Комиссар госбезопасности - Юрий Семенов

Ярунчикову впору было задержать сотрудников или даже крикнуть им вслед: «К бою готовьтесь! С семьями… как положено в таких случаях. На войну идем!» И шел со всеми к выходу, самый суровый и строгий, потом уединился в кабинете, заходил из угла в угол, раздумывая, с чего начать сборы.

Впереди оставалась одна ночь.

…Рано утром в субботу из Киева вышла неоглядная колонна легковых и грузовых машин, броневиков и танкеток. Штаб, Военный совет, особый отдел округа и подразделения охраны выступили в Тернополь. Командование округа не знало, что завтра с ходу начнет управлять боевыми действиями войск Юго-Западного фронта.

Обстановка на границе была под пристальным вниманием партии и правительства. Сведения о подготовке к войне поступали из различных источников, в том числе и от военного атташе в Берлине генерал-майора Василия Ивановича Тупикова. Назывались даже даты начала вторжения.

Надвигались грозные события. Поэтому «…21 июня, когда поступили неопровержимые данные о том, что 22—23 июня гитлеровская армия нападет на нашу страну, Советское правительство приняло решение предупредить командование приграничных военных округов и военно-морских флотов о грозящей опасности и привести Вооруженные Силы в боевую готовность. Директива о приведении в боевую готовность сухопутных и военно-воздушных сил западных приграничных военных округов Красной Армии передана военным советам этих округов в половине первого часа 22 июня».

…Немецкий солдат-перебежчик дал сведения о том, что «в четыре часа утра 22 июня гитлеровские войска перейдут в наступление на всем протяжении советско-германской границы». Это же подтвердили вечером 21 июня два других перебежчика, сообщивших, что войска рейха уже заняли исходные позиции для наступления.

И час его настал.

Всю ночь Михеев пытался связаться с Ярунчиковым. Но особый отдел округа еще был только на подходе к Тернополю.

Около восьми утра Никита Алексеевич позвонил сам.

— Бомбят! — кричал он в трубку. — И нам, колонне, на подходе к Тернополю досталось.

— Что на передовой? — спросил Михеев.

— Бои по всей границе. Точнее доложу позже, не разобрался еще. Танки прорвались. О немецких говорю… Трое оперработников погибли.. Пригода контужен.

— Чем занимается отдел?

— Разгрузились, помещение заняли…

— Нечего сидеть в Тернополе! Пошли руководящий и оперативный состав во все армии и на критические участки. Пусть в частях, на передовой работают. Там сейчас от них больше пользы будет. Соображения — тоже. И тебе станет все яснее. Надо — отзовешь.

Зазвенел телефон-вертушка. Михеев снял трубку, продолжая разговор с Ярунчиковым:

— Разберись в обстановке и срочно доложи.

Из второй трубки расслышал:

— Товарищ Михеев? Вас просит к себе Нарком обороны.

Снова звонок по ВЧ. Вызывал Львов.

— Докладывает Пригода, — задребезжало от его густого голоса в трубке. — Вернулся из Рава-Русского района. Ярунчикову доложил, он велел с вами связаться.

— Рассказывай, не тяни, — поторопил Михеев.

— В четыре утра немецкая артиллерия открыла ураганный огонь, а через пятнадцать минут противник начал наступление. На львовском направлении враг не прошел. Отряд пограничников майора Малого четыре часа отбивал атаки, а тем временем части сорок первой стрелковой дивизии генерала Мишукова заняли полевые рубежи и отбросили фашистов там, где они вклинились в нашу оборону. Успеху дивизии помогли умелые действия двух пулеметных батальонов, ими командует полковник Сысоев. Они из дотов прикрывали основные направления на Львов.

— Как особисты себя ведут?

— Достойно, Анатолий Николаевич, мужественно, все сотрудники особого отдела шестой армии находятся в боевых порядках. Двое погибли.

— И ты ранен, говорят?

— Информация же у вас, Анатолий Николаевич…

— Ранен, спрашиваю?!

— Да нет, легонько контужен, пустяк совсем, уже отзвенело в ушах, чувствую себя хорошо.

— Смотри у меня!.. На тебе посерьезнее задачи, чем лезть под огонь. Как складывается оперативная обстановка?

— Нынче везде под огнем… Появились диверсионные группы в нашей военной форме и в гражданской одежде, похоже, сброшены десантом. Нарушают линии связи, особенно в звеньях армия — корпус — дивизия. Им активно помогают оуновцы. По этому поводу мы только что послали вам шифровку, просим поставить вопрос в верхах об охране тыла действующей Красной Армии.

— Одобряю, сейчас же доложу наркому. Ежедневно информируйте об оперативной обстановке, — закончил Михеев.

Между тем надо было спешить к Наркому обороны. Анатолий Николаевич сложил лист бумаги с записью фронтовых новостей и, кладя его в карман, нащупал письмо от матери, которое получил вчера утром. Еще не было случая, чтобы он не прочитал ее весточки сразу. Уже сидя в машине, бегло просмотрел письмо, но мало вникал в его смысл, посматривая на улицу. Все вокруг, казалось, выглядело прежним, неизменным. В центре столицы и всегда было людно, подвижно. Но стоило немного присмотреться, как бросалась в глаза обеспокоенность и тревога на лицах прохожих; люди стихийно объединялись небольшими группами, где каждый рассчитывал на чью-либо осведомленность, большее понимание свершившегося.

Война! Сколько времени она близилась, надвигалась! И все-таки грянула неожиданно…

«На фронт надо… — подумал Михеев и решил попросить Наркома обороны отпустить его. — На фронт! На Юго-Западный».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 18

Мандат Военного совета Юго-Западного фронта давал капитану госбезопасности Плетневу чрезвычайные полномочия в прифронтовом Львове для борьбы с террористами, мародерами, вражескими лазутчиками, наводящими панику в городе. Необходимо было решительное чекистское вмешательство с особыми правами. Выбор Михеева остановился на Дмитрии Дмитриевиче. Ярунчиков предостерег по телефону:

— Горячий он слишком, будоражный, не наломал бы дров.

— Какие дрова, когда лес горит! — оборвал Михеев. — Размазне там делать нечего. Мандат Плетневу я согласовал с членом Военного совета Бурмистенко.

…Чем ближе к Львову, тем затористей становилась дорога. Грузовая машина с опергруппой Плетнева, которой были приданы красноармейцы-пограничники, еле продвигалась по шоссе, забитому встречными автомобилями, повозками, тележками, велосипедами. Двигался нескончаемый поток людей. Дорога гудела, шевелилась, как пестрая гусеница.