Собрание сочинений в 15 томах. Том 15 - Герберт Уэллс

2. Гроза разразилась

До самой середины 1939 года во всех частях земного шара, еще не затронутых разрушением, обитатели Проспекта Утренней Зари сохраняли свой самоуверенный скептицизм. Геринг хвастал тем, что в мае 1937 года в Испании он продемонстрировал мощь германской авиации — на данном этапе — разрушением старинного баскского города Герники. Город был фактически разрушен, население его истреблено, а весь мир охвачен ужасом. Но это было произведено при помощи самолетов и бомб, которые летчикам 1941 года показались бы даже не стоящими критики.

То же было и с подвигами японских бомбардировщиков в Китае; пожарища, горы трупов, искалеченные женщины и дети, а потом грабежи и убийства, произведенные захватчиками, — все это мир счел пределом ужаса, а не предвестием еще больших ужасов впереди. Когда затем итальянцы завершили захват Абиссинии, неожиданно применив горчичный газ, которого дали специальное обещание не применить, это было сочтено верхом предательства и вероломства.

Все эти события, в которых люди с неущербленными мыслительными способностями увидели бы лишь указания и намеки на то, что еще должно наступить, были расценены как окончательный итог науки разрушения.

Почему люди были так глупы? Ведь факты говорят за себя. Не было и нет никакого мыслимого предела для размеров воздушного флота и дальности его действия. Пока воздушная война является реальной возможностью, мощь и скорость летательных аппаратов будут непрерывно возрастать. Может ли быть иначе? Точно так же невозможно наметить какой-нибудь предел для разрушительного действия бомбы, которое опять-таки должно достичь всемирно-разрушительной силы. С другой стороны, не видно было предела того разброда и той дезорганизации общества, которых можно добиться политикой систематической лжи и применением отравляющих веществ, бактериологической войны, блокады и террора. Человеческое сознание упорно отворачивалось от этой колющей глаза истины.

Тьюлер Американус был особенно взбешен грубой логикой фактов, беспощадно разрушавших самое заветное его убеждение в своей изолированности, всякий раз как он пытался устраниться от дел, волнующих остальной мир. Он вырвался из старого мира, и ему была ненавистна мысль, что его принуждают разделить общую судьбу человечества.

Летом 1939 года момент крушения старой цивилизации быстро приближался. Процесс ее распада прогрессировал не по дням, а по часам. Он распространялся, как огонь по не отмеченному на карте минному полю. Не было одного общего взрыва. Получилось скорее так, словно множество пороховых погребов и бензохранилищ неизвестной глубины и протяженности взрывались и начинали пылать один за другим, причем каждое отдельное воспламенение влекло за собой новые, еще более сильные взрывы. Бои 1939 года были слабыми по сравнению с боями 1940 года, а последние уступали боям 1941 года. Это не было результатом чьего-либо замысла. В «Mein Kampf» не содержится никаких намеков на то, чтобы Рудольф Гесс и Адольф Гитлер понимали, что действие заложенной ими мины окажется безостановочным. Они считали себя лихими удальцами, захватившими мир врасплох. На самом же деле их самих захватила врасплох современная война. В 1941 году они не менее всех остальных рады были бы опять потушить пожар и уползти с добычей, какую только удастся утащить.

Геринг обещал немцам, что ни один налет не потревожит их отечества. Вероятно, он искренне верил в то, что обещал. Некоторое время перевес был на его стороне, и немцам почти не приходилось жаловаться. Они, согласно вековой традиции, вели войну на чужой земле. Война еще не вторглась в их пределы. Какой бы ущерб союзники ни нанесли Германии, говорил Геринг, он заставит их заплатить в десятикратном размере. Он не понимал одного — и понял это слишком поздно, — что у него не было монополии на применяемое им боевое оружие и что введенная им в бой люфтваффе — не только палка о двух концах, но другой ее конец разрастается до сокрушительных размеров.

В 1940 году немцы чуть не выиграли войну при помощи тяжелых танков и пикирующих бомбардировщиков. Но момент был упущен. В 1941 году заводы стали выбрасывать танки тысячами, и Англия, Россия и Америка превзошли Германию как по количеству, так и по качеству их.

В 1941 году, видя, что их авантюра срывается, нацисты истерически накинулись на Россию. Тут они впервые столкнулись с народом, освободившимся от утренне-заревого хлама, единым в своей антипатии к немецкой «высшей» расе и дерущимся в полном единодушии.

Оказалось, что на войне необходима неосторожность. «О безопасности забудь!» — говорят русские. Их медленное отступление к главной линии обороны под этим последним судорожным напором нацистов ничем не напоминало беспорядочного бегства толп по дорогам Голландии, Бельгии и Франции в условиях менее сурового, уже устарелого вида войны. Война поднялась на новую ступень в смысле разрушительности; тысячи самолетов и танков участвовали в гигантских комбинированных операциях.

Прежние войны, которые знала история, утихали по мере того, как иссякали тогдашние скудные ресурсы. А эта новая война чем дальше, тем больше накапливала разрушительных сил.

Летом 1941 года для главных нацистских вожаков стало ясным, что теория тотальной войны оказалась несостоятельной, поскольку в ней не была учтена возможность неограниченного нарастания боевых средств. Они залепетали о новом порядке. Но они всегда так бесцеремонно лгали и так бесстыдно проповедовали законность лжи, что теперь даже английским поклонникам Гесса и американским Линдбергам не удавалось делать вид, будто они верят им. Они сами отрезали себе выход и оказались обреченными — как определенная группа, во всяком случае. Но не следует думать, что после этого рост разрушительных сил прекратится. Их устранение само по себе будет значить не больше, чем еще один потопленный корабль или истребленный танк. Даже немцы едва ли почувствуют их отсутствие.

В Центральной Европе нет недостатка в слабоумных кликушах. Мир по-прежнему останется лицом к лицу с охваченной жаждой мести, уже пережившей Гитлера Германией, накапливающей силы в ожидании нового фюрера и новой судороги. Плутократически-христианская демократия по-прежнему будет точить свои черные кривые зубы на ужасных большевиков. В мировой катастрофе в лучшем случае произойдет передышка перед тем, как еще более потрясающий, мощный и всеохватывающий взрыв разнесет во все стороны обломки христианского благолепия. Ни миллиарды небылиц, ни миллионы подлых убийств и преследований, ни искусственное раздувание ненависти — ничто не спасет мир, в котором господствует продажный христианский национализм, от мстительной судьбы.

Но никто из носителей тьюлеровского духа, облеченных государственной властью, не видит дальше своего носа. Они способны наделать бед, как мартышка, играющая спичками, и так же не способны справиться с последствиями, как она.

«Космополис в мыслях и в жизни или гибель, — говорит Судьба, рассеянно перебирая кости бронтозавра и ожидая решения Homo Тьюлера, хоть без нетерпения, но и без малейшей склонности к уступкам. — Время на исходе, Homo Тьюлер. Каков твой выбор?»

3. Воздушные налеты и отряды местной обороны

Каков твой выбор? Мы можем подойти к этому вопросу с двух разных сторон. Такая возможность была перед нами на всем протяжении этого повествования. Мы можем задаться вопросом, в состоянии ли человеческая порода в целом осуществить требуемое от нас гигантское усилие и приспособиться к новым условиям. Или же мы можем обратиться к отдельным особям, отобранным нами для специального изучения, и решить, есть ли при таком материале какая-нибудь надежда остановить разразившуюся теперь над нами катастрофу.

Если Эдвард-Альберт Тьюлер может дать повод к такой надежде, хотя бы самой слабой, — значит, и для всего мира она имеется. Если же никаких скрытых предпосылок к мировой революции нельзя обнаружить в его среде, его потомстве, его связях с окружающими и той цепи явлений, одно из звеньев которой он составляет, — значит, то же самое относится ко всему виду в целом.

Наш двойной ответ сам будет по необходимости отмечен знаком вопроса.

Прежде всего осветим со всей возможной ясностью и точностью поведение нашего героя во время мирового пожара, а затем обратимся к тем воинствующим идеям и взглядам, которыми это поведение определялось и обосновывалось. Нам необходимо добросовестно разобраться в традициях и философии пройденного человечеством этапа, в его богах и могучих авторитетах, в огромном наследии тех, казалось, непреложных верований, которые подавляли и притупляли тьюлеровское сознание. Если Тьюлеры становятся робкими, неспособными мыслить глупцами в результате воспитания и рабских условий жизни, а не являются ими от рождения, для них еще есть надежда. Значит, они еще могут спастись без помощи совершенно нереального спасителя.