Гадюка - Биннур Шафак Нигиз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Иди переодеваться, – твердо сказал он.
– Я не сдвинусь с места, пока не поговорю с Ибрагимом, – выпалила я. Казалось, сейчас я только и делала, что испытывала его терпение на прочность, но ничего другого мне не оставалось.
– Твое чертово упрямство, – прорычал Эфкен, закатывая глаза, а потом провел татуированными пальцами по черным влажным волосам. – Перестань испытывать мое терпение и делай то, что говорю, иначе поплатишься. И я больше не буду угрожать тебе, я перейду прямо к действиям.
На мгновение мне показалось, что уступить ему будет разумнее. Но если я так поступлю, то он подумает, что я боюсь его, и станет лишь сильнее терроризировать меня и морально, и физически. Я смотрела ему в глаза и чувствовала, как распадаюсь на части, словно вырванные и выброшенные страницы романа. Он же видел в моих глазах огонь, сжигающий его дотла. Возможно, это было игрой моего воображения, но даже возникавшие во мне чувства напоминали мне об этом.
Мне хотелось закатить скандал, и я знала, что он, подобно урагану, сметет все на своем пути.
В его глазах словно скрывался дьявол, сеющий зло в сердцах людей. В его глазах таилось самое темное и мрачное зло, но когда-то из этих глаз текло много слез по Богу.
Будто прочитав мои мысли, Эфкен еще внимательнее посмотрел на меня, и я заметила, как пульсирует вена у него на лбу – свидетельство глубоких мыслительных процессов. Я знала, что живущий внутри него зверь наблюдает за мной, но я не собиралась сдаваться.
Наконец Эфкен глубоко вздохнул и сказал:
– Оденься, а потом узнаешь у него все, что захочешь. Не поторопишься – не сможешь задать ни одного вопроса. А если и задашь, то он тебе не ответит, потому что я вырву ему язык.
Конечно, я не могла упустить такую возможность, поэтому прошла мимо него и поднялась по ступеням крыльца, не удостоив его ни словом, ни взглядом. Услышав все, что хотела услышать, я торжествующе поднялась по занесенным снегом ступеням. В коридоре стояла Ярен – растерянная и сонная. Она держала в руках чашку кофе и наблюдала за мной. Увидев на мне пуховик, она приподняла тонкие брови.
– Удивительно, из всех курток моего брата ты выбрала именно эту, – искренне сказала она. Я быстро приблизилась к ней и оглянулась назад.
– Ибрагим на улице, – взволнованно сказала я. Какое-то время Ярен потрясенно смотрела на меня, а потом перевела взгляд на входную дверь, и снова на меня. – Послушай, я знаю твоего парня. Он из Стамбула!
– Что?
– Ты слышала, – задыхаясь, быстро проговорила я. – Я все тебе расскажу, но мне нужно спешить. Не могла бы ты одолжить мне что-нибудь из своей одежды?
– Конечно, – ответила она. Я увидела в ее черных глазах любопытство, но ничего не смогла сказать, потому что очень торопилась. Когда мы прошли в ее комнату, Ярен достала из шкафа несколько подходящих для меня вещей и разложила на кровати. Выбор был невелик, но мне и не хотелось выбирать. Я схватила первые попавшиеся под руку черную водолазку и черные плотные легинсы, обтягивающие ноги словно вторая кожа, а сверху накинула и черную шубку Ярен. Быстро расчесала пальцами спутавшиеся темные волосы – они были чистыми, и от них все еще исходил запах шампуня, – а потом вышла из комнаты. Ярен молча последовала за мной.
– Махинев, – позвала она, когда я подошла к входной двери.
Я остановилась и посмотрела на нее. Она выглядела обеспокоенной, а ее взгляд метался между мной и входной дверью. Казалось, она о чем-то усиленно размышляла и пыталась подобрать слова.
– Ибрагим не знает.
– Чего не знает?
– Как вернуться, – ответила она, и мне вдруг показалось, что сердце ушло в пятки. Я кивнула и опустила глаза в пол, пытаясь скрыть разочарование. – Я просто не хочу, чтобы ты расстраивалась. Ложные надежды убивают.
Но у меня не было другого выбора, кроме как надеяться.
– Я понимаю, – медленно произнесла я, снова кивнув. – Но что насчет Мустафы-баба, о котором вы упоминали? Может, он что-нибудь знает?
– Мустафа-баба – это великий экстрасенс, – ответила она. Я посмотрела на Ярен, на мгновение застыв на месте, и тут же вспомнила странные явления в лесу. Ярен тем временем продолжала: – Он имеет обширные познания, но так и не смог помочь Ибрагиму. Кстати, не поднимай тему экстрасенсов в присутствии моего брата, ему это не нравится.
– Значит, Ибрагим встречался с ним? – спросила я, проигнорировав последнее замечание Ярен.
– Да, – ответила она. – Сразу, как только попал к нам.
– А потом?
– Ибрагим оставил эту идею, – пробормотала Ярен, и ее голос прозвучал так же отчаянно, как тихий пульс умирающей женщины в последней строфе стихотворения.
– Но я не сдамся, – прошептала я и медленно вышла за дверь, оставляя Ярен позади.
Я не знала, когда Эфкен успел собраться, но он, уже полностью готовый, курил на крыльце. В нескольких метрах от него стоял Ибрагим, прислонившись спиной к перилам и глядя на лес. Между ними царило напряженное молчание, и, хотя это на мгновение напрягло меня, я быстро спустилась с крыльца, не обращая внимания на Эфкена, и спросила у Ибрагима:
– Как ты сюда попал?
Услышав мой внезапный вопрос, Ибрагим подскочил на месте. Когда поднял на меня взгляд, он выглядел уже более спокойным.
– Я не знаю, – ответил он, словно перевернул последнюю страницу романа, который заканчивался смертью любимого героя. Каждый раз, когда во мне умирала надежда, сердце замирало в груди, объявляя минуту молчания, пока на горизонте не начинала теплиться новая надежда. В глазах Ибрагима отражалось отчаяние мертвеца, лежащего в могиле. Когда я посмотрела на него, он покачал головой и развел руками. Его ладони были пусты.
– Как и я, – сказала я, и его светло-карие печальные глаза словно подтвердили мои догадки. – Ты тоже ничего не помнишь, верно?
– Я проснулся в Снежном Лесу. Когда открыл глаза, уже занимался рассвет, и день становился белым. – Он говорил как они, но я не спускала с него глаз. – Это не было похоже на сон, словно… словно я видел сны наяву. Я слышал какие-то голоса, видел тени, какие-то пугающие образы… – Он опусти взгляд на снег и глубоко вздохнул. – Еще я слышал звон мечей.
– Звон мечей?
– Да.
Все это очень походило на мой собственный опыт.
– Я тоже слышала какие-то голоса, видела что-то, а потом наступила полная темнота. Я больше
