Роковая женщина - Виктория Холт

Она была пустынна, и, перегнувшись через поручень, я подумала, что сказала бы тетя Шарлотта, увидь она меня в эту минуту. Мои губы невольно сложились в улыбку, когда я представила ее негодование.

— Мое почтение.

Резко обернувшись, я увидела его. Лунный свет, отраженный от его побронзовевшего лица, оставлял впечатление свечения. Он был в белом смокинге, и я могла понять Эдварда, считавшего его божеством.

— Здравствуйте, — неуверенно выговорила я.

— У меня было не много случаев говорить с вами наедине с тех пор, как мы покинули Англию, — заметил он.

— Еще бы! В ваших руках судно. Пассажиры — второе дело.

— Я отвечаю и за них.

— Ясное дело, вы имеете отношение ко всему, что происходит на корабле. Но нас можно смело предоставить нам самим.

— Надеемся, что да, — ответил он. — Ну, довольны путешествием?

— Мне бы следовало ответить словами Эдварда: «Так точно, сэр!»

— Смышленый паренек.

— Очень. А вы — его идеал.

— Видите, не зря я назвал его смышленым. — Под легким тоном, который он взял, я все же ощутила некоторую скованность. Вдруг он сказал нечто, изумившее меня: — Я замечаю, вы сдружились с Диком Каллумом.

— Да, он очень внимательный.

— У него больше возможностей общаться с гостями, чем у меня. Такова суть нашей работы. Впрочем, когда мы заходим в порты, он бывает занят.

— Да, если судно благополучно следует своим маршрутом, боюсь, никто и не задумывается, что этим мы обязаны капитану и его команде.

Тут он мимолетно коснулся моей руки на поручне.

— Скучаете по Дому Королевы?

— Немного.

— Увы, на борту нет диванов в стиле Людовика Пятнадцатого.

Я засмеялась.

— Меня бы очень удивило, если бы они здесь оказались: в любом случае они были бы здесь некстати. В этом и состоит смысл подбора мебели. Среда не менее важна, чем сама мебель. — Вдруг я удивилась тому, что вырвалось у меня: — Я рада, что уехала из Дома Королевы.

Это мое признание изменило наш разговор. Он сразу посерьезнел.

— Могу вас понять. Я вас часто вспоминал.

— Вы?

— Из-за того вечера. Необыкновенно теплое воспоминание для меня. А для вас?

— Для меня тоже.

— И вдруг все резко изменилось, верно? Только когда явилась ваша тетя, я понял, какой это был необыкновенный вечер. Как сейчас вижу ее стоящей в позе ангела-мстителя с разящим огненным мечом. Несчастные грешники, прочь из Эдема!

— Ваше уподобление идет слишком далеко, — усмехнулась я.

— А потом она умерла.

— Это случилось много позже.

— И пошли слухи. Простите, возможно, мне не следовало касаться этого. Может, вас расстраивает, когда об этом вспоминают.

— Только не вы, — ответила я. Мне вдруг стало безразлично, что я себя выдавала. Я переживала то же счастье, что и в тот вечер в Доме Королевы. Только он обладал способностью заставить меня отбросить осторожность.

— После ее смерти возникли некоторые сомнения в обстоятельствах того, как это случилось, — продолжал он. — Представляю, как вы переживали из-за них.

— Да, — призналась я. — Видите ли, казалось невероятным, что она способна была лишить себя жизни. Это было так не похоже на нее. Правда, она сделалась инвалидом. Если бы не Шантель — сестра Ломан, — не представляю, что бы случилось. Думаю, это было бы ужасно.

— Люди делают странные вещи. Никогда нельзя быть уверенным в их мотивах. Если не она сама покончила с собой, кто еще мог это сделать?

— Сама часто об этом думаю. Элен отчаянно хотела выйти замуж и опасалась, что мистер Орфи никогда не женится на ней, если она не принесет приданого, обещанного тетей Шарлоттой — после ее смерти, разумеется.

— Вполне достоверный мотив.

— Но это так тривиально! Кроме того, я не представляю Элен убийцей. Куда легче могу вообразить в этой роли миссис Мортон. Она всегда была сплошная загадка. Оказалось, что у нее имелась больная дочь и она мечтала жить вместе. Я знала, что она терпит жизнь у тети Шарлотты только в надежде на то, что получит после ее смерти. Несмотря на долгие годы, проведенные в Доме Королевы, я так и не раскусила миссис Мортон. И естественно, подозревалась я — основная наследница, которая была с ней не в лучших отношениях и которой доставалось все.

— Как я догадываюсь, не очень много.

— Этого я не могла знать. Только после смерти выяснилось, что она безнадежно погрязла в долгах.

— Могу представить, что вы тогда пережили.

— Это было ужасно. На меня оглядывались на улицах, шептались за спиной.

— Я знаю, — сказал он.

— Вы — знаете?

— Знаю, что значит быть под подозрением.

Я смотрела на серые в лунном свете силуэты берега, на усыпанное мириадами звезд сине-фиолетовое небо; воздух казался напоен томным ароматом мускуса.

— До вас доходили слухи обо мне? — спросил он.

— Какие слухи? Не понимаю.

— Я думал, вы, возможно, что-нибудь слышали. От Каллума, к примеру. Кто-нибудь заговаривал о «Роковой женщине»?

— Имя корабля я, кажется, слышала, но Дик ничего мне о нем не говорил.

— Вполне может статься, что вы о нем еще услышите, — сказал он, — и, если это случится, я предпочел бы, чтобы вы услышали от меня.

— Это корабль, на котором вы отплыли после…

— Да, наутро после вечера, когда вы принимали меня в Доме Королевы. Я хотел рассказать вам об этом плавании. Оно оказалось роковым и по сей день остается загадкой.

— Так расскажите.

— Каллум был у меня казначеем на «Роковой женщине», как и теперь. Несколько членов команды, которые плавали со мной в тот раз, сейчас тоже здесь. Это было совсем другое судно по сравнению с «Невозмутимой леди». То был парусник.

— И вдобавок женщина, — вставила я.

— Да, как ни странно. Видимо, это как-то сказалось. Настоящая была красавица. Баркинтина, построенная для плавания в китайских морях. Я провел ее вокруг мыса Доброй Надежды до Сиднея, а после отправился к островам. Как и в нынешнее плавание мы взяли несколько пассажиров. Один из них был торговец драгоценными камнями, некий Джон Филлимор. Он вез замечательную коллекцию бриллиантов и намеревался посмотреть австралийские опалы. По характеру он был болтлив, любил прихвастнуть своими сделками, любил пустить пыль в глаза. И он умер…

— Вы хотите сказать…

— Хочу сказать, что он умер. Доктор Грегори диагностировал апоплексический удар. Однажды вечером, после того как мы пообедали, он отправился в бар и выпил, кажется, одну-две рюмки бренди. Вообще, он пил довольно много. Потом пошел в свою каюту. Наутро, когда к нему вошел стюард, он оказался мертв.