1001 Смерть - А. Лаврин

Один из друзей осужденного реформатора некий Петр из Младоневиц оставил подробное свидетельство о последнем дне (6 июля 1415 г.) жизни Гуса, озаглавленное: «Страсти магистра Яна Гуса».

«Идя на смерть, — рассказывает Петр, — он говорил тем, кто шел рядом, чтобы они не думали, будто он хочет принять смерть за ереси, в которых его ложно и несправедливо обвинили свидетели по наущению его смертельных врагов: «Ибо все время просил я доказательств из Писания, и того мне до сего времени не дали». Люди же из этого города (Констанца) были в доспехах, провожая его на смерть.

И когда он пришел на место, где должен был умереть, преклонил колени и, руки сложив и очи горе возведя, набожно молился. А паче псалом: «В руки Твоя, Господи, вручаю душу свою», неоднократно прочитал громко и радостно, так что стоящие рядом хорошо его слышать могли.

Место, на котором он был сожжен, представляет собой как бы деревенский луг…

Когда он так молился, некоторые миряне, стоявшие около, сказали: «Мы не знаем, какие вещи он до сих пор говорил или делал, но вот видим и слышим — святые слова говорит он и молится». Иные же сказали: «Поистине хорошо было бы дать ему исповедника». А один священник, сидя на коне в зеленом кафтане, красною тафтою подбитом, с манжетами раструбом, сказал: «Негоже слушать его, и исповедника нельзя ему дать, ибо еретик есть!» Преклонив колени, Гус продолжал молиться и только усмехнулся, когда с его головы упала позорная бумажная корона. Кто-то из наемников, стоявших около, сказал: «Возложите ее опять ему на голову, да сожгут его вместе с чертями, хозяевами его, которым он служил здесь».

Тогда, восстав от места сего по приказу палачей, высоким и ясным голосом, так что хорошо слышен был, так стал молиться: «Господи Иисусе Христе, готов я с любовью и покорностью принять сию жестокую и ужасную смерть за светлое твое Писание и за то, что проповедовал святое слово твое; прости же, прошу, всем врагам моим!» Тотчас его вокруг стали водить, а он увещевал их и всех просил не думать, будто он проповедовал, учил или придерживался какой-либо из тех ересей, что ему ложно приписывали. Еще просил дать ему говорить с тюремщиками его. И когда они приступили к нему, он благодарил их, говоря: «Спасибо вам, мои милые братья, за все доброе, что вы мне сделали, ибо были вы не только стражами моими, но и милыми братьями. И знайте, уповаю на Спасителя своего во имя же Его святого закона, хочу с любовию смерть сию принять, что с Ним буду царствовать». Так по-немецки сказал он им.

Тогда, сняв с него черный кафтан и оставив в одной рубашке, привязали его руками назад к какому-то толстому просверленному колу, стянули веревками в шести или семи местах: в первом — у щиколоток, во втором — под коленями, в третьем — над коленями, в четвертом — над чреслами, в пятом — у поясницы, в шестом — у пояса, в седьмом — под мышками, а руки связали сзади; кол же, с одного конца заостривши, в этот луг, в землю воткнули. И когда лицом его к восходу солнца обратили, некоторые из стоявших около сказали: «Поверните его лицом к западу, а не на восток, ибо он еретик!» И сделали так. Затем за шею привязали его к колу какой-то черной, сажею покрытой цепью, на ней бедняк один котелок свой над огнем вешал. А под ноги ему две вязанки дров положили. На ногах же еще были у него башмаки его и оковы. Тогда вокруг него со всех сторон уложили вязанки дров вперемежку с соломой, до самого живота и по самое горло.

И прежде чем поджечь, подъехали к нему императорский маршал, а с ним Клемов сын, в последний раз увещевая магистра жизнь свою во здравии сохранить и клятвенно отречься от учения своего и проповедей. Магистр же отвечал высоким и ясным голосом: «Бог свидетель, никогда я не учил тому и не проповедовал того, что мне несправедливо лжесвидетелями приписывается. Ибо первой целью моих проповедей, учения и сочинений и прочих всех деяний было только спасти людей от греха. И на правде этой, которую писал и проповедовал, которой учил я, взяв ее из закона Божьего и толкований святых докторов, готов с веселием умереть ныне…» Услышав это, маршал и Клемов сын хлопнули в ладоши и отъехали в сторону. И палачи его тотчас подожгли. И магистр Ян гласом великим запел: «Христос, сын Бога живаго, помилуй нас!» А в третий раз, когда пел: «Иже родился от Девы Марии», поднялся ветер и бросил ему пламя в лицо. Тогда он умолк, молясь про себя до тех пор, пока не испустил дух. А перед тем как умереть, тихо шевелил губами и качал головой, как человек, который скороговоркой три раза произносит: «Отче наш».

А когда вязанки дров, сгоревшие вокруг него, рассыпались, а тело еще на колу за шею держалось, будучи привязано цепью, тогда палачи, палками повалив тело вместе с колом в огонь, еще гораздо больше дров подбросили и, обходя кругом, кости палкой разбивали, чтобы быстрее горели. А найдя голову, палкой ее развалили. А сердце, найдя среди внутренностей, палку заостривши, особо на палку ту насадили. Сжигая его на сем вертеле, еще палкой били. Тем временем палач одежду его держал, а Клемов сын, узнав, что сия одежда магистра, приказал ему со всем прочим, что там было от Гуса, с кафтаном и с поясом в огонь бросить, говоря: «Чехи это святыней сочтут и почитать станут»; палачу же обещал сам заплатить.[27]

Сжегши все дотла, весь пепел с землею вместе довольно глубоко выкопали, на тележку насыпали и бросили в Рейн, текущий поблизости, желая память о нем навеки — поскольку это в их силах — изгладить из сердец его верных.»

Д

ДАНТОН Жорж Жак (1759–1794) — деятель Великой французской революции. Блестящий оратор, Дантон с первых дней революции завоевал огромную популярность. В 1789–1794 гг. он был помощником прокурора Парижской коммуны, министром юстиции, членом Конвента, членом и фактическим руководителем Комитета общественного спасения. Но затем течение политической борьбы привело Дантона к выступлению против ожесточенного революционного террора, отмены закона о максимуме заработной платы и других экстремистских деяний якобинцев. Этого якобинцы во главе с Робеспьером ему не простили. Дантон и его друзья Камилл Демулен, Фабр, д'Эглантин и некоторые другие были арестованы и преданы суду. Суд проходил со 2 по 5 апреля 1794 г. Поскольку авторитет Дантона был еще весьма велик, обвинители из кожи вой лезли, чтобы замарать его. Наряду с реалистично звучащими обвинениями в связях со спекулянтами и дельцами-мошенниками звучали и совершенно дикие вымыслы (спустя полтора столетия этот прием активно использовали сталинские следователи и прокуроры, готовя процессы Бухарина, Зиновьева и др.). Например, главный обвинитель Фукье-Тенвиль и председательствовавший на суде Герман заявили, что Дантон хотел «двинуться во главе вооруженной армии на Париж, уничтожить республиканскую форму правления и восстановить монархию». Дантон, с его могучим голосом и темпераментом народного трибуна, перекрикивал судей, доказывал всем собравшимся в зале и около здания трибунала несправедливость возведенных на него обвинений.

— Мой голос, — гремел он, — должен быть услышан не только вами, но и всей Францией…

Один новейший американский историк назвал присяжных в процессе дантонистов «тщательно отобранной группой людей, заранее враждебно настроенных и нарушающих данную присягу. Эта оценка соответствует действительности лишь частично: члены трибунала и присяжные были искренне убеждены в том, что интересы народа, революционная целесообразность выше, чем приверженность букве закона. По слухам, Фукье-Тенвиль и Герман даже ходили в совещательную комнату, чтобы побороть сомнения присяжных, и показывали им какой-то неизвестный документ, свидетельствующий о виновности Дантона. Когда один из присяжных заколебался, другой спросил его:

— Кто более полезен для Республики — Дантон или Робеспьер?

— Более полезен Робеспьер.

— В таком случае нужно гильотинировать Дантона.

На вопрос, существовал ли «заговор, направленный на оклевета-нис и очернение национального представительства и разрушение с помощью коррупции республиканского правительства», присяжные ответили «да». Все подсудимые, кроме одного, были приговорены к смерти и в тот же день посланы на гильотину. Когда телега, на которой везли осужденных на казнь, проезжала мимо дома Робеспьера, Дантон громко крикнул: «Я жду тебя, Робеспьер!» И он его дождался (см. статью «РОБЕСПЬЕР»).

ДАРИЙ III Кодоман (379–330 до н. э.) — персидский царь династии Ахеменидов. В конце 335 г. Дарий завоевал Египет, но через два года в битве при Иссе потерпел поражение от Александра Македонского, а в 331 г. его войско было окончательно разгромлено. Спасаясь от преследования Дарий бежал в Восточный Иран. Александр устремился за ним.

Положение Дария с каждым днем становилось все более безнадежным: воины и свита разбегались, многие сдавались Александру. Наконец, Набарзан, тысячник персидских всадников, Бесс, сатрап Бактрии и Согдианы, и Барсаент, сатрап Арахосии и Дрангианы, арестовали Дария. Власть перешла в руки Бесса… Традиция приписывает заговорщикам намерение выдать Дария Александру либо, если бы последний отказался от преследования, собрать в Бактрии и Арахосии, т. е. на восточных окраинах Персидской державы, новые войска и попытаться отвоевать утраченное царство для себя…