Курсом зюйд - Елена Валериевна Горелик

— Вот, — государь выбрал из этой пачки пару нужных и ткнул в полуостров Индостан. — Вот куда они лезут. И туда ведут две дороги — морская и сухопутная. С морской всё ясно, мы на те пути не скоро выйдем. А сухой путь… Ну-ка, Абрамка, попробуй догадаться, где он пролегает.

— Да аккурат через Россию, твоё величество, — звонко сказал мальчишка, глядя в карту.

— Вот! — снова повторил государь и, кивнув в сторону юного денщика, обратился к своим ближникам. — Недорослю то понятно. А вам, зрелым мужам, я объяснять должен, почто цены на лён, пеньку и мачтовый лес стали поднимать. Торговля торговлей, а задёшево продавать англичанам то, из чего они свои военные корабли делают — всё равно, что дарить им верёвку, на коей они нас однажды повесят.

— Так ведь озлятся за новые цены, государь-батюшка, и полезут. Или натравят кого, — сказал кто-то из Долгоруковых.

— Может, и полезут, ежели совсем из ума вышли…

Три года мира Пётр Алексеевич использовал, как сказали бы пришельцы из будущего, «на всю катушку». Отсутствие необходимости платить саксонцам и датчанам «за союзничество», отсутствие трат на заведомо провальные проекты, битьё по кое-чьим загребущим ручонкам, потёкший в казну ручеёк налоговых поступлений от внешней торговли, да и много чего не было в этой истории ещё добрых лет семьдесят, а то и сто — всё это позволило за десять лет увеличить бюджет страны почти втрое. Один только остановленный графом Черкасовым грабёж Строгановыми богатейших месторождений полезных ископаемых дал бюджету дополнительные полмиллиона в год. Царёв шурин быстро отбил охоту сибирских чиновников к незаконным поборам ясачных и к частным гешефтам на приграничной торговле с Китаем. А с Демидовыми весьма сдружился, время от времени подбрасывая им неплохие идеи технического характера. Так что Урал и Сибирь из чёрной дыры, поглощавшей казённые деньги, довольно быстро превратились в источник стабильного дохода и полигон по внедрению инноваций. И не последнюю роль в этом играли шведы, оставшиеся на русской службе. А что касается воровства… Доходило до анекдота: если Евгению Васильевичу давали взятки — он исправно их брал. А потом те деньги с соответствующими письменными пояснениями отсылал в Петербург: мол, задолбали уже своими хабарами, скунсы вонючие, а ты, дорогой родственник, эти тысячи правильно пристроишь.

Таврида пока денег не приносила, только требовала — надо было уже не восстанавливать старые крепости, а по факту строить на их месте новые. Но так как «новые» это очень дорого, то приходилось укреплять то, что уже есть. Время поджимало: скоро Османская империя оправится после удара чумы, и тогда войны не избежать.

Франция под властью нерешительного Луи Пятнадцатого слабела и сдавала позиции. Принц Филипп, его младший сын, ещё не так давно настаивавший, чтобы его именовали не иначе, как королём Испании, незаметно потерялся на фоне череды поражений французских войск в самой Испании. Но и имперцы, несмотря на все победы принца Евгения Савойского, не чувствовали себя «на коне». Чума прошлась и по имперским землям, но основная проблема была в Англии — вернее, уже в Великобритании — которая расталкивала локтями и побеждающих, и проигрывающих, и тех, кто был в стороне. И если королева Анна ещё как-то сглаживала острые углы, то, когда она внезапно умерла этой зимой, и на трон взошёл Георг Ганноверский, островная политика окончательно превратилась в нечто омерзительное. Британские посланники начали разговаривать с главами европейских государств как с подчинёнными, используя невесть откуда вброшенную идею завершить войну за испанское наследство коронацией нейтрального монарха как повод всех перессорить. А мистер Уитворт, который приехал в Петербург в качестве британского посла, стал открыто лоббировать бизнес-интересы Сити, прикрываясь дипломатическим статусом.

Российская дипломатия прилагала все усилия, чтобы в Европе на этом фоне не возник блок стран, на который могла бы опереться Османская империя. Более того: из России стали ехать посланники нового толка — молодые, как правило незнатные. Изредка среди них встречалась громкая фамилия, но подавляющее большинство — либо мелкие дворяне, либо выслужившиеся, а то и вовсе бывшие солдаты. Они не пытались банально кого-то подкупить, как это было раньше, а оперировали точными данными, получить которые могла только разветвлённая агентурная сеть. Благодаря этим данным они разговаривали с политиками стран пребывания куда более аргументированно, чем ранее. И когда англичане стали вести себя на континенте как в собственной колонии, русские дипломаты словно по команде стали исподволь, постепенно и ненавязчиво продвигать тезис: надо объединяться против этих лавочников. И кое-какие подвижки в этом направлении уже были заметны. Во всяком случае, невесть откуда взявшиеся деньги и оружие у Джеймса Стюарта, младшего брата почившей королевы, стали большим и воодушевляющим подарком шотландцам и крайне неприятным сюрпризом для англичан. Большая драка там только намечалась, но уже было понятно, что в этой истории одной битвой при Престоне[43] не ограничится. Да и исход её может быть несколько иным.

Самое деятельное участие в подготовке войск Претендента, как называли Джеймса Стюарта, принимал не кто иной, как Карл Шведский. Компенсацию англичанам за захваченные ранее корабли он, конечно же, не выплатил, сославшись на финансовые затруднения, чем сильно разозлил английских судовладельцев. А теперь он, лютеранин, с распростёртыми объятиями принимал в Швеции английского принца-католика. Постепенно в Швецию возвращались те каролинеры, которые отработали своё в России и решили там не оставаться. Они снова становились под ружьё, как призывал их король, и занимались инструктажем «этих тупоголовых островитян», отчего-то вздумавших воевать против своего монарха-немца. Дело шло к тому, что однажды изрядно ощипанный, но всё ещё достаточно сильный шведский флот высадит десант на шотландском побережье, где, по уверениям графа Мара, Претендента ждут как освободителя. Каролинская пехота на Острове, переброшенная в поддержку пятнадцатитысячной армии горцев… Что ж, история с территорией датского права рисковала повториться почти тысячу лет спустя.

А сам Карл Двенадцатый мечтал погибнуть со славой в этом походе. Свой долг он выполнил — династию продолжит маленький кронпринц Густав-Адольф. Остальное короля-авантюриста не интересовало.

Подвижки начались, когда слабые руки Луи Пятнадцатого окончательно выпустили бразды правления, и их подхватил Филипп Орлеанский. Поначалу герцог был скептически настроен по отношению к Джеймсу Стюарту, но, когда ему предоставили кое-какие цифры и письма, почему-то передумал. И с некоторых пор во французских гаванях стали в товарных количествах появляться англичане при деньгах, охотно посещающие католические храмы и вербующие в портах «отчаянных молодцов» для некоего предприятия. Судя по их активности и готовности судов, которые они фрахтовали, час «иск» был уже не за горами.

И в этот самый момент, когда в Лондоне самые умные начали бить тревогу, а в парламенте заговорили об ускорении постройки новых кораблей, Россия взвинтила отпускные цены на стратегически важные товары — мачтовый лес, лён для парусов и пеньку для канатов. Мотивация Петра была проста, как медная полушка: мол, Таврида и Новороссия нуждаются в серьёзных денежных вложениях, потому и цены поднимаем, просим отнестись с пониманием. В самом деле, почему бы не заработать на повышенном спросе. Понимать это в квартале Сити не желали. Оттого тон британских посланников в Европе сделался одновременно и более льстивым, и более требовательным: они пытались найти дураков, согласных повоевать с Россией вместо них.

Британия желала воспользоваться слабостью Франции и отнять её колонии. Для этого нужен флот, много кораблей. Но Россия самым подлым образом хотела на этом нажиться, а сие недопустимо. Наживаться имела право только одна страна — та, которую Братство избрало своей штаб-квартирой. И был вариант развития событий, где Британии это удалось, пусть и не в полной мере. Вот только здесь ситуация складывалась для неё гораздо хуже, чем в той истории.

Оттого и был так оптимистично настроен Пётр Алексеевич. У этого капитана были новый корабль и надёжные лоцманы, хорошо знавшие фарватер.

— Ну, господа мои, завтра в полдень собираемся в Летнем саду, — сказал государь, завершая совещание со своими ближниками. — Намерен показать вам нечто такое, чего ни у нас, ни в Европе ещё не бывало.

2

Надо сказать, насчёт «ещё не бывало» государь слегка преувеличил. Бывало, но так, в виде действующей модели. И двух лет ещё не прошло, как некий португалец по имени Бартоломео де Гусман