Изгнание беса (сборник) - Андрей Столяров

В общем, было предчувствие, что поездка окажется неудачной. Хотя, кто его знает, может быть, и ничего. Может быть, еще отойдут, очутившись на месте. Сергей на это надеялся, и поэтому, когда «старичок», проседая, выполз к опушке, то он, делая вид, что ничего особенного не произошло, очень бодро выгрузил рюкзаки и мешок со спальниками, нарубил могучего лапника в ближайшем леске, застелил им просохшую землю меж старых колышков, и, воспользовавшись двумя стояками, сделанными еще в прошлый раз, в три секунды поставил палатку, которая запылала оранжевыми плоскостями.

Палатка была хорошая, польская, приобретенная год назад, и Сергей просто радовался, как уютно она пристроилась на опушке. Настроение у него сразу улучшилось, и, оставив угрюмого Дрюню разводить на старом кострище огонь, а по-прежнему хмурую Ветку – разбирать барахло, которое возвышалось над травником, он, забрав из багажника снасть, намотанную на картонку, и увидев лежащий за запасным колесом арбалет, произнес, ни к кому конкретно не обращаясь: «Ну, я пошел. Вы тут у меня не балуйте…» – и, подняв стеклянную банку с червями, побежал по тропинке на песчаный берег реки.

Удилище он вырезал по дороге: очень длинное, гибкое, с удобной ручкой между сучками, не удилище, а прямо спиннинг зарубежного производства. Леска, как и положено, вошла в развилочку на конце, и багровый червяк закрутился, противясь уготованной участи.

Сергей на него слегка поплевал. В приметы он верил, хоть и стеснялся при посторонних. Но сейчас посторонних не было: от азарта и нетерпения он весь дрожал, и крючок вошел в воду практически без всякого плеска – вертикально встал поплавок, оттянутый свинцовым маленьким шариком.

Теперь оставалось лишь ждать. Время, разумеется, было не слишком удачное: половина двенадцатого, солнце просвечивало реку насквозь, было видно песчаное дно с разноцветными камешками, для хорошей рыбалки обстановка неподходящая, но Сергей все равно надеялся, что повезет, в прошлый раз ему удалось надергать семь-восемь вполне убедительных хариусов, каждый грамм на четыреста, ну, может быть, немного поменьше. Он рассчитывал, что и сегодня удача его не оставит. И однако рыбацкое счастье чрезвычайно изменчиво: поплавок немного покачивался, сносимый течением, по воде иногда расходились небольшие круги, но во всем остальном было тихо, поверхность реки лежала, как зеркало, ни единой поклевки не появилось в течение километрового перегона. Сергей и выдергивал удочку, чтобы забросить опять, и менял червяка, потерявшего сразу в его глазах всякую привлекательность, и по-новой плевал на него, и шептал: «Рыба-рыба, проснись…» – и даже, совершенно отчаявшись, попытался удить в бочажине, где стлались водоросли. Никакие уловки не помогали, рыба словно дремала в прохладных спокойных глубинах, река – вымерла, блеск воды раздражал, и уже через час он почувствовал явное утомление. Возвратились переживания последних дней: почему приходил Котангенс и чем так встревожен Дрюня? И что именно видел он тогда на поляне? И чем было видение – явью или галлюцинацией? Ему более всего неприятны были слова Харитона: дескать, мальчик не существует в масштабах города, ну – пропал и пропал, не о чем здесь тревожиться. Эта мысль имела отношение и к нему, ведь он тоже несмотря ни на что взял и выехал на эту долбаную рыбалку. Правда, чем бы он мог быть полезен, оставшись в городе? Ну – ничем, но встречаются в жизни такие странные ситуации: и помочь не поможешь, а присутствовать все-таки надо.

Его мучила совесть. В конце концов, он обругал ленивую рыбу – дунул, плюнул – выдернул крючок из воды и, свернув леску вокруг удилища, раздраженно решил, что на сегодня достаточно.

Он пошел через луг, где дурманные травы качались выше колен, припекало уже ощутимо, голубели в проплешинах васильковые брызги, стрекотали кузнечики, и темнел низкий лес за рекою, на горизонте. Идти было легко, и Сергей не сразу отметил, что луг сменился кустарником, сам кустарник – подлеском, который все больше густел, начали попадаться участки застойного березняка, они незаметно смыкались, подступили осины, он опомниться не успел, как уже оказался перед завалами прелого бурелома: вывернутые с корнями стволы точно специально преграждали дорогу, кора была обомшелая, скользкая, удилище цеплялось в ветвях, а под пластами земли, стоящими вертикально, поблескивала торфяная вода. Сергей оглянулся. Но и позади простирался такой же неприветливый бурелом. Лес вообще изменился, худосочные пихты высовывались из чернозема, появились громадные ели, смыкавшиеся где-то вверху, солнца сквозь этот шатер видно не было, сразу значительно потемнело, Сергей даже заколебался: не повернуть ли обратно, возвращаться, однако, описывая дугу, смысла не было, заблудиться он не боялся, до места стоянки было недалеко, и после кратких раздумий, прикинув примерное направление, он рванулся туда, где по просветам угадывалось некоторое разрежение.

Это была поляна, заросшая мягкими свежими мхами, мощные ели стискивали ее со всех сторон, мох был пышный, покрытый фиолетовыми цветочками, кривоногая редколиственная береза высовывалась из него, а неподалеку от ее обугленных веток, весь одетый лишайниками, догнивал разлапистый пень, и лишь по корням его, раскинувшимся справа и слева, можно было догадываться, что здесь когда-то росло серьезное дерево.

Вероятно, идти от поляны оставалось уже немного, Сергей двинулся, – выставляя удилище толстым концом вперед, под ногами негромко чавкнуло, брызнул фонтанчик воды, и в это мгновение пень, точно ожив, зашевелился и надсадно прошепелявил, как будто заговорила трясина: «Назад!..» Корни его обернулись руками, а гнилая верхушка откинулась и показалось лицо, знакомое Сергею чуть ли не с детства.

– Дядя Миша!.. – воскликнул он потрясенно.

– Назад!.. Завязнешь!..

Предупреждение несколько запоздало. Сергей дернулся, как припадочный, однако ноги уже выше щиколоток провалились в трясину, и он чувствовал, что их тянет все глубже и глубже. Разверзалась под ним бездонная топь.

– Дядя Миша!..

– Падай!.. Откатывайся!..

К счастью, Сергей уже догадался, что делать: рухнул навзничь и, извиваясь, как гусеница, высвободился из резины сапог – снова чавкнуло, под спиной ощутилась надежная твердая почва, он присел, подтянув ноги в сползающих шерстяных носках.

Кажется, выбрался.

– Деревья, деревья ко мне нагибай!.. – хрипел дядя Миша.

Погрузился он основательно: изо мха высовывались только плечи и голова, а лицо было перекошено в мучительной страшной гримасе. Голос – сорванный, как будто от долгого крика.

– Ну ты что?!. Пошевеливайся!..

Область топкого места была обозначена четко: вот коварные мхи, а вот – жесткая сухая земля, набитая травами. Небольшой остроносый мысок вдавался в болото, и по краю его росли две осины, скрепляющие почву корнями. Обе словно вытягивались к середине поляны; навалясь, Сергей пригибал к земле крепкий пружинистый ствол, – крона, дернув ветвями, легла точно на дядю Мишу, руки его сомкнулись: «Давай другую!..» И вторая осина, затрепетав, опустилась на первую. Было чрезвычайно неловко удерживать их, обдиралась кора, руки тут же покрылись обильной липкой живицей, то и дело кололо ступни, незащищенные сапогами, хрустнуло и переломилось попавшее под колено удилище, затекал в глаза пот, побежал, щекоча, по локтю перепуганный муравьишка.

– Тащи!..

Сергей напрягся, откинувшись, – медленно поехали пятки, гнусной болью свело желваки за стиснутыми зубами. Он буквально окостенел, вывертывая суставы. Осины пружинили и дрожали, несколько жутких мгновений казалось, что ничего не получится, но вдруг – хлюпнуло, раздался мучительный вдох, оба деревца переломились у основания, но испачканный торфяными ошметками дядя Миша, как по лестнице, полз уже по двум лежащим стволам, и синюшные пальцы его шевелились, почти дотягиваясь до Сергея:

– Давай руку!..

Сергей ухватил ладонь.

И сейчас же, как под невидимым ветром, зашумели-затрепетали деревья, низкий стонущий звук, надувшись, вылетел из болота, и пушистые мхи заколебались, точно живые.

Оборвалась еловая шишка и со свистом ударила в кочку недалеко от Сергея.

– Все! – простуженно сказал дядя Миша…

Они сидели на пригорке, поросшем брусникой, привалясь к сухому испятнанному лишайниками стволу, возносившему игольчатую верхушку почти до самого неба. Ель была могучая, наверное, вековая, трехметровые лапы раскидывались уютным шатром, бурый хвойный настил проглядывал между кустиками, а в прогалине Топкого Места горела небесная синева.

Сергей уже несколько пришел в себя: отдышался, обсох и смотал леску с поломанного удилища. Он даже выдернул из болота застрявшие сапоги, что к его удивлению оказалось довольно просто. Теперь он, расслабившись, ждал, пока закончит свои дела дядя Миша. Тот возился с мундиром: снимал с поверхности грязь, отжимал его, перекручивая так, что трещала материя, очищал от иголок, заново отжимал и, наконец, натянув на объемное крепкое тело, застегнул на все пуговицы и махнул рукой: