В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Даниил Галкин

План столицы был достаточно подробно изучен по заранее приобретенному путеводителю. Поэтому, впервые в жизни спустившись в метро (тогда это была станция «Киевская» мелкого заложения, которая сейчас входит в состав Филевской линии), через считаные минуты оказался в центре рядом с Кремлем. Мне все было любопытно, я впитывал новые архитектурные впечатления как губка. Прошел вдоль Манежа (в те годы – правительственный гараж), узнал кремлевские стены и башни, Исторический музей, здание гостиницы «Москва»… Полюбовавшись на ходу ансамблем площади Свердлова с колоннадой Большого театра, я вышел на улицу Жданова и вскоре с трепетом переступил порог чудесного здания Архитектурного института[51], который располагался между Кузнецким Мостом и Сандуновским переулком.

Секретарь доложила ректору Владимиру Кропотову[52] о приезде посыльного от Юрия Лозового. Ректор принял меня с добродушной улыбкой. Широким жестом усадил в кресло. Прочитав письмо, попросил рассказать о себе. Стало понятно, что какие-то строки имеют отношение ко мне. Не перебивая, ректор внимательно выслушал краткую биографию. Не спеша посмотрел основные чертежи авторских проработок, зачетную и трудовую книжки. Затем испытующе поглядел на меня, постукивая карандашом по столу. После нескольких минут тягостной тишины обратился ко мне:

– Разделяю ваше желание продолжить учебу в нашем институте, хотя мы обычно не принимаем никого со стороны. Как правило, подготовка на местах сильно отстает от уровня московской архитектурной школы. Исключение – для тех, кто, как и вы, наверстывает упущенное из-за проклятой войны. Окончательное решение примем после перепроверки уровня вашей подготовки по определяющим предметам – рисунку, черчению, клаузуре, основам архитектуры. Вы готовы к этому?

Состояние тревоги ушло. Теперь все зависело от меня и объективности преподавателей МАРХИ. Я ответил быстро, как бы опасаясь, что ректор передумает:

– Готов начать хоть сегодня!

Он улыбнулся:

– Ваш ответ мне нравится. Это хорошо. Но не будем торопиться. Сначала нужно определиться с проживанием. Ведь наше общение займет не меньше недели. Где вы намерены остановиться?

Я неуверенно ответил после минутного раздумья:

– Попытаюсь разыскать родственников, с которыми еще не знаком. Если не примут меня, буду устраиваться в недорогую гостиницу.

– А сегодня? – с лукавой улыбкой переспросил ректор. – На скамейке замерзшего парка, в холодном подъезде незнакомого дома? Если не в милиции… Какие еще могут быть варианты?

Я ответил на полном серьезе:

– В Москве девять вокзалов. В них тепло и уютно.

Ректор громко рассмеялся.

– Не все москвичи с ходу назовут уверенно их количество, как вы. В них действительно тепло. Насчет уюта очень сомневаюсь. Всех случайных и задержавшихся посетителей милиция там нещадно гоняет. Нет, вам это не к лицу. Отправляйтесь в общежитие. Отдохните с дороги. Завтра к десяти часам жду вас.

Он проводил меня до приемной. Распорядился секретарю выдать направление в общежитие и объяснить кратчайший проезд к нему.

Впервые за много дней меня одолел глубокий сон без тяжелых сновидений. Я очень боялся опоздать. Поэтому заранее появился в приемной. Ректор удивился. Проходя в свой кабинет, изрек:

– Встреча же назначена на десять часов.

Я объяснил:

– Прошу прощения. Как новичок, боялся опоздать.

Ректор с улыбкой ободряюще кивнул. Ровно в десять часов собрались преподаватели, от мнения которых зависела моя дальнейшая судьба. По их просьбе я опять кратко поведал о себе. Ответил на все интересующие вопросы. В этот же день началась отчаянная попытка вхождения в студенческую среду единственного в стране Архитектурного института.

Мне удалось уложиться в нормативные академические часы по экзаменуемым предметам. В качестве рисунка выбрал наиболее сложную композицию – гипсовую фигуру античного дискобола. Правильно воспроизвести напряженный наклон спортсмена перед броском диска удается не каждому. Во Львове, после ряда попыток, удалось набить руку в графическом построении и детальной прорисовке его фигуры. Это был мой продуманный тактический ход. Заведующий кафедрой рисунка Демьянов оценил рисунок в пять баллов. По начертательной геометрии в отведенное время я успел вместо одной ортогональной проекции параболической арки построить еще аксонометрическое перспективное изображение призмы. Однако в спешке, при удвоении объема задания, были допущены ошибки. Преподаватель вывел четыре балла.

Из многочисленных тем для клаузуры я выбрал северную деревянную избу. Это жилище было мне знакомо. Поэтому сумел клаузуру расширить до небольшого эскизного проекта. Он включал условную схему участка, план, разрез, фасад избы и краткую пояснительную записку. На отдельном листе ватмана, с высоты птичьего полета изобразил общий вид участка с застройкой в окружении сурового уральского антуража. Клаузура в расширенном объеме получила высший балл.

Последняя встреча носила характер собеседования по основам истории архитектуры. Два пожилых преподавателя с рифмующимися фамилиями – Ламцов и Земцов – настолько были словоохотливы, что мне больше пришлось их слушать, чем отвечать. Поэтому так и не понял, за какие знания получил пять баллов. Через несколько дней ректор пригласил меня в свой кабинет. С улыбкой произнес:

– Ну, что дальше с вами будем делать?

Я ответил:

– В ваших руках моя дальнейшая судьба.

Ректор встал из-за стола и сел в кресло рядом со мной.

– Без потери года, в порядке исключения, вы будете зачислены на третий курс. Это не наша снисходительность, а ваш достойный уровень подготовки. Вы убедили нас, что вправе стать студентом Московского архитектурного института. С чем вас и поздравляю! – Он пожал мне руку. После небольшой паузы тихо произнес: – Из письма мне стало известно, какое несчастье постигло вашу семью. Искренне соболезную. Мне знакомо состояние души, когда уходят самые близкие люди. Но время лечит… К началу нового учебного года мы вас ждем!

Перед расставанием я попросил разрешения задержаться на некоторое время в общежитии. Объяснил, что намерен устроить обмен жилья, чтобы не оставлять осиротевших маму и сестру одних. Ректор с пониманием отнесся к просьбе. Более того, подсказал, как практически приступить к решению этого сложнейшего вопроса. Дополнил список Юрия Лозового еще несколькими специалистами по обмену жилплощади.

Вся последующая неделя ушла на встречи и переговоры в обменных бюро. Они были разбросаны по разным районам. Поневоле границы знакомства с городом значительно расширились. С первых минут переговоров я понял, что вероятность обмена жилплощади на Черновцы ничтожно мала. Часть сотрудников бюро даже не знали о существовании города с таким «затемненным» названием. Всем агентам по обмену был оставлен номер телефона дежурной общежития. К сожалению, он безмолвствовал. Но действительно, надежда умирает последней. К концу недели дежурная торжественно объявила: