Юрьевич обречен, а виной тому – она, его прекрасная супруга.
Батый, узнав о неотразимости Евпраксии, как сказано в «Повести о разорении Рязани Батыем», «распалился в похоти своей». Когда Федор Юрьевич прибыл в лагерь хана, тот сказал: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей».
Федор, молодой и горячий, засмеялся недобро: «Не годится нам, христианам, водить к тебе, нечестивому царю, жен своих на блуд. Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь».
Так посольство полностью провалилось, но не отдавать же в самом деле «нечестивому царю» княгиню Евпраксию.
Слова князя стали для него смертным приговором: Батый немедленно приказал казнить Федора и всю его свиту, а тела мучеников «велел бросить на растерзание зверям и птицам».
Расправившись с рязанскими послами, хан приказал готовиться к битве. Ранним утром 16 декабря 1237 года татаро-монгольские полчища двинулись на Рязань. На границе княжества их во всеоружии встретило войско Юрия Ингваревича с подоспевшими дружинами. Отец сполна поквитался с Батыем за гибель сына: «Была сеча зла и ужасна. Много сильных полков Батыевых пало. <…> И едва одолели их сильные полки татарские». Наверное, впервые татары получили такую трепку, потеряли такое количество великолепных воинов.
Однако силы были слишком неравны. Юрию Ингваревичу с остатками дружины пришлось отступить за городские стены.
Пять дней продолжалась героическая оборона Рязани. Снова захватчики несли тяжкие потери: их разили стрелами, выливали на них кипящую смолу, бросали тяжелые камни. В ночь на 21 декабря татары проломили крепостную стену и ворвались в город. Все было кончено. Осатаневшие от крови, от своих огромных потерь, кочевники крушили все на пути.
Великий князь Юрий Ингваревич с несколькими воинами оборонял княжеский терем, в котором укрылась Евпраксия с шестилетним сыном Иваном, а также другие рязанские женщины. Русские бились героически, но ничего не могли поделать с черным потоком всадников, сеющих смерть. Юрий Ингваревич пал в жестокой схватке одновременно с несколькими противниками.
Перед битвой Батый приказал своим нукерам по возможности живою взять Евпраксию: у хана были свои планы на нее. Когда монголы ворвались в светлицу, перебив немногочисленных защитников, Евпраксия с сыном на руках вышла из окошка на крышу деревянного здания.
Княгиня слышала за спиной крики женщин, оказавшихся в руках захватчиков. Один из сподручных Батыя, заметив Евпраксию, кинулся было к ней, но та, крепко сжимая Ивана в руках, шагнула с крыши.
Самоотверженная гибель Евпраксии и ее маленького сына стала символом одного из самых драматических событий мировой истории – разорения Рязани Батыем.
Хан, узнав, что Евпраксия упорхнула от него, пришел в ярость. Мы точно не знаем, как он наказал нукеров, но обыкновенно в таких случаях монгольский правитель приказывал ломать нерадивому слуге позвоночник.
Вопреки православной традиции, согласно которой самоубийство – смертный грех, русская церковь стала почитать Евпраксию как святую мученицу. Святыми признаны также ее сын, Иван Постник, и героический супруг Федор Юрьевич.
Так сложилась жизнь женщины, перед которой судьба поставила страшный выбор: стать утехой хана или погибнуть. Евпраксия выбрала второе и шагнула в вечность.
Банька для сенной
Пятнадцатилетней Катеньке было стыдно, барин это сразу заметил. «Чего прикрываешься сарафаном? – сердито крикнул он. – А ну убери!» Катенька не послушалась, Петр Алексеевич, подскочив к ней, выдернул из рук девочки скомканный сарафан. «Вот так и ходи, – удовлетворенно хмыкнул. – И руками не вздумай прикрываться, а не то розог отведаешь!»
В баньке было уже жарко, девки все подготовили для купания. Оставалось только решить, кто пойдет первой. Пока сенные подталкивали друг дружку локтями, Петр Алексеевич поманил Катеньку пальцем. Выбор сделан.
На полпути между Арзамасом и Дивеево находится старинное сельцо Верякуши, со всех сторон окруженное небольшими лиственными перелесками. Место тихое, мирное, живописное, ничего в нем сейчас не напоминает о том, что в первой половине XIX века здесь творились мрачные лихие дела. Виновником их был тогдашний владелец Верякуш, помещик Петр Алексеевич Кашкаров. Точной даты его рождения не сохранилось, зато есть запись известного педагога и писателя-мемуариста Януария Михайловича Неверова:
«Кашкаров был бодрый старик, которому в эпоху гощения моего в селе Верякуши было лет под семьдесят».
Неверов, которому тогда было десять лет, «гощевал» в Верякушах в 1820 году, соответственно, помещик Кашкаров родился примерно в 1750 году, еще при правлении Елизаветы Петровны.
Януария в гости к Петру Алексеевичу привозили отец, губернский секретарь Михаил Неверов, заведовавший делами помещика, а также мать Александра Петровна Чернявская, внебрачная дочь барина Кашкарова от крепостной девки. Таким образом, Януарий был внуком Петра Алексеевича. Мальчик стал свидетелем жизни дедушки и позднее описал увиденное в своих мемуарах.
Дом в Верякушах стоял двухэтажный, старинный. Настоящий усадебный дворянский дом с большим крыльцом, выходящим прямо в тенистую аллею. Дедушка, несмотря на солидный возраст, был довольно энергичным, но ворчливым и сумрачным. Януарий боялся барина, хоть тот по-своему был ласков с мальчиком: мог и конфекту дать, и по щечке потрепать.
Женат Петр Алексеевич никогда не был, но женщин очень любил. Вот как об этом писал внук:
«У Петра Алексеевича Кашкарова был гарем. 12–15 молодых и красивых девушек занимали целую половину дома и предназначались только для утех Кашкарова».
Надзирала за гаремом немолодая и суровая солдатка Матрена Ивановна.
Сразу после плотного ужина Петр Алексеевич кивал специально назначенной «дежурной девушке», та говорила лакею: «Барину угодно почивать». Дальнейшее описано у Януария Неверова:
«Лакеи вносили тотчас в
