Пиранья. Бродячее сокровище - Александр Бушков

– А кому сейчас интересны имена, второстепенные детали?

– Ну да, разумеется... – ничуть не удивившись, кивнул Хольц. – Мне на вашем месте все это было бы тоже не интересно... Если коротко, от меня на сей раз потребовали максимальной бдительности. Я там был не один, еще три человека из экипажа тоже были людьми двойнойподчиненности – команда на случай активных действий. Ну, вы наверняка понимаете: исход войны был ясен, существовала опасность, что отдельные инициативные личности будут искать собственныеварианты выхода из боя...

Мазур усмехнулся с полным пониманием:

– Иначе говоря, ваш босс опасался, что командир может прикарманить бриллианты и смыться?

– Совершенно верно. У него имелась для того масса возможностей.

– Но ведь и вы, простите, тоже...

– Я – это другое дело, – отрезал Хольц. – Меня к тому вынудили обстоятельства. Так сложилось...

– Это как? – с нешуточным любопытством спросил Мазур. Подлинная была история, или нет, но она, что отрицать, чертовски увлекательная, а свободного времени достаточно...

– Уже возле здешних берегов мы потеряли антенну, – сказал Хольц. – Нелепая случайность, неинтересно рассказывать... Ну, и давно следовало зарядить аккумуляторы. Командир решил убить двух зайцев одни махом. Он дал команду, и лодка всплыла возле одного из небольших островков. Их тут множество. Связаться с нашими друзьямидолжен был радист, с помощью переносной рации, ну, а мне, как офицеру, следовало за сеансом присмотреть. Это уже была инициатива командира, но не моя собственная. Немецкий порядок, знаете ли. Была инструкция – в подобных случаях радиста непременно должен контролировать офицер... Мы взяли надувную лодку и высадились на берег. Поднялись на одну из высоких точек. Субмарина осталась у берега на глубокой воде, там приличные глубины у самого берега, не менее восьмидесяти – ста футов. – Его голос приобрел некоторую мечтательность, судя по всему, ностальгия по молодости обуяла. – Это была картина для художника-мариниста, только стань у мольберта и рисуй – вид с вершины горы, утесы, зеленая чащоба под ногами, вокруг – зеленовато-синий океан, лазурное небо... Знаете, дизели при зарядке аккумуляторов грохочут страшно, поэтому они, на лодке, спохватились поздно, а я не обратил внимания, у меня на голове была вторая пара наушников, я тоже слишком поздно услышал... хотя чем я мог помочь?

– Ага, – сказал Мазур, – какой-нибудь противолодочный корабль?

– Самолет, – сказал Хольц. – «Эвенджер» с американскими опознавательными знаками. Видимо, он патрулировал район, у американцев уже тогда были тут военно-воздушные базы... Это было, как в кино, право слово. На войне возможны самые невероятные события, все так причудливо переплелось... Мы с радистом все отлично видели, лучшего наблюдательного пункта и не подберешь. Самолет пошел на боевой заход, в красивое пике... Мне потом пришло в голову, что все обернулось именно так исключительно из-за того, что на зенитном автомате стоял Крифельд. Он был мастером своего дела, прямо-таки виртуозом. Промахнись он, все произошло бы как-то по-другому. А так... Крифельд попал по самолету первой же очередью. Я уверен, пилота убило сразу. То ли я и в самом деле видел тогда, как брызнули осколки фонаря, то ли внушил себе потом, что видел. Какое это имеет значение? Самолет не изменил траектории, понимаете? И врезался в носовую часть лодки, перед рубкой. Тут же рвануло. Ох, как рвануло... Я выяснил потом: «Эвенджеры» обычно несли или торпеду в бомболюке, или девятьсот кило бомб. В любом случае шарахнуло на совесть. Лодка утонула в считанные секунды. Это все произошло гораздо быстрее, чем я вам сейчас рассказываю. Мы с радистом стояли, как истуканы, разинув рты – а там, внизу, вода уже успокаивалась, на поверхности ничего не было, ни обломков, ни людей, ничего... только море... – его взгляд оставался столь же мечтательным, отрешенным. – Текли минуты... первая мысль у меня была: «О господи, мы остались совершенно одни!» А вторая: «Теперь только я знаю, где лежит два миллиона долларов!» Конечно, по тогдашним ценам это было далеко не два миллиона – но я уже не помню тогдашнейсуммы...

– Подождите-ка, – сказал Мазур. – «Только я знаю», вы сказали? А радист? Ему что, каким-нибудь осколком в лоб прилетело?

– Да нет, – сказал Хольц, криво усмехаясь. – Он стоял тут же. Но, понимаете... Он бы не одобрил, я бы не нашел у него понимания. Этот парень был идейным. Фанатик со стандартной биографией. Как говорят американцы, упертый.

– А вы, стало быть, нет?

– Верьте или нет, дело ваше, но к тому времени я давным-давно не был убежденным нацистом. Я был в гестапо, не забывайте. В любой спецслужбе очень мал процент идейных фанатиков. Потому что именно спецслужбы имеют дело с реальной информацией о реальном положении дел. Официальная пропаганда – это для толпы. Нет уж, мы были кем угодно, только не фанатиками. К тому времени человеку вроде меня уже стало ясно, что идеи стухли, а цели недостижимы...

– Ага, – сказал Мазур. – И радист, я так понимаю, покончил самоубийством, выстрелив себе в затылок?

– В основание черепа, – с большим знанием дела поправил Хольц. – Есть такая точка, вот тут. – Он наклонился над Мазуром и ткнул крепким пальцев в точку, о которой и сам Мазур прекрасно знал. – Смерть мгновенна, ни мига страданий, я вовсе не хотел, чтобы он страдал, как-никак мы служили в одном экипаже... Но он ни за что бы со мной не согласился. Он умер через четверть часа после взрыва, когда стало ясно, что на лодке погибли все до одного, и никто более не вынырнет. О трупе я позаботился, его так никто никогда и не нашел.

– А потом?

– Остаток дня я провел даже с некоторым комфортом – в лодке, как и полагалось, был НЗ, пресная вода на острове отыскалась. А назавтра над островом и вокруг стали летать самолеты. Американцы искали свой штурмовик. Несомненно, он просто не успел связаться с базой и сообщить, что видит субмарину – иначе моя легенда не прокатила бы... А она прокатила. К тому времени я успел многое обдумать, принялся бегать по берегу, как какой-нибудь Робинзон Крузо, махать, костер разжег, навалил зеленых веток для дыма... Летающая лодка быстренько подрулила к берегу. Янки были очень разочарованы – они, понятное дело, решили, что это их пилот спасся. Ну, что им оставалось делать? Мне дали по шее для порядка, обыскали и забрали с собой. Привезли сюда, на свою базу. Обычно пленных отсюда переправляли в Штаты, но я был один-одинешенек, да и оказии не случилось. А через несколько дней кончилась война. И я сразу стал почти неинтересен. Допрашивали, конечно. О, я им преподнес чертовски убедительную версию... Назвался младшим офицером с другойлодки. Американцы ее потопили в тех же местах дня три назад, мы слушали их радио до того, как потеряли антенну. Я там знал кое-кого, вот и присвоил себе чужое имя – такой же младший офицер, ничего интересного. Со своим «зольдбухом», солдатской книжкой, я успел поработать– подтер, где надо, до полной нечитаемости, подмочил морской водой... Они ничего и не заподозрили. Мундир кригсмарине, погоны соответствуют обозначеному в книжке званию, место службы тоже, вот только номер подлодки не читается. Я им напел, что спасся на той самой надувной лодочке, и течением меня принесло прямехонько к острову. Съели. При серьезной разработкемогли и докопаться, но кому это было нужно. Война закончилась, я был обычным младшим офицером кригсмарине, каких в плену у союзников торчало немерено... Меня еще два месяца держали за колючкой, в каком-то пункте для интернированных – а потом вышибли к чертовой матери. С соответствующей справкой. Можно было выправить бесплатный билет в Европу – в трюме какого-нибудь сухогруза. Только зачем? Родители к тому времени уже умерли, невеста... в этомплане я не сентиментален. Я ведь единственный знал, что там лежит на дне.

– Вот только добраться никак не удавалось, а?

– Это точно, – со вздохом кивнул Хольц. – Сначала, как вы, должно быть, понимаете, нужно было просто выжить. Подыскать работенку, освоить язык, осмотреться, и вообще... Мотало чуть ли не по всей Южной Америке. Шофер, рабочий на плантациях, одно время служил в полиции довольно далеко отсюда. Мне нельзя было высовываться, ясно? Потому что сюда повалили наши, чтоб их черти взяли. Их тут было столько... И какие люди... Верьте или не верьте, но лет двадцать назад, в другой стране, средь бела дня метрах в трех от меня, как ни в чем не бывало прошел сам папаша Мюллер... слышали о таком? То-то. И мой шеф, штандартенфюрер Рашке, тоже, как потом выяснилось, преспокойно обитал в одной гостеприимной здешней стране...

– Ну, понимаю, – сказал Мазур. – Тут дело даже не в идеях, а в камушках. Они бы вас выпотрошили, как камбалу на кухне.

– Вот именно, – поморщился Хольц. – Но даже если бы я и уцелел, остался бы нищим. Похлопали бы по плечу и поблагодарили за верность давным-давно сгинувшему рейху... Зачем мне это? Нет уж, мне хотелось самому... Только никак не получалось. То денег не было, то возможности. Два раза пытался – в пятьдесят седьмом и семьдесят первом. В первый раз просто сорвалось, а во второй вообще чудом уцелел – скоты-напарнички погорячились... Попытались перерезать глотку раньше времени, да и действовали бездарно... В общем, слишком долго ни черта не получалось. И только когда судьба меня свела с отцом сеньориты Кристины, я рискнул... Вот и все, пожалуй. Еще виски?