Поцелуй теней - Гамильтон Лорел Кей

Наконец я отодвинулась.

– Гален, ты сам знаешь, почему я тебе не подала вестей.

Он не смотрел мне в глаза. Я взяла его за подбородок и повернула к себе. Зеленые глаза смотрели с обидой, удерживая ее, как воду в чашке; видно было до самого дна. Он совершенно не годился для придворной политики.

– Если бы королева заподозрила, что ты знаешь, где я, или вообще что-нибудь, она бы стала тебя пытать.

Он схватил мою руку, поднес к лицу:

– Я бы никогда тебя не выдал!

– Я знаю. И ты думаешь, я смогла бы жить дальше, зная, что ты подвергаешься бесконечным мучениям, пока я отсиживаюсь в теплом местечке? Ты должен был ничего не знать, чтобы не было смысла тебя допрашивать.

– Мне не надо, чтобы ты защищала меня, Мерри.

Я улыбнулась:

– Мы защищаем друг друга.

Он улыбнулся, потому что долго не улыбаться не мог.

– Ты – мозг, я – кулак.

Я встала на колени и поцеловала его в лоб.

– Как ты ни во что не влип без моих советов?

Он обнял меня за талию, притянул к себе.

– С трудом. – Он посмотрел на меня, хмурясь. – А что это за черная водолазка? Мне казалось, мы договорились никогда не носить черного.

– Она хорошо смотрится с угольно-серым брючным костюмом.

Он положил подбородок чуть выше выпуклости моих грудей, и эти честные зеленые глаза не дали мне уклониться от вопроса.

– Я приехала, чтобы вписаться в придворную жизнь, Гален, если выйдет. И если это значит, что надо носить черное, как при Дворе принято у большинства, то я готова на это пойти. – Я улыбнулась. – К тому же черное мне идет.

– Это да.

В открытых зеленых глазах заклубились первые струйки того старого чувства.

Неловкость между нами существует с тех самых пор, как я стала достаточно взрослой и поняла, что это за странное ощущение у меня в нижней части тела. Но каков бы ни был накал, ничего между нами никогда не могло быть. По крайней мере физически. Он, как и многие другие, был Вброном королевы, а это значит, что он подчинялся ей и только ей. Вступить в стражу королевы – это был единственный за всю жизнь Галена разумный политический ход. Он не был сильным магом и мало что понимал в закулисных интригах. Единственное, что у него действительно было, – это сильное тело, отличная рука и способность заставлять других улыбаться. Я имею в виду именно способность – он излучал жизнерадостность, как некоторые женщины оставляют за собой след духов. Чудесная способность, но, как и многие мои, не особо полезная в бою. Как один из Вбронов королевы он был в относительной безопасности. Их не вызывают на дуэль просто так, потому что никогда не знаешь, не воспримет ли королева вызов как оскорбление лично ей. Не будь Гален стражем, он бы, наверное, погиб бы задолго до моего рождения; но то, что он страж, обрекало его на вечное одиночество. Всегда хотеть и никогда не получать. Я взъярилась на отца за то, что он не дал мне быть с Галеном. Это было единственное у нас серьезное несогласие. Годы ушли, чтобы я поняла то, что понимал отец: почти все сильные стороны Галена – одновременно и его слабости. Сердечко у него золотое, но он иногда бывал почти что политической обузой.

Гален прижался щекой к моей груди и потерся лицом. У меня на миг пресеклось дыхание, потом оно вышло вздохом.

Я провела пальцем его щеке, по полным мягким губам.

– Гален...

– Тс-с! – шепнул он.

Поднял меня за талию и поставил перед собой. Мои колени оказались у него на бедрах, лицо его прямо под моим. Пульс у меня в горле стучал почти болезненно.

Он медленно провел по мне руками вниз, опустил руки мне на бедра. Я не могла не вспомнить прошлую ночь и Дойла. Гален сместил руки, постепенно раздвигая мне бедра, посадил меня на себя верхом. Я старалась отодвинуться, оставить между нами немного места. Мне не хотелось так интимно ощущать его тело – сейчас не хотелось.

Он погладил меня ладонями по шее, подложил их под затылок, запустил длинные пальцы мне в волосы, и невероятное тепло его рук обдало мне кожу.

Гален был из тех стражей, которые полагали, что уж лучше легкие прикосновения, чем ничего. Мы с ним всегда танцевали на самом краю.

– Давно уже не было, Гален.

– Десять лет, как я тебя уже так не держал, – ответил он.

Семь лет с Гриффином, потом три года изгнания, и сейчас Гален хотел начать прямо там, где мы остановились, будто ничего не изменилось.

– Гален, я не думаю, что это надо делать.

– А ты не думай, – ответил он, наклонился ко мне так близко, что легкое дыхание могло бы соединить наши губы, и сила потекла из его рта как нить захватывающего дыхание тепла.

– Не надо, Гален. – Мой голос прозвучал с придыханием, но я говорила всерьез. – Не надо магии.

Он чуть отодвинулся, чтобы видеть мое лицо.

– Мы всегда так делали.

– Десять лет назад.

– Какая разница? – спросил он.

Он запустил руки мне под жакет и массировал спину.

Может быть, эти десять лет не изменили его, но они изменили меня.

– Нет, Гален.

Он посмотрел на меня в искреннем недоумении:

– Почему нет?

Я не знала, как это объяснить, не задевая его чувств. Я надеялась, что королева снова даст мне разрешение выбрать стража в качестве консорта, как когда она разрешила отцу выбрать для меня Гриффина. Если я позволю вернуть то, что было десять лет назад с Галеном, он решит, что именно его я выберу. Я его любила и, может быть, всегда буду любить, но позволить себе роскошь сделать его своим консортом я не могла. Гален – просто не тот мужчина. Мой консорт тут же лишится защиты королевы, как только выйдет из стражи. Моя угроза – недостаточная сила, чтобы защитить Галена, а его угроза и того меньше значит, потому что он еще менее беспощаден, чем я. День, когда Гален станет моим консортом, будет тем днем, когда я подпишу ему смертный приговор.

Только все это я ему объяснить не могла. Он никогда не мог бы понять, как он опасен для меня – и для себя.

Я выросла и наконец-то стала дочерью своего отца. Что-то можно выбирать сердцем, что-то – головой, но если сомневаешься, отдай предпочтение голове перед сердцем. Останешься живой.

Я склонилась над ним, стала слезать с его колен. Его руки сомкнулись у меня за спиной. Такой обиженный был у него вид, такой потерянный.

– Ты говоришь всерьез.

Я кивнула. Я видела по его глазам, как он пытается понять. Наконец он спросил:

– Но почему?

Я погладила его по лицу, по кончикам кудрей.

– Ох, Гален!

Его глаза выразили печаль, как выражали радость, или недоумение, или любую эмоцию, которая им владела. Худшего актера в мире нет.

– Поцелуй меня, Мерри, в знак возвращения домой.

– Мы целовались в аэропорту, – напомнила я.

– Нет, по-настоящему, в последний раз. Пожалуйста, Мерри.

Надо было сказать "нет", заставить его отпустить меня, но я не могла. Не могла сказать "нет" этому его взгляду, и, если честно, раз уж я решила никогда больше с ним так близко не быть, то мне хотелось этого поцелуя.

Он поднял ко мне лицо, я опустила к нему губы. У него они были такие мягкие! Мои руки нашли закругление его лица, взяли его в ладони. Он сплел пальцы у меня за спиной, осторожно погладил ягодицы, скользнул по бедрам. Осторожно потянул меня за ноги, я снова сползла вниз по его телу. На этот раз он постарался, чтобы места между нами не осталось. Я ощущала, как он напряженно и твердо прижимается ко мне через штаны.

Это ощущение оторвало мои губы от его, исторгло стон из моего горла. Его руки гладили меня, охватывали ягодицы, прижимали меня теснее.

– Можно убрать пистолет? Он в меня впивается.

– Его можно убрать, только сняв портупею, – сказала я, и в моем голосе было то, чего не выражали слова.

– Я знаю, – ответил он.

Я открыла рот, чтобы сказать "нет", но вышло не это. Было как серия решений: каждый раз я должна была сказать "нет", остановиться, и каждый раз не останавливалась. Мы растянулись на длинном кожаном сиденье, и большая часть нашей одежды, все наше оружие валялось на полу.