Экзорцисты - Джон Сирлз

– Что на последнем снимке?

Он тяжело вздохнул и протянул мне фотографию: двое мальчишек без рубашек прыгают с утеса в воду. Хоуи объяснил, что снимок сделан в нескольких милях от кинотеатра, возле Индиан-Уэлл.

– В жаркие дни наш отец отвозил нас туда. Ему повезло, что он сделал этот снимок, потому что твой отец редко прыгал вместе со мной. Он всегда боялся и предпочитал спускаться к воде по тропинке. Могу поклясться, что он чувствовал себя лучше с существами, которых видел в кинотеатре, чем в реальном мире.

– В тот вечер, во Флориде, – начала я, вспомнив одну вещь, которая меня всегда занимала, – когда ты уехал с моей сестрой на своем пикапе, ты что-то ей рассказал – и с тех пор она перестала верить нашим родителям. Что?

Дядя взял фотографию и собрался засунуть ее обратно в конверт, но потом передумал.

– Вот, Сильви, забери их. Это лишь небольшие осколки истории нашей семьи, но ничего другого у меня нет. Кто знает, возможно, они когда-нибудь послужат для тебя хотя бы небольшим утешением.

Я поблагодарила его, взяла фотографии и засунула их в карман куртки, рядом с дневником.

– У меня появилась идея, – сказал Хоуи, поднимаясь с кровати. – Пойдем со мной.

Мы вышли в коридор и зашагали в глубину здания, мимо других призраков кинозвезд. По обе стороны шли ряды дверей, ведущих в такие же темные комнаты, как та, где работал и жил Хоуи. Они были маленькими, окутанными мраком и наводили на мысль о тюремных камерах, и в каждой я представляла себе Альберта Линча – он расхаживал взад и вперед или сидел, пристально глядя на меня блестящими пронзительными глазами. Я не выдержала и отвернулась, а Хоуи взял меня за руку, потому что на нашем пути оказалось минное поле отсутствующих половиц. И все это время он возбужденно рассказывал о своей давней мечте относительно здания кинотеатра – мечте, которую ему не давал реализовать мой отец, но теперь уже не мог помешать.

– Торговая палата Филадельфии решила вдохнуть новую жизнь в этот район, – говорил дядя. – Они даже помогли мне получить заем – настоящее чудо, если учесть мою кредитную историю. Денег едва хватит, чтобы сделать минимальный ремонт и навести тут порядок. Но я рассчитываю, что некоторая старомодность придаст кинотеатру дополнительное обаяние.

Мы подошли к двойным дверям, Хоуи выпустил мою руку и распахнул двери, ведущие на балкон внутри кинотеатра. В мерцающем свете я увидела сотни мест внизу, в партере, и еще сотни на балконе. Несмотря на то что краска на стенах облупилась, а потолок покрывали трещины, витиеватая люстра и сцена с бархатным занавесом, обрамлявшим пустой экран, напоминали о прежней славе кинотеатра.

– До того как мои родители его купили, здесь играли водевили. Твой отец и я провели в этих стенах все детство. Мы изучали пол, когда зрители уходили, рассчитывая найти мелочь, которую кто-то уронил. Мест было очень много, и ты не поверишь, каким богатым иногда бывал наш урожай. А если нам везло, попадались драгоценности или бумажник.

– Мой отец заставлял тебя все возвращать?

Хоуи рассмеялся.

– Сейчас это трудно представить, но когда-то твой отец был мальчишкой. Иногда проявлял немалую хитрость. Ювелирные изделия мы продавали при помощи Ллойда. Конечно, мы отдавали ему его долю. Бумажники прятали, а наличные делили между собой. Ну, так и должно было быть.

– Должно было быть?

– Да, до Е-19. – Хоуи указал пальцем в сторону партера, на вполне определенное место. – Оно находится там. И ничем не отличается от остальных. Но именно там твой отец прятал большую часть того, что находил, в надорванной части подушки сиденья, чтобы не делиться со мной. Я считал, что мне удается находить больше из-за того, что я старше, быстрее и внимательнее. А потом я его поймал.

Свет в зале моргал, включался и выключался, а вскоре совсем погас, заставив дядю замолчать. Мы оставались в темноте довольно долго, и я решила, что свет уже не зажжется. Стоявший на балконе Хоуи превратился в сутулый силуэт рядом со мной, напомнив статуи у алтаря. Я слышала его дыхание, ощущала запах табака, оставшийся после выкуренной последней сигареты.

– Все в порядке? – спросила я в темноту, чувствуя, как у меня перехватило в горле, а Хоуи перенес вес с одной ноги на другую.

– Должно быть. Проводка здесь совсем древняя. Именно на это я трачу существенную часть займа: чиню провода. Подожди минутку, и свет… – именно в этот момент кинотеатр ожил, вернув нам способность видеть, а Хоуи сумел закончить фразу: – снова зажжется.

Я смотрела на множество пустых мест, представляя, как мальчики с фотографии ползают между ними по полу, а потом мой отец останавливается у одного из кресел и прячет то, что сумел найти, от брата.

– Именно здесь мой отец начал видеть… явления?

Дядя кивнул.

– Давай спустимся и посмотрим, как все это выглядит снизу.

Мы вернулись в коридор, и он повел меня к древним занавескам с серой грязной бахромой. Мы уже подошли к лестнице, когда Хоуи остановился.

– Знаешь что, Сильви? Почему бы тебе не пойти вперед, а я схожу в кабинет за чертежами.

Я бросила взгляд в сторону пустой лестницы, чувствуя, как у меня снова перехватывает в горле.

– Почему? – спросила я, посмотрев на него.

– Я хочу показать тебе настоящие планы. Так что спускайся в партер. Я тебя догоню через минуту.

Отсутствующие половицы, мигающий свет, необычные картинки, которые отец видел между сиденьями, – все это меня пугало.

– Знаешь, я, пожалуй, пойду, – сказала я Хоуи.

– Пойдешь?

В горле у меня перехватило еще сильнее.

– Мне предстоит важная встреча, – с трудом заговорила я. – В Мэриленде, в полицейском участке. Там есть детектив, который хочет со мной поговорить. И мне нужно понять, что я ему скажу.

– О чем?

– Я не знаю. К тому же меня ждет Сэм Хикин. Мне не следует…

– Не беспокойся об этом типе, Сильви. Я же тебе говорил, что ты также являешься владелицей этого заведения. Теперь, когда ты здесь, я хочу тебе все показать. Кто знает, когда Роуз позволит нам встретиться в следующий раз? Так что спускайся вниз.

Садись в пикап…

В отличие от того вечера в Окале, когда мне удалось не выполнить его приказ, на этот раз я не сумела найти способ, чтобы ускользнуть. Я повернулась и прошла между дряхлыми занавесками, которые коснулись моих плеч, точно вялые пальцы. Если здесь когда-то и имелись перила, теперь они исчезли; мне пришлось вести рукой по стене, спускаясь по ступенькам. Оказавшись на первом этаже, я миновала очередные занавеси и продолжала идти по партеру, пока не остановилась в центре прохода.

Сколько людей здесь собиралось, когда тут работал настоящий кинотеатр? И сколько приходило зрителей, чтобы посмотреть водевили? Я попыталась представить, как они сидят, держась за руки, смеются или плачут, глядя на жизнь, разворачивающуюся перед ними на сцене или на экране. Но огромная зияющая пасть пустого зала оказалась сильнее прошлого и мешала мне. И тогда я стала думать не о людях, а о том, чем они обладали: монеты и банкноты, браслеты, ожерелья и бумажники, которые незаметно падали на пол в течение долгих лет. Я сделала несколько шагов в сторону сцены, где экран покрылся трещинами, и остановилась в одном из рядов.

После стольких лет кто-то должен был починить прореху в кресле Е-19, но когда я наклонилась, то сразу нащупала разрез в подушке. Как я могла устоять и не засунуть туда руку? Вдруг там лежит давно забытое сокровище? Но у меня в руке остались лишь кусочки пены.

Я уронила их на пол, выпрямилась и стала ждать Хоуи, который должен был давно уже принести то, что обещал. Но он не появлялся, и мне пришло в голову, что я не видела никаких чертежей ни на его письменном столе, ни на самодельных полках. И как только меня посетила эта мысль, я вдруг заметила, что нигде не вижу ни малейших признаков ремонта. Никаких инструментов, торчащих проводов, лесов и банок с краской.

– Эй! – крикнула я в брюхо кинотеатра.

Мне показалось, что в моем голосе появились умоляющие интонации. В тишине продолжал мерцать свет, потом и он погас, и я снова оказалась в темноте. Я осталась стоять, положив одну руку на спинку кресла с тайником моего отца, в том самом месте, где его посетили первые призрачные видения. И тут из теней стали появляться мои собственные демоны.

Меня звала Дот: «Эй! Где вы? Девочки?»

Моя мама говорила: «Когда тебе станет страшно, читай молитву».

И еще необычный шум из нашего подвала в первые месяцы после гибели наших родителей – треск, шуршание, стук, – когда я сказала Роуз дрожащим голосом: «Ты спятила, если их не слышишь. Они возмущены. Они горюют. Они хотят, чтобы наши родители вернулись. Я знаю…»

– Хоуи? – позвала я, чтобы сдержать пугающие голоса и совладать с охватившей меня паникой. – Ллойд? Эй!