Т-34 — амазонский рубеж - Игорь Подгурский

Последний разрыв ракеты заставил пулемет замолчать. На левом фланге еще стреляли из леса автоматчики по залегшим подводникам, однако Фридрих был уверен: товарищи поймут, что пулемет прекратил огонь, и изменят тактику.

Лейтенант точно не знал, уничтожил он пулеметчика или нет. Двое подводников поползли дальше, стараясь определить, в каком месте могли засесть враги. Примерно в двадцати метрах за поваленным деревом виднелись густые кусты. Место мало подходило для новой засады. Но молодой офицер решил подстраховаться. Он выпустил по ракете в левый и правый край кустов и прислушался к разрывам. Ему показалось, что второй взрыв прозвучал глуше, чем первый. До него как будто донесся сдавленный стон. Чей-то словно проглоченный вопль, только чуть-чуть вырвавшийся наружу. Штурман выпустил в правый край кустов еще одну, последнюю ракету. Потом, положив «панцершрек» на землю, взял в руку автомат, до этого перекинутый на ремне через спину. Обер-фельдфебель от потери крови ползти уже не мог. Он остался лежать, сказав, что будет прикрывать лейтенанта огнем из «шмайссера».

Осторожно хлопнув на прощание моряка по плечу, Фридрих пополз к кустам.

— Порядок, герр офицер. К бою готов!

Второй номер расчета тут же начал стрелять по каждому подозрительному, на его взгляд, месту. Моряк методично всаживал очередь за очередью по кустарнику, расстреливая магазин за магазином.

«Надолго патронов у него не хватит».

Лейтенант упрямо полз вперед по-пластунски. Он двигался, стараясь как можно плотнее вжиматься в землю. Левая рука вперед, оттолкнулся правой ногой. Левая-правая, левая-правая… Зеленые кусты, со срезанными осколками верхушками, стали на несколько метров ближе. Переползание в густой траве отнимало последние силы.

Штурман устал от невероятного напряжения. Во рту пересохло. Но не так, как прежде, — не от жажды, о жаре он давно забыл, а от страха и смертельной усталости. Офицер продолжал ползти. Из кустов больше не стреляли. Когда до них оставалось метров пятнадцать, подводник замер и, выдернув чеку, бросил ручную гранату. Немного выждал, а затем бросил еще одну. Последнюю. Дождавшись взрыва, он вскочил и, пригибаясь, добежал до кустов.

Ни убитых, ни оружия он там не нашел, только большое кровавое пятно, россыпь стреляных гильз да примятая трава. Желтые латунные цилиндрики весело поблескивали среди стеблей. Фридрих сделал несколько осторожных шагов, пробираясь сквозь колючую зелень. Раздвинув ветви, он увидел прямо перед собой лежащего на боку врага — белого мужчину с коротким ежиком пшеничного цвета волос. Он был одет в пятнистые штаны и куртку-балахон, почти такие же, как у их «пассажиров», которых они высадили ночью на берег. Похожие, но все-таки другие. В раскраске маскхалата у лежащего на земле солдата преобладали более темные цвета. В первый миг лейтенанту показалось, что он видит одного из их «пятерки»: у мужчины были точно такие же глаза, как у десантника, проводившего инструктаж о правилах пользования гранатометом. Цепкие равнодушные глаза, как у акулы, только более тусклые.

Они уставились друг на друга в немом изумлении. Их разделяло не более трех метров. Фридрих увидел русский пулемет с круглым диском и расщепленным прикладом. Увидел огромную рану на ноге, алеющую рваными краями сквозь разрезанную штанину… Увидел широкую улыбку, появившуюся на лице мужчины.

Эта подкупающая улыбка и удержала палец на спусковом крючке «шмайссера». Штурман уже нацелил автомат, чтобы расстрелять вражеского пулеметчика одной длинной очередью.

— Хайль Гитлер! — рявкнул раненый, не переставая тянуть губы в широкой подкупающей улыбке.

— Хайль! — автоматически отозвался немецкий офицер.

Улыбка плюс обмен приветствиями. В итоге молодой лейтенант потерял почти целых три секунды.

Младшему лейтенанту Василию Фатигарову этих секунд хватило за глаза. Немец с красным, словно ошпаренным, лицом еще шевелил губами, произнося ответное «хайль», а финка, которой советский диверсант распорол штанину на раненой ноге, уже летела ему точно в кадык. С такого расстояния Василий мог попасть во фрица с закрытыми глазами, ориентируясь лишь по звуку.

Штурман захрипел, пуская ртом кровавые пузыри. Инстинктивно он выпустил автомат и схватился за шею, пытаясь вытащить стальную занозу. Немец так и завалился на спину, не отпуская рук от горла.

Фатигаров на боку пополз дальше от места схватки. Жаль, нет времени вытащить из убитого финку. Может, фашист был не один? Досадно, знатный был «ухорез». Диверсант в свое время «одолжил» его у белофиннов, да так и не сподобился вернуть. Он так сроднился с трофейным клинком на боевых выходах, что начал считать его своим личным оберегом. Вот и на этот раз не подвел.

Если разобраться по совести, предыдущему владельцу клинок давно был без надобности. Финн вместе со всеми остальными лыжниками истребительного отряда остался лежать ничком в глубоком снегу, заметаемый поземкой. Небольшие по численности, но очень мобильные в условиях суровой зимы тридцать девятого года отряды шючкора, отрядов самообороны Финляндии, вовсю хозяйничали на тыловых коммуникациях частей Рабоче-Крестьянской Красной армии, забуксовавшей на Карельском перешейке. Хотя почему хозяйничали? Это была их земля, а большевикам стоило напомнить, что они здесь непрошеные гости. Такие летучие отряды рвали тыловые колонны, как тузик грелку. Одиночными машинами тоже не брезговали. Сделав дело, финны растворялись без следа в зимнем лесу среди заснеженных деревьев.

Передовые части, завязшие на линии Маннергейма, не могли нормально сражаться без регулярного подвоза боеприпасов и продовольствия. Порядок в тылу смогли навести, только когда на уничтожение лыжников-диверсантов бросили поисково-истребительные группы, сформированные в авральном порядке из офицеров и сержантов тактической разведки особого Ленинградского военного округа. В вышестоящих штабах мудро решили, что клин завсегда легче выбить таким же клином. Поставленную задачу можно было сравнить с тем, как если бы гвозди начали заколачивать телескопом, прибором дорогим и предназначенным совсем для других целей. Разведчики «заточены» для выполнения совсем других задач. Но они не подвели, войсковые истребители зачистили тылы от финских диверсантов. Тогда Фатигаров и обзавелся идеально сбалансированным ножом с рукояткой из оленьего рога…

Младший лейтенант решил, что на сегодня для него война закончена. Сердце бешено колотилось.

Надо поскорее уползти, затаиться на тот случай, если немцы решат прочесать местность. Потом надо перевязать рану и добраться до запасной точки сбора группы. Василий знал, что доберется до «лежки». Как здорово он притормозил немчуру. Всего одна фраза, а цена ей человеческая жизнь. Заметьте, не его жизнь.

Распечатан бинт из индивидуального медицинского пакета. Поверх язвы-раны наложен на бедро жгут, сделанный из ремня, отстегнутого от «дегтяря».

«Ничего, от карателей с овчарками, специально натасканными на людей, уходил и от морячков уйду. Не впервой. Еще те охотнички за головами. Прут по лесу, как стадо бегемотов. За километр слышно…»

…То, что произошло с головной походной заставой, действующей в разведдозоре, рассеяло последние сомнения командира. Слишком уж хорошо, слишком профессионально все было организовано. У старпома возникло жуткое ощущение, что враги играют с ними, как кошка с мышкой. Он увидел себя одиноким пятнышком на экране чужого радиолокатора. Враги наблюдали за каждым передвижением его отряда. Поджидали их в удобном для себя месте, в удобное для себя время. Все рассчитали. Даже солнце сегодня было у них в союзниках. Светило немцам в глаза, выжимая слезу и мешая целиться. Офицер твердо знал, что впереди их ждет смерть. Возможно, враги как раз теперь выбирают, стрелять ему в голову или живот, и советуются, что будет лучше.

Старпом увидел, что моряк, лежащий перед ним, в несколько длинных очередей расстрелял магазин по ближайшим кустам. Ответная стрельба по подводникам не снижала темпа, но офицер не мог определить, откуда ведется огонь. Он старался угадать расположение огневых точек противника по вспышкам, но как ни вглядывался в непроницаемую стену леса, ничего обнаружить там не смог. Из-за такой неопределенности офицер пришел в уныние, граничащее с отчаянием. Это напомнило старпому внезапную грозу, случающуюся в тропических широтах, когда кажется, что грохот никогда не прекратится, а будет возрастать и усиливаться, пока не смоет все на своем пути. Но дождь когда-нибудь заканчивается. Неожиданно стало заметно тише, а потом, прежде чем старпом осознал, что произошло, наступила тишина.

Старший помощник капитана четко знал цель задания подводников, включенных в состав десанта: добраться и закрепиться у высокой скалы, одиноко взметнувшейся ввысь над джунглями, словно палец исполина, грозящий небу. Еще он точно знал, что если жалкие остатки десанта не вернутся на лодку, то сил и возможностей моряков, оставшихся на субмарине, не хватит, чтобы не то что вернуться домой, а просто убраться отсюда восвояси. Им не добраться до океана. Громадному судну будет суждено встать у берега на вечную стоянку.