Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

Буденный вышел из Майкопа 3 апреля, разгромил и отбросил далеко за Днепр отряды Нестора Махно в Гуляйполе и уже 6 мая переправился через реку к северу от Екатеринослава. Появление 1-й Конной армии Семена Буденного (16,7 тыс. сабель, 48 орудий, 6 бронепоездов и 12 самолетов), ударившей по полякам с юго-востока, неожиданно переломило ход событий в пользу Красной армии на Юго-Западном фронте. Собрав в Умани в кулак все части своего соединения, уже 26 мая красный командарм стремительно атаковал Казатин и взял его. Не пропала даром для Буденного выучка Мамонтова, Шкуро, Улагая, Барбовича и других белых генералов. Несмотря на численное превосходство поляков, 5 июня командарм нащупал слабое место в польской обороне. Он неожиданно и стремительно прорвал фронт под Самогородком. Так, наступая на Бердичев и Житомир, он вышел в тыл полякам. 3-я польская армия Рыдз-Смиглы, опасаясь окружения, 10 июня оставила Киев и отошла в район Мазовии. Через два дня 1-я Конная армия ворвалась в древнюю столицу Руси, овладела ей и навеки положила конец господству поляков на ее священной земле.

Замкомвзвода Петр Усачев установил пять пулеметных гнезд на высоких кручах Днепровского правобережья. Приказал солдатам окопаться и замаскировать окопчики зелеными ветками ивняка и тополя. Сам осмотрелся, поднес к глазам бинокль, оглядел округу. Небывалым привольем, великолепием, величием веяло и дышало все здесь, осеняло и освящало душу, ум и сердце. Июльское солнце медленно плыло в бездонной синеве небес. Вольный ветер гулял по ковылям, дубравам и садам Правобережья, прибрежной лозе, камышам и осоке низкого левого берега великой, широкой и могучей реки, еще издревле названной славянами Данапром-Словутичем. Ветер доносил запахи разнотравья, спелой вишни, спеющих яблок и слив, запахи печных дымов и костров. Высоко в небе парили соколы, зорким глазом высматривая себе добычу. А над волнуемыми ветром водами реки кружили белые чайки и, ныряя, охотились на рыбу. Даже с высоты птичьего полета, на прибрежных высотах, слышен был плеск пенистых речных волн, накатывавшихся на светло-желтый речной песок. Где-то в версте ниже по течению кавалеристы Первой конной распрягали, поили и купали лошадей в Днепре. Ветром доносило ржание коней, смех и голоса людей. Тачанки стояли без лошадей, с дышлами и оглоблями, опущенными долу. Пулеметчики неторопливо разбирали и чистили пулеметы, заправляли ленты из новеньких цинков. Винтовки стояли в пирамидах. Дымили костры, над которыми висели котлы с нехитрой солдатской снедью. Все дышало миром, покоем, отдыхало после тяжелых переходов, стремительных, горячих боевых схваток.

«Не иначе, по-тихому и горилку там пьянствуют, чтоб комиссары не заметили», – подумал Петр.

С юга, оттуда, где в синей дымке Днепровской дали, в лучах солнца сияли блики золотых куполов и виднелись очертания высоких колоколен и зданий Киева, принесло разливы церковного перезвона.

«Обедню отслужили. Верно, в Лавре звонят», – подумал Петр.

С этими мыслями он снял фуражку с красной звездой и неброско перекрестился. Солдаты его взвода, кто постарше, также снимали фуражки и осеняли себя крестным знамением.

– Э-эх! Вот он, Киев – мать городов русских! Думал ли, что придется увидать его когда, – произнес Петр негромко.

– Почему мать? Киев-то мужеска рода. Знать – отец! – высказался усатый немолодой, опытный солдат, воевавший еще в германскую.

– Вообще-то ты прав, Петрович. Но так уж исстари повелось. Почему-то матерью нарекают, – отвечал Усачев.

Верстах в четырех западнее ударили орудия. Свист и вой снарядов пронесло над головами пулеметчиков. Два из них упали недалеко и взрывами порушили скат береговой кручи. Два других снаряда ударили далее по мелководью прибрежного плеса, подняв фонтаны мутной воды и песка. Кавалеристы, купавшие коней, засуетились и начали спешно седлать и запрягать.

– Э-э-э, это – пристрелка. Скоро начнется! Не желает лях отдавать Киев России, – негромко промолвил Усачев, разворачиваясь и обращая бинокль на запад.

– Так точно, товарищ комвзвод. Не хотит отдати. Дак мы яво и спрашивать не бум, – соглашаясь и кивая головой, подтвердил усатый.

Попытки малочисленных войск ком. Юго-Западного фронта Егорова помешать отступлению 3-й польской армии окончились неудачно, несмотря на стремительный успех Первой конной. Польские войска, перегруппировавшись, попытались перейти в контрнаступление. Войска генерала Леона Бербецкого нанесли удар по фронту 1-й Конной армии под Ровно 1 июля. Это наступление не было поддержано смежными польскими частями. Войска Бербецкого были отброшены русской конницей и обращены в бегство. Поляки предприняли еще несколько попыток захватить Ровно, однако 10 июля он окончательно перешел под контроль РККА.

На рассвете 4 июля Западный фронт Михаила Тухачевского также перешел в наступление. Основной удар наносился на правом, северном фланге, на котором было достигнуто почти двукратное превосходство в людях и вооружении. Замысел операции заключался в том, чтобы кавалерийский корпус Гая обошел с фланга польские части. Силы Белорусского фронта должны были оттеснить 4-ю польскую армию к литовской границе. Эта тактика принесла успех. Польские 1-я и 4-я армии начали быстро отходить в направлении Лиды 5 июля. Не сумев закрепиться на старой линии немецких окопов, они в конце июля отошли еще западнее – к Бугу. За короткий период времени Красная Армия продвинулась более чем на 600 верст. 10 июля поляки оставили Бобруйск, 11 июля они ушли из Минска, 14 июля части РККА взяли Вильно. 26 июля русские солдаты и кавалерия в районе Белостока своими сапогами и копытами коней попирали уже польскую землю. А 1 августа, несмотря на приказы Пилсудского, русским войскам почти без сопротивления был сдан Брест.

В ходе успешно проведенной операции в июне 1920 года и разгрома конной группы Жлобы частям Русской армии удалось прорваться к Донбассу. Отряд в 800 бойцов под началом половника Назарова высадился восточнее Мариуполя 9 июля и занял станицу Новониколаевскую. Но красные уже приобрели опыт общения с флотом Врангеля. К этому времени они создали свою Азовскую флотилию из 13 кораблей, попавших к ним в руки в различных портах. Это были канонерки, сторожевики, вооруженные артиллерией пароходы. Выведенная в море, эта флотилия встретила суда, везущие подкрепления Назарову, и после полуторачасового боя вынудила их повернуть обратно. Затем с моря красные начала бомбардировку Новониколаевской, к которой подтягивались армейские части. Командование противника было явно напугано десантной операцией белых. Для ликвидации десанта была создана целая войсковая группа из одной пехотной и двух кавалерийских дивизий. После тяжелых боев 15 июля Назарову удалось прорваться на восток и двинуться рейдом по станицам. За счет присоединившихся казаков его отряд вырос до полутора тысяч бойцов.

Но никакого восстания не произошло. Дон был обескровлен. Кто полег в боях, кто ушел с белыми, кто находился в плену у красных, кто умер от тифа, кто был подметен мобилизацией. Станицы стояли полупустые. Люди жили впроголодь, не в силах прокормить не только Назарова, но порой и самих себя. Многие прошедшей зимой бежали от красных и потеряли все имущество. В дополнение всех бедствий на Дону началась эпидемия чумы.

Красные преследовали Назарова по пятам. В районе Константиновской, прижав к Дону, они окружили его. Отряд был разгромлен. Часть его погибла, часть рассеялась. Назаров с небольшой группой ушел за Маныч. Но и там группу настигли и добили. Полковнику удалось уйти, хотя вскоре он был задержан. При аресте Назаров сумел выдать себя за обычного дезертира. Потом сбежал. Лишь осенью добрался он до Крыма… Единственным положительным результатом десанта стало то, что он на время оттянул значительные силы красных.

Реорганизованные и перевооруженные соединения донских казаков срочным порядком перебрасывались из Южного Крыма в Северную Таврию для пополнения Донского корпуса атамана Богаевского, сражавшего в восточном направлении. На пути казаков раскинулась древняя столица Крымского ханства. Бахчисарай показался Туроверову подобием большого и пестрого татарского аула, разместившегося в огромном ущелье. Кривые улочки, порой грунтовые, порой мощеные камнем, вьются и разбегаются в разные стороны от единственной большой улицы – дороги, ведущей от устья ущелья к его истокам. По дну ущелья течет мутная речушка, что берет начало где-то высоко в распадах скал.

Выложенные из желтого известняка, а то и глинобитные сакли и домики, крытые то черепицей, то камышом, беспорядочно лепились друг к другу или к уступам-утесам гигантских скал. Пики минаретов маленьких мечетей высились то там, то тут над крышами невысоких домиков. Смешанный запах горящего кизяка, конского и коровьего навоза наполнял улицы. Козы паслись по более пологим подъемам скал. Словно в большом селении, здесь ржали кони, мычали коровы, блеяли овцы, пели петухи и кудахтали куры. Не слышно было только хрюканья свиней в хлевах. Все это было знакомо Туроверову. Его поражало другое – ущелье, словно каменными стенами циклопической кладки, ограждено было гигантским монолитом скал, поднимавшихся на высоту до двухсот и более метров. Никакая рукотворная человеческая постройка не могла тягаться с этим грозным и дивным явлением природы и делом рук Творца. Вероятно, Великий потоп промыслом Божиим промыл это ущелье, унеся с собой в океан мягкие породы и оставив эти гигантские меловые скалы – следы еще более древнего допотопного моря, простиравшегося когда-то по лику Восточной Европы.