Просторы Многомирья - Дмитрий Щербинин

В это же самое время продолжали сражаться с Тифмами каменный Гхал и четверорукий Виш. Они стремительно налетали на врагов, богатырскими ударами сминали их железные корпуса, разрывали провода и, чтобы избежать холода, двигались ещё быстрее…

Крылов успел предупредить их, чтобы они не пытались мерятся силами с железным Степаном – они и не пытались. Ну а Степан не обращал на таких ничтожных противников внимания.

И вот, когда в очередной раз устремились на Крылова Тифмы, и когда Крылов, обхватывая их своими изумрудными нитями, начал заглатывать их, то и Степан бросился на живой корабль.

Мягкий, такой родной голос ЧИПА нашёптывал Степану:

«Ты сделаешь это, и скоро встретишься со своей женой и детьми… Уничтожь Его… Поглоти Его…»

В трюме Крылова вновь стало холодно и темно. На стенах образовалась ледяная короста, и корабль закричал, так как не в силах он был привыкнуть к этой боли…

Это поглощал Крылов новых Тифм, и именно в эти тяжёлые для него мгновенья, врезался в борт живого корабля Степан. Его металлическое тело покорёжило борт, а потом Степан нанёс ещё несколько ударов. Каждый из этих ударов мог бы вышибить самые прочные крепостные ворота, любой летучий корабль был бы разбит на куски, но у Крылова только образовалась в борту небольшая пробоина.

В края этой пробоины вцепился железными руками Степан, и, повинуясь командам ЧИПА, начал раздирать её. Крылов испытывал такую же боль, какую испытывал бы человек, если бы его тело раздирали крючьями. Страшно закричал он, а внутри его стало холодно, как в морозильнике.

Выкрикивала заклятья Нэния, взмахивала руками, и из ладоней её вырывались потоки жаркого, плотного воздуха, били по Степану, но он не отступал.

В животе и на груди Степана открылось множество отверстий, и из них заструились стремительные нити, похожие на нити Крылова, но только ещё с металлическим блеском, потому что порождало их не только изумрудное сердце, но и холодное, железное чародейство ЧИПА. Прыгнула, вцепилась в одну из этих нитей пантера Ява. Так, верная, пыталась она спасти свою хозяйку Эльрику, но сама погибла, потому что другие нити пронзили её тело. И тут же Ява сжалась, словно проткнутый воздушный шарик. Всё, что было в ней, вобрал в себя Степан. Но Степан не разросся – он просто стал ещё сильнее.

Также его нити впивались в корпус Крылова, словно пиявки высасывали из него жар и энергию. Степан мог осушить всего Крылова, превратить его в ничто, но и Крылов боролся – тоже впился в Степана своими нитями, тоже пил его энергию. Так и происходила эта борьба: Крылов то становился совсем тёмным и холодным, то разгорался, и от сердца его исходил жар.

А Эльрика выхватила свой охотничий нож, примерилась и со страшной силой запустила его в глаз Степана. Его глаз был выточен из драгоценного кристалла, и нож не выбил его, но зато застрял между ним и стальным веком; одна из нитей потянулась, попыталась вытащить его, но из–за спешки ударила неточно, пробила–таки глаз и тот начал наливаться багровым свечением. Впервые за всё время Степан издал болезненный вопль.

Он попытался выдернуть нить из глаза, но что–то уже испортилось в его сложной полумеханической полумагической системе, и, чем сильнее он двигался, тем больше наливался багровым свечением его глаз. Свет этот переходил с его глаза и на голову – появлялись на ней трещины. Разгневанно шипел Степан, вытягивал к врагам нити, жаждал высосать всю их жизнь.

Но ещё большую ярость испытывал Винд. Он размахнулся и нанёс удар изумрудной плетью, которая теперь была частью его тела. Винд целился в его металлическую шею, хотел просто сорвать железную голову с плеч. Но был Винд ещё неопытен, и удар пришёлся только по предплечью. Плеть обмоталась вокруг левой руки Степана, начала впиваться в него.

Теперь Винд чувствовал сильный холод и, вместе с тем – приток энергии. Это плеть выкачивала силы из Степана, и делилась ей со своим хозяином – Виндом.

Винд хотел высвободить плеть, чтобы нанести ещё один удар, и попросту разрубить Степана надвое, но плеть скрутилась вокруг предплечья, и, чем сильнее тянул Винд, тем сильнее впивалась в него.

А Степан и пытался вырваться от Крылова, спасти свою жизнь. И уже ничего не значил голос ЧИПА, который всё нашёптывал ему убеждающие слова, побуждал сражаться.

Казалось Степану, что он снова в Москве, и выполняет он свою работу, что он – пожарный. И горела квартира. Огонь отрезал Степана от его товарищей; и со всех сторон видел он только подступающие обжигающие вихри. Слепящее пламя впивалось в его тело, добиралось уже до самых костей, выжигало глаза. Тогда паника овладела и он бросился бежать.

Вот перед ним окно. Степан не знал, на каком он этаже. Главное – вырваться из огненного ада, туда – в морозный, блаженный воздух.

Эта отчаянная попытка удалась ему. Никому из слуг ЧИПА не удалось бы вырваться из нитей Крылова, а вот Степану удалось – неистовый, человеческий дух помог ему в этом. Именно на эту силу и рассчитывал ЧИП…

Степан нёсся прочь от Крылова, а за ним мчался Винд. Сильный, ледяной ветер метал Винда из сторону в сторону. Юноша и рад был бы освободиться, да ведь изумрудная плеть была частью его тела, а она впилась в Степана, и не мог Винд её освободить.

Здесь, за пределами Крылова, исполинская железная сфера Ой–Чип–она показалась Винду действительно жуткой, готовой смять его, словно ничтожного муравья. И он закричал, зовя на помощь, кого–нибудь из своих друзей.

В какое–то мгновенье промелькнуло перед ним лицо Эльрики. Но это было лишь виденье. Винд действительно хотел, чтобы она, зеленоволосая красавица, была рядом с ним, но Эльрика осталась в трюме Крылова, а единственный, кто поспел за ним, был каменный Гхал (Виш и его Скул в это время сражались с Тифмами).

А вот Гхал, как раз смял голову очередной Тифмы своей могучей ручищей и погнался за Виндом. Яркая струя горючих газов длинным и густым потоком выбивалась из его зада. Несмотря на то, что Гхал полностью выкладывался, расстояние между ним и Виндом не сокращалось. И Гхал рычал:

– Он несёт тебя прямо в Ой–Чип–он!

А Винд простонал:

– Только не оставлю меня! Вместе мы что–нибудь придумаем…

– Не оставлю! – громыхал Гхал.

А Степан всё ещё не мог прийти в себя, всё ещё терзали его кошмарные огневые видения. Причиной тому была его собственная нить, попавшая ему в глаз. Из его растрескавшейся головы сыпались искры, он рычал, издавал страшные вопли, и даже разбил несколько Тифм, случайно попавшихся на его пути. На Винда он не обращал внимания – его просто не существовало для измученного Степана.