СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 2 - Клод Фаррер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я так мало путешествовал, — сказал аббат Мюр после долгого молчания, — и не утверждаю, конечно, будто наша маленькая Франция — самая красивая страна на свете. Ей до этого, конечно, далеко. Но я склонен думать, что она — одна из самых трогательных и волнующих.
— Господин аббат, — ответил доктор Шимадзу после некоторого раздумья, — вы говорите мудро. Что касается меня, то я много путешествовал. И хоть я, человек весьма заурядный, использовал это преимущество гораздо меньше, чем это сделал бы другой на моем месте, я все-таки смею утверждать, что ваша Франция не только величественна и грандиозна, но что она хватает за живое всякого, кто смотрит на нее без предвзятости и предубеждения. Сколько великих событий разыгрывалось во Франции и какой глубокий, неизгладимый след они оставили! Глядя на Францию, кажется, что читаешь какую-то чудесную историческую поэму с драгоценными иллюстрациями, нарисованными небом и солнцем… Вот одна из таких иллюстраций…
И он указал рукой на величественный готический храм.
— Да! — сказал священник. — В этой стране бушевали страсти!
— Это страна страстей, — ответил японец, — страна многообразных страстей, добрых и злых, красивых и безобразных, страна величайшего эгоизма и величайшего самопожертвования, страна битв, страна мудрости и безумия, страна бесчисленных контрастов! Именно потому она так и волнует человеческое воображение…
Он вдруг улыбнулся и заметил:
— Как я бестактен, рассказывая вам то, что вы знали задолго до меня. К тому же я забыл, что вы — католический священник, и что исповедуя прихожан, вы гораздо лучше меня знакомы со страстями, которые кипят во Франции…
— О! — сказал аббат Мюр. — Страсти кипят не только во Франции.
— Совершенно верно! — ответил доктор Шимадзу. — Но только во Франции они создают столько противоречий. По крайней мере, по моему скромному мнению…
Тем временем послышался стук в дверь маленькой гостиной, и старуха — служанка аббата Мюра, типичная служанка деревенского кюре — просунула голову на площадку.
— Господин аббат, пришла дама… госпожа…
Она совсем тихо произнесла имя…
— А! — с живостью отозвался аббат Мюр.
— Да! Она хочет беседовать с господином аббатом…
— А!..
Аббат Мюр, слегка озадаченный, в нерешительности взглянул на своего друга Шимадзу.
— Господин аббат! — воскликнул японский врач. — Пусть мое присутствие вас не стесняет! Ведь я только зашел к вам на минуту. Я сейчас лишь прибыл в Париж, и у меня тут тысяча разных дел… Позвольте мне пока вас покинуть…
— Пусть будет так! — согласился аббат Мюр.
Обернувшись к служанке, он сказал:
— Попросите даму присесть. Я сейчас выйду к ней.
Японец уже надел пальто и шляпу.
— Сказать по совести, — заметил он, открывая дверь, — я пришел сюда в надежде увести вас куда-нибудь поужинать. Вы оказали бы мне большую честь и доставили исключительное удовольствие… К тому же это было бы превосходным началом для моего пребывания в Париже: я ведь вам сказал, что только что сюда приехал…
— Боже мой! — воскликнул аббат в нерешительности. — Вы же знаете, что я никогда не ужинаю в городе…
— Конечно, конечно! Но ведь это, собственно говоря, не будет вовсе в городе… И потом мы будем ужинать только вдвоем — вы, да я…
— Мне не хочется отказывать вам… — начал было аббат Мюр.
— Не хочется? Ну и слава Богу! Значит, решено. А главное — не переодевайтесь и вообще не беспокойтесь зря. Мы поужинаем запросто, в том виде, как сейчас. А теперь я ухожу. Пожалуйста, не провожайте меня! Итак, до скорого свидания! Я буду у вас около восьми.
Доктор Шимадзу снова поклонился и вышел.
В ту же минуту явилась служанка и доложила:
— Госпожа Эннебон…
Глава пятнадцатая
Мадам Эннебон заканчивала свой рассказ, скромненько сидя на стуле возле аббата Мюра.
— Так вот какого мужа вы осмелились дать своей единственной дочери!.. — с трудом проговорил он, задыхаясь от волнения.
— Но, господин аббат, — убежденно возражала госпожа Эннебон, — ведь это же должен был быть только фиктивный брак!
— Фиктивный брак!.. — воскликнул священник. — Я не знаю случая, чтобы Церковь освятила такую пародию таинством обручения!
— О! — воскликнула госпожа Эннебон, искренне удивленная. — Возможно ли это? Я ведь сама слышала, как вы однажды рассказывали о папе Григории VII Гильдебранде, благословившем фиктивный брак некоей графини Матильды!
— Да будет проклят мой язык! — сказал священник. — Как смел я говорить об этом, не подумав, чьи уши меня слышат.
Он умолк на минуту, затем продолжал:
— Уже слишком поздно принять сегодня вашу исповедь. Я хочу поисповедовать вас в церкви. Впрочем, пожалуй, для вас и лучше, если вы будете иметь достаточно времени, чтоб побеседовать наедине со своей совестью. Да и я тоже должен обдумать условия, на которых я, может быть, решился бы дать вам отпущение грехов. Пожалуй, мне придется даже посоветоваться по этому поводу с моим духовным начальством.
Госпожа Эннебон попробовала еще возражать:
— Я совсем не собиралась исповедоваться. Я пришла сюда только за советом.
Мадам Эннебон рассказала аббату свое дело просто и без особенного конфуза, — только начать ей было трудно. Она словно предполагала, что он давно все знает: ведь она уже много лет исповедовалась у него — разумеется, «осторожно» — и была с ним очень откровенна. Конечно, она была грешницей — но такой покорной и кающейся! Она много грешила по части прелюбодеяния — грешила повторно, все вновь и вновь впадая в старый грех, — но ведь она так трогательно сокрушалась о своей греховности! Кто же решится строго осуждать ее за то, что она имела утешителей в своем соломенном вдовстве? Только неумолимая Церковь могла карать за это, больше никто! Аббат Мюр, суровый служитель Церкви, привыкший, однако, к людским слабостям, до сих пор еще ни разу не отказал в прощении грешнице, преисполненной крепкого желания исправиться. Наконец, о Боже мой, сколько парижан видели мадам Эннебон и красавца Поля де Ла Боалля вдвоем, что, будь только аббат Мюр немножко более светским человеком, он уж давно догадался бы, о каком опасном соблазнителе она так много рассказывала ему на исповедях.
Но аббат Мюр никогда не любопытствовал узнать его имя, и потому разоблачения мадам Эннебон поразили его как гром из ясного неба.
— Вы пришли за советом? — повторил он, все еще не вполне опомнившись от неожиданного потрясения. — О Боже! Какого совета ждете вы от меня, несчастное дитя? Вы с легким сердцем сами загнали себя в такой тупик, что я не знаю, чему мне больше удивляться, вашей бессознательности или вашему безумию? Как? Вы при этом думали, что не совершаете ничего дурного? Вы рассчитывали, что ваша ужасная комбинация даст благие результаты? Но хорош и этот Поль де Ла Боалль, слепо последовавший за вами, давший вовлечь себя в эту авантюру, из которой оба вы можете извлечь для себя только горе и стыд!
