Великий князь - Алексей Кулаков

  "Еще один жадный до власти фанатик!..".

  Вторая смерть тоже вышла случайной. Хотя царский наставник Сильвестр и помогающий ему во всем князь Курлятьев-Оболенский уже и приноровились в обращении с отравой, но истощенный частыми родами организм царицы Анастасии попросту не выдержал регулярных "угощений". Свою роль сыграли и болезнь старшего сына, постоянные недомогания и нервное потрясение от большого московского пожара - все это наложилось на действие яда и до срока оборвало жизнь молодой еще женщины.

  - Принести все для письма. Быстро!!!

  Глаза отчего-то щипало, а грудь ощутимо жгло. Ненависть?.. Нет, всего лишь горечь от нежданной потери и печаль по несбывшемуся.

  "У меня могла бы быть старшая сестра".

  Два стража черной сотни поднесли ему большую плоскую шкатулку с гладкой крышкой, обтянутой плотным зеленым сукном. Звякнула крышкой встроенная чернильница, шелестнул на зимнем ветру веленевый пергамент - а затем по его выглаженной поверхности побежало золотое перо, выводя темно-синюю вязь новой скорописи.

  - Теперь ему. Сильвестр, опиши все, что ты...

  "Не так".

  Передумав держать столь ценного свидетеля на морозе, Дмитрий распорядился отправить его в тепло, и создать все условия для подробной письменной исповеди - сам же вернулся в храм преподобного Сергия Радонежского в поисках тишины и одиночества. Увы, но во все времена эти вещи для правителей были редкой роскошью, поэтому всего через полчаса уединение младшего государя Московии было безвозвратно нарушено:

  - Что, отче? Скажешь, "Не суди, да не судим будешь?"

  Старец Зосима, промолчавший всю "беседу", подошел к юноше и мягким жестом вытер след от одинокой слезы.

  - Бог ему судия, Митрий. И тебе тоже. Не рви себе душу прошлым, живи днем нынешним и грядущим.

  Ткнувшись лбом в высушенную временем ладонь, царевич глухо признался:

  - Кто бы знал, чего мне стоило удержать батюшку от большой крови! Уговорить его не мстить огульно всем, кого подозревал. Исподволь смягчить его сердце, чтобы не рубил он головы опальным князьям-боярам, только и могущим что постоянно местничать да склочничать. Отец ведь сразу понял, что матушку отравили!.. Говорил мне, что предают его даже ближники, и что опереться толком и не на кого. Все правдой оказалось...

  - Государь.

  Отстранившись от Зосимы, наследник престола надел маску ледяного высокомерия, и только после этого обернулся к сотнику черной стражи. Кинул мимолетный взгляд на свиток в его руках, шевельнул соболиной бровью в немом вопросе "Читал?" - и получил такой же незаметный ответ "Как можно?!? И сам не заглядывал, и за другими проследил!..". Одобрительно качнув головой, младший государь Русского царства принял и развернул порядком исписанный пергамент.

  "Полюбопытствуем, что там Сильвестр накарябал. Так. И это не забыл? Хорошо".

  Увидев, как руки в шелковых перчатках скручивают телячью кожу в тугой рулончик, сотник тут же снял с пояса тул для царских посланий. Вслед за ним пояс полегчал на бронзовую сургучницу, в чашечке которой незамедлительно устроился кусочек ярко-алого сургуча. Полминуты разогрева на огоньке большой свечи (старец Зосима предпочел это "не заметить"), затем жидкую массу вылили в специальное углубление на футляре и ненадолго прижали холодным золотом большого перстня-печатки - оставив на застывшем сургуче четкий оттиск Феникса.

  "Адашева посылать нельзя, батюшка может припомнить грехи его покойного дяди. Скопин-Шуйский тоже не подходит. Бутурлин?".

  - Мстиславского ко мне.

  Вручив мемуары инока Спиридона появившемуся княжичу, его хмурый господин повелел как можно быстрее доставить великому государю "радостную весть".

  - Петр Лукич, отряди-ка ты с Федькой десяток воев.

  Жилистый боярин прямо не сходя со своего места организовал охрану-сопровождение ближнику молодого государя - всего-то парой жестов и дюжиной слов.

  - Старицкого ко мне.

  Едва заметно кивнув троюродному брату, Дмитрий тихо приказал:

  - Поручаю тебе доставить великого изменщика и подлого детоубийцу Спирьку в Москву, дабы мог он держать ответ за деяния свои перед батюшкой и митрополитом Филиппом.

  - Государь, позволь спросить? Больно квелый этот монашек...

  - Я погрузил его в особый вид сна, поэтому хлопот в пути сей головник не доставит. В себя его приведет Дивеева.

  Чуть повысив голос, царственный богомолец опять убавил количество своих охранников:

  - Петр Лукич, отряди с Василием четыре десятка стражи.

  Коротко перекрестившись на иконы, молодой правитель вышел из храма прочь, подставив лицо под резкие порывы зимнего ветра. Прикрыл глаза и глубоко вздохнул, ощущая как свирепый Борей походя разметал тяжелые пряди серебряных волос...

  - Гонец от великого государя!!!

  Ожидая, пока замученный долгой скачкой вестник спешится у поредевшей цепочки охраны, Дмитрий склонился к уху Зосимы:

  - У Сильвестра есть сын Анфим.

  Старец согласно сомкнул веки.

  - Если хочет жить, то пусть бросает все и бежит прочь из царства отца моего.

  Проводив взглядом "вспомнившего о неотложных делах" девяностолетнего монастырского насельца, царевич повернулся обратно - заодно почувствовав легкое смятение настоятеля Варлаама, которого явно мучил какой-то вопрос.

  "Знаю, что тебя тревожит - не скажется ли произошедшее на моем отношении к Кирилло-Белозерской обители?..".

  Пошатывающийся от усталости гонец наконец-то завершил свой нелегкий путь. Хрустнула печать с Единорогом, затем с легким звуком распался на две половинки тул, и под лучами закатного солнца развернулась грамотка с отеческим посланием. Довольно коротким - Иоанн Васильевич извещал сына-соправителя о том, что по его душу из Литвы прибыло Великое посольство. Не просто так, конечно, а с предложением великокняжеского венца и прилагающегося к нему трона. Посему любящий отец приказывал своему старшенькому как можно быстрее возвращаться в Москву - пока литовская шляхта и магнатерия не устали ждать своего будущего государя.

  "Отдохнул, называется!.. Ладно, не будем зажимать праздник для простых людей".

  Отдав письмо подручнику Салтыкову, и повелев прочитать его вслух, Дмитрий получил в ответ многоголосый рев восторга - в котором почти потерялись энергичные распоряжения настоятеля Варлаама об организации благодарственной службы в Успенском соборе.

   "Вот я тебе сейчас твою радость-то подпорчу!.."

  - Поистине святое место Кириллов монастырь. Только в нем мне могла открыться простая, и в то же время сложная для понимания истина - что священники суть обычные люди, и тако же, как и остальные обуреваемы страстями. Архиепископ Пимен невиновных людей на правеж и казнь отправлял, да батюшку моего постоянно обманывал. Протопоп Сильвестр ради власти убивал и опять же обманывал... И ведь им в делах их неправедных и обеты священства не помешали, и заповеди не остановили. Что скажешь, Варлаам?

   Глава 10

  - Несут! Регалии несут!..

  В первый майский день года семь тысяч семьдесят восьмого от Сотворения мира улицы Вильны были переполнены празднично разодетой шляхтой, горожанами и даже крестьянами. Кто только не прибыл в стольный град Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского! Комнаты в постоялых дворах и трактирах брались чуть ли не штурмами, дворцы магнатерии были переполнены родовитыми гостями... А уж какое столпотворение было в храме Пресвятой Троицы!

  - А кто несет-то? Кто таков?

  - То духовник Димитрия Иоанновича. Меч несет маршалок великий Иероним Ходкевич, за ним подскарбий да иные вельможи...

  - Тиш-ше!..

  Стены церкви, где Великое княжество обретало нового государя (а заодно и новую династию на троне), задрапировали благородным пурпуром и бело-золотыми полотнищами. Застелили красным подход к царским вратам алтаря , установили два вызолоченных стульца - для Великого князя и митрополита. Расстелили от стульев и до алтаря дорожку из бархата и камки, означая путь, по которому пойдет молодой правитель. Пышно украсили аналой, на который поставили золотой поднос с инсигниями - великокняжеским венцом, мечом, крестом и скипетром.

  - Идут! Ведут!!!

  Заволновалось людское море, зашумело многоголосьем - и умолкло в почтении, наблюдая величественную процессию, направляющуюся в храм. Впереди всех шел отец Мелетий, окропляя святой водой путь своего духовного сына; за ним шествовал сам будущий Великий князь, подпираемый сзади Василием Старицким, как своим ближайшим родственником; ну а за ними следовали и остальные участники предстоящей церемонии, тщательно соблюдающие свои места согласно знатности и родовитости.

  - Государю Димитрию Иоанновичу многие лета!..

  Трижды провозгласив чествование, поддержанное хоровым пением, диакон уступил место митрополиту Киевскому, Галицкому и всея Руси Ионе. Благословение, затем общий молебен... Архипастырь литовский вел службу очень прочувствованно, да и сам был весьма воодушевлен - в отличие от остального клира, озабоченного скорыми переменами. При Ягеллонах епископы западнорусской православной церкви имели определенную самостоятельность, их глава поставлялся в сан константинопольскими патриархами, и соперничал с митрополитом московским за право добавлять к своему титулу сакральную приставку "и всея Руси". При московских же Рюриковичах сохранение прежней независимости было под большим сомнением. Н-да!.. Одно только утешало литовских иерархов - положение католиков и протестантов было еще хуже. Особенно если вспомнить все слухи о набожности царевича Димитрия, и дарованной ему благодати целения. Все же, что ни говори, а епископы тоже люди - и смотреть на суету папежников и тщетность их усилий им было приятно.