Море серебряного света - Тед Уильямс

«Река,— подумала она.— Может ли это быть рекой?»

Она подождала, пока не убедилась, что Клемент может видеть ее, потом спустилась на берег реки. Теперь у нее есть направление — вверх по течению, что бы это не означало. Она знала, что !Ксаббу поступил бы точно так же, если бы был впереди ее, а значит шансы на встречу существенно возросли. Мысль подняла настроение.

«Пускай здесь ничего не имеет смысла, подумала она, но по меньшей мере есть люди, которых ты любишь и которым ты нужна».

Но если этот бессмысленный мир придумал Иной, что же все это означает? Конструкция в сети, которая не является частью сети? И почему она чем-то напоминает реальность — есть холмы, и небо, как в Лоскутном Одеяле, и даже река? Быть может операционная система работает с некоторым странным понятием, что людям надо человеческое место? Но для чего операционной системе вообще нужны люди?

Долина реки, чем дальше, тем больше, начала походить на настоящую долину в настоящем мире, с травой, камнями и даже несколькими кипами деревьев. Небо, все эти дни остававшееся белым, как недоделанный уровень в ВР системе, стало приобретать глубину, хотя и оставалось мрачным и рассеивавшим свет, как будто весь этот призрачный мир находился внутри гигантской жемчужины.

«А что если !Ксаббу не впереди меня,— внезапно подумала она.— Что если он потерялся в серости, в конце концов у него и Сэм нет зажигалки, как у меня. Тогда я должна остановиться и немного подождать их. Но что, если они впереди?» Она подумала о том, что стоит оставить знак из палок или стеклянно-чистых тростников, росших вдоль берега реки, но, с другой стороны, те, кто может быть идут за ней, все равно не обратят внимание на любую конструкцию, сделанную из этих материалов — это все равно, что пытаться увидеть тающий лед в стакане воды. Она должна подождать, пока вещи вокруг станут более материальными. Вот тогда она сможет написать палками что-нибудь в таком роде — «Помогите! Я Пленник Моего Собственного Разочарования». Или, быть может, «Разыскивается, Больше Реальности».

Она уселась на то, что было — или однажды будет — стволом дерева, давая Клементу возможность догнать ее. Призрачные деревья колыхались вокруг нее под неощущаемым ветром, совершенно бесшумно, даже листья не шуршали, касаясь друг друга.

Прошло примерно четверть часа, Клемент так и не появился.

Недовольно ворча, Рени поднялась на высоких пригорок и оглядела скругленную землю, которую только что пересекла. Ничего, не малейшего следа, а ведь спрятаться в сером пространстве совершенно невозможно. Она грубо выругалась — не потому что боялась за него или ей не хватало его общества, но потому что чувствовала себя ответственной за него и еще потому, что разрешила беззаботности завладеть собой. Подождав достаточно долго на вершине, она спустилась вниз и отправилась к тем самым деревьям, где сидела и ждала его.

«Я должна отметить место, решила она. Даже если я не пойду искать его, я должна дать знать !Ксаббу и остальным, что была здесь». Но оставалась задача, как это сделать. Думая, она рассеянно теребила скудную одежду, надетую на себя — чем более реальным казался ландшафт, тем более раздетой она себя чувствовала — и внезапно поняла, как ей объявить друзьям о себе.

Завязав клочок бледной материи на тонком суке, далеко торчавшем из гущи тенистых соседей, она подумала, что если бы она должна была сделать это еще несколько раз, то очень скоро осталась бы голой, и тут что-то задвигалось в ветвях прямо у нее над головой. Удивленная, она отпрыгнула назад.

Это оказалась птица… или, по меньшей мере, что-то похожее на птицу, меньше ее сжатого кулака. Похоже, она была немного более реальной, чем окружающий ландшафт, несмотря на крошечное тело и убегающие цвета, похожие на отражения в разбитом стекле. Рени с удивлением глядела, как птица допрыгала до конца ветви, а потом наклонила голову — намек на глаза, расплывчатое пятно на месте клюва. На мгновение такие знакомые движения заставили ее почувствовать, что вещи могут иметь смысл, но затем птица опустила голову пониже и сказала: 

— Даже не думай.

Рени вдохнула и отступила на несколько шагов. В этом безумном месте возможно все, сказала она себе, поэтому ничего не должно ее удивлять. 

— Ты что-то сказала? — спросила она.

Птица подпрыгнула на ветке и пискнула. 

— Даже не думай, что я когда-нибудь. — Мгновением позже она прыгнула в воздух, превратилась в крошечную вспышку радужного света, и улетела за реку.

У Рени оставалось мгновение на то, чтобы решиться. Она посмотрела на клочок белой ткани, качавшийся на ветке, потом на долину, стеклянный мир, замерший в вечном сумраке, и побежала догонять птицу, к тому времени превратившуюся в пятнышко в изменчивом небе.

Рени нашла мелкое место и перебралась через реку. Добравшись до дальнего берега она обнаружила, свет слегка изменился. Окрестности внезапно стали совершенно твердыми, как если бы она пересекла невидимый барьер, который держал реальность и не давал ей убежать, но это оказалось самым маленьким из всех изменений. Новый мир был настолько странным и интересным, что ей едва удавалось не упускать из вида резво машущую крыльями птицу.

Скругленные холмы и луга сменились складками и пиками, как будто какой-то могучий сдвиг толкнул поверхность земли, оставив за собой гигантские морщины. Земля была тяжелой и каменистой, из растительности остались искривленные ветром сосны и завернутый в туман колючий кустарник. Разросшийся солнечный свет не мог пробиться через плотно переплетшиеся ветви, так что хотя мир стал намного тверже, красок в нем не прибавилось.

Тяжело дыша, она на мгновение остановилась на вершине холма, глядя за полетом птицы. Ее добыча выросла, тоже стала более твердой, хотя с такого расстояния ее цвет было не разобрать. Она уселась на изогнутую ветку сосны в сотне метров вниз по склону холма и запищала:

— … я когда-нибудь… я когда-нибудь… — негромко и плаксиво, как усталый ребенок.

Вниз вела очень крутая тропа, извивавшая между двух каменных осыпей, но Рени не могла повернуть назад — слишком долго и упорно она бежала сюда. И, не считая ее друзей, это был первый голос, который она услышала с тех пор, как исчезла гора, первое новое живое существо, которое она повстречала.

Пока она спускалась с холма птица спокойно сидела на ветке, как будто ждала ее. Туман колыхался под порывами несильного, но удивительно холодного ветра — она обнаружила, что радуется далеко не всем особенностям вернувшейся реальности — и решила, что видит странные формы, встроенные в изгибы земли, как будто под поверхностью прятались огромные, почти человеческие тела.

В тумане и скудном свете трудно было сказать точно, но это неприятно напомнило ей чудовищную фигуру Иного, приветствовавшую их на вершине горы. Она содрогнулась и предпочла повнимательнее вглядываться в каменистую почву под ногами.

Птица вытянула шею, чтобы лучше видеть неуклюжее приближение Рени. Теперь у нее были и цвета и форма, красно-коричневых перья и блестящие черные глаза, и все-таки было в ней что-то необычное, что-то незавершенное.

— Даже не думай, что я когда-нибудь возьму тебя туда, — внезапно сказала птица.

— Возьмешь куда? — спросила Рени. — Кто ты? И что эта за место?

— Мы долго шли, — печально чирикнула птица. — Даже не думай, что я когда-нибудь… — Внезапно она остановилась и взмахнула крыльями, как если бы собиралась взлететь. Сердце Рени упало, но птица опять уселась на ветку. — Даже не думай, что я когда-нибудь возьму тебя туда, — опять заметила она. — Мама сказала, что это займет какое-то время. Мы долго шли.

— Шли куда? Ты можешь мне сказать? Эй? — Рени медленно шагнула вперед и понизила голос. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Пожалуйста, поговори со мной.

Птица опять посмотрела на нее, потом внезапно спрыгнула с ветки и улетела вниз вдоль склона холма. 

— Даже не думай, что я когда-нибудь… — пронзительно крикнула она и исчезла в тумане.

— Боже праведный! — Рени, почти плача, опустилась на каменистую почву. Она променяла место за призрачной рекой на ничто, за исключением истощающего бега и холодного туманного склона холма; теперь ей нужно долго отдыхать, прежде чем она сможет взобраться обратно. — Боже праведный.

Только тогда, когда подбородок стукнулся о грудь и она вскинула голову, Рени осознала, что уснула — были ли это минуты или секунды, она не могла сказать, но туманный ландшафт казался более мрачным, тени в складках холма более глубокими, небо из жемчужного стало грозово серым. Рени с трудом поднялась на ноги, всем полуголым телом ощущая холодный ветер, гулявший по склону. Она вздрогнула, тихи и несчастно выругавшись при мысли, что придется провести ночь на отрытом воздухе. Ее и ее друзей избаловала вечная комнатная температура незаконченной земли.