Последний штурм - Михаил Домогацких

Хэлмс подошел к столу и нажал кнопку внутренней связи.

— Рон, — сказал он секретарю, — пригласите ко мне генерала Ланчетти, а через полчаса — полковника Мэрфи.

Высокий, стройный, с узким смуглым лицом генерал Ланчетти, помощник директора ЦРУ, вошел в кабинет легкой, почти скользящей походкой. Он мгновенно осмотрел кабинет — привычка разведчика даже в самом безопасном месте быть настороже, — а потом вежливо поздоровался. Хэлмс давно заметил, что глаза его заместителя постоянно то ли прощупывают собеседника, то ли ожидают непредвиденное.

«Сицилийская школа», — подумал про себя Хэлмс, знавший, что клан Ланчетти, игравший когда-то главенствующую роль в родных краях, сильно пострадал, переселившись в Штаты. Попытка стать «крестным отцом» — руководителем мафии кончилась для отца нынешнего генерала печально. Даже больше: от клана практически ничего не осталось, он попросту был уничтожен в межклановой войне. Фрэнк Ланчетти чудом спасся во время генеральной резни. Он не стал продолжателем клана, отказался от мести и порвал полностью с родственниками, еще надеявшимися возродить мощь семьи. Но у него навсегда остались в памяти страшные картины гибели отца, братьев, родственников. Может быть, именно воспоминания сделали его взгляд цепким и настороженным, придали коварство и хитрость его способностям организовывать уже на другом уровне рискованные операции, которые планировало ЦРУ в разных странах.

— Фрэнк, — сказал Хэлмс, пожав генералу руку, — прочитайте телеграмму и скажите, что вы думаете по этому поводу.

Ланчетти прочитал пододвинутый листок шифрограммы, аккуратно положил его на стол и, присев на стул, указанный Хэлмсом, сказал спокойным, ровным голосом:

— Поведение таких людей, как Джонс, начинает приобретать опасное направление, сэр. Оно создает питательную почву для роста антиамериканских настроений в Европе. Думаю, что нам надо обратить на это внимание и заняться поиском путей обезвреживания экстремистских элементов.

— Согласен. Мне кажется, будет логичным, если мы сначала изучим, что представляет собой это движение, насколько оно оформилось, а?

— Кое-что нам уже известно, — сказал Ланчетти, — и то, что известно, должно действительно нас настораживать. В Форд-Орде, штат Калифорния, есть довольно известный юрист Джон Фрэнсис. Его популярность поднялась благодаря тому, что он берется защищать только тех, кто отказывается от службы в армии. Так вот, до 1966 года у него на сорок гражданских клиентов приходился один военнослужащий. Сейчас на каждого гражданского, не желающего служить в армии, приходится пять военных.

— А что нового в деле об Американском союзе военнослужащих? — спросил Хэлмс.

— Следователь военного трибунала майор Крепс, — сказал Ланчетти, — который занимался изучением вопроса непосредственно во Вьетнаме, докладывает, что эта организация охватила не менее двадцати военных баз. Союз выпустил листовку, обращенную к солдатам и разъясняющую его цели. Она написана просто, с расчетом на не очень грамотных, но недовольных войной во Вьетнаме солдат. Смысл ее таков: мы хотим улучшить армию точно так же, как профсоюзы улучшают производственные предприятия и условия своего труда. Мы не хотим быть слепым орудием бессмысленных убийств. Следователь утверждает, что члены Союза не нападают на военную систему вообще, они ограничиваются Вьетнамом.

— Вы ведь, Фрэнк, кажется, беседовали с некоторыми арестованными солдатами. Как они вам показались?

— Да, сэр, я встретился с рядовым первого класса Дэниелом Кеннетом. Это очень грамотный и умный парень. Его приговорили к четырем годам каторжных работ. Я представился ему адвокатом апелляционного суда, и он был со мной довольно откровенен. Впрочем, он не скрывал своих мыслей и перед трибуналом.

«Нам надоела ложь о войне, — говорил он, — надоели фальшивые идеалы. Даже среди животных нет таких выродков, которые возвели бы драку между собой в узаконенную систему. Нам же давно пора сорвать с глаз повязку и увидеть мир таким, каков он есть на самом деле, а не таким, каким нам его пытаются представить.

Вьетнам — но штат Калифорния. Какого черта мы лезем устанавливать там свои порядки, когда у себя не можем этого сделать?»

— Ну, ничего. У него теперь будет время подумать над тем, как жить дальше, — сердито проговорил Хэлмс. — Меня сейчас, Фрэнк, волнует другое: что-то надо делать с дезертирами.

— Большинство из них, — сказал Ланчетти, — добровольно выбрали свою дорогу: не хотят продолжения войны.

— Есть ли среди них коммунисты, «красные» вообще?

— Думаю, что нет, сэр. За все время мы арестовали во Вьетнаме двух коммунистов, они сознательно поехали во Вьетнам, чтобы вести пропаганду против войны. Все остальные пришли к антивоенным настроениям в результате пережитого во Вьетнаме.

— Таких у нас и дома хватает. Что ни день, то демонстрации. Но вы правы: за рубежом такие демонстранты во много раз опаснее. Нам надо действовать, Фрэнк, и действовать решительно. Я намерен послать полковника Мэрфи в несколько стран с поручением составить доклад о настроениях, активности, намерениях, связях, путях бегства дезертиров, и в зависимости от его анализа будем действовать.

— Полковник Мэрфи хорошо подходит для этой миссии, он знает вьетнамскую войну и найдет ключи к ее бывшим участникам.

Проводив Ланчетти, Хэлмс долго сидел, задумавшись. Обладая колоссальным источником информации, он хорошо понимал, каким разъедающим раствором стала вьетнамская война для американского общества. Демонстрации в городах принимают все более широкие масштабы. Недовольство стало всеобщим. Президент Никсон попросил руководителей военной разведки и ЦРУ совместными усилиями найти противоядие антивоенным настроениям. По данным Федерального бюро расследований, самую большую опасность представляют образованные молодые люди, у которых хорошая логика и стойкая ненависть к войне. Одним из опасных организаторов солдатского недовольства стал рядовой первого класса Стив Дональд. Когда Хэлмс познакомился с данными на этого парня, он подумал, что рядовой Дональд имеет на солдат большее влияние, чем любой генерал.

Бакалавр университета, он до поры до времени спокойно преподавал теорию связи в военной школе, пока перед ним самим не замаячил Вьетнам. Нет, он не испугался, он просто решил изучить хоть какую-то литературу об этой стране. Понять, что же в конце концов она из себя представляет. Почему Вьетнам, который девять американцев из десяти не знают даже, где находится, вдруг завладел Америкой. Газеты, телевидение, кинохроника, страшные, полные крови и ужаса фильмы постоянно бьют по нервам людей и говорят при этом о высоком предначертании, историческом долге, бескорыстии Америки. Каждый день слушая или читая о войне, он, в сущности, ничего не знал о Вьетнаме конкретного. Он выписал через библиотеку несколько книг, и они привели его в странное, раздвоенное чувство. Он узнал, как идет там война, как много гибнет с обеих сторон людей. Были книги, которые рассказывали о героях, безжалостно уничтожающих коварных вьетконговцев. Но были такие, которые говорили совсем о другом: о варварстве, дикости, беспощадной свирепости морских пехотинцев, чувствующих себя героями, когда уничтожают безоружное мирное население или зверски истязают пленных. Дональд не знал, кому верить, что считать за эталон, чем восхищаться и что осуждать. И надо же было такому случиться, что именно в это трудное для себя время он увидел по телевидению передачу об американском солдате, которого судили за дезертирство. Солдата звали Фрэд Чард, он не собирался ехать во Вьетнам. Можно было сжечь повестку, как теперь делали многие, уехать куда-нибудь, не оставив адреса, или прямо сказать, что ему нечего делать за десять тысяч миль от дома, но последнее грозило военным трибуналом. Отец, боясь неприятностей для всей семьи, уговаривал его быть благоразумным и не делать ошибочного шага. Так Фрэд попал во Вьетнам, но уже через несколько месяцев, увидев, что там происходит, разобравшись, что к чему, решил дезертировать. Он стал тщательно готовиться к этому, подбирать товарищей, таких же, как он сам, считавших, что это не их война. Командир прослышал о том, что у него в роте неблагополучно, пригласил к себе Чарда и, выслушав его откровенные мысли, понял, что дело зашло уже далеко.

— Вот что, парень, — сказал командир, — я вижу, что ты порядочный дурак. Если не одумаешься, у тебя могут быть большие неприятности, Фрэд. Учти это.

Фрэд «одумался» и дезертировал. Его подвело непредвиденное: давно безотказно действовавшая линия по переправке дезертиров в другие страны где-то дала осечку, и Фрэд оказался в тюрьме военного трибунала. На суде он вел себя, по мнению судей, вызывающе, и ему дали три года каторжных работ. Когда телевизионные журналисты уже после суда задали ему вопрос, почему он так поступил, Фрэд не колеблясь ответил: