Игрушка богов - Станислав Коронько

Тимур сделал несколько глотков ароматного, бодрящего вина. С глупым выражением лица спросил:

— Почему? Что плохого в том, что люди смогут общаться на больших расстояниях и быстро перемещаться куда угодно?

— Такое общение и перемещение нарушают сложившийся в мире порядок, — отчеканил Курц.

— С чего бы это?

— Из-за того, что способствуют слишком быстрому и бесконтрольному развитию людей. Люди должны овладеть знаниями прошлого, но они должны быть готовы к их использованию. Дабы не наделать глупостей.

Такой неожиданный ответ привел Тимура с состояние ступора. Чем-то это напоминало коммунистические пятилетки. Только со знаком минус. У вождей Союза имелось расписание по поступательному развитию своей страны, а у хранителей доминировала идея по сдерживанию прогресса. Однако стоило признать- они построили достаточно симпатичный мир, они по праву заслужили всевозможных похвал. В основе морали людей они закладывали принципы взаимовыручки, уважения и терпения. Они удерживали людей от массового безумие под названием "война".

Их мир был пригоден для жизни. Почти что идеален. В нём не было места потрясениям. Но не было и полноценного движения вперёд. А без движения вперёд всё рано или поздно захиреет, превратиться во вросший в почву колосс, сдвинуть который, как окажется в один прекрасный день, станет не под силу никому. Драконы это понимали- поэтому допускали развитие. Впрочем, какое-то ущербное. Скачкам и революциям в сознании было сказано твёрдое нет.

С одной стороны, это было плохо- не скоро в этом мире появятся блага цивилизации, не скоро вся мудрость многих поколений одномоментно станет доступна для каждого, не скоро они получат возможность дотянуться до любой точки мира за менее чем сутки. Но с другой стороны, это опекунство драконов служило во благо. И так уже погибший однажды мир Наутики не будет загажен во имя прогресса, обуянный жаждой власти человек не поведет за собой на гибель миллионы, «справедливая», единственно-верная социальная модель- будь то нацизм, коммунизм или капитализм- не сделает людей непримиримыми врагами. Жадность, похоть и стремление к комфорту не завладеют безыдейным миром постиндустриального общества. И уж конечно, никакой нелюдь не прикажет скинуть на пару жилых городов водородные бомбы для демонстрации их разрушительной мощи.

Думать было слишком тяжело. Понять своё отношение к искусственно поддерживаемому средневековью- невозможно. Гордому и независимому европейцу претило такое отношение драконов к людям- оно заставляло чувствовать себя скотом, безмозглым жвачным животным. Но драконы были всего лишь машинами, выполняющими программу других людей- несравнимо более мудрых и древних. И в чём-то эти древние, несомненно, были правы. Зверства, что бесконтрольно творили люди на Земле, не поддаются никаким объяснениям. Их невозможно оправдать. Ничем. Разве что глубоко-укоренившимся желанием творить зло, хищной и подлой натурой венца эволюции.

Возможно, человеку с востока построенный драконами мир пришёлся бы по душе- неспешное поступательное развитие, смиренное подчинение воле свыше и совершенствование своей психической сущности, своего «я», являются характерными чертами культуры Азиатских народов. Но вот Тимуру пришлось призвать все свои силы, дабы не позволить возмущению выплеснуться через край. Действительно, Наутика чужой мир с другими порядками. Здесь живут другие люди, у них другие порядки, они по-другому воспринимают окружающее. Лезть к ним со своими нравоучениями- свинство. История помнит, как христианские миссионеры с поддержкой алчных европейских вождей переделали под себя сотни народностей по всему миру, уничтожили их самобытность и самосознание. А несогласных просто истребили солдаты.

Тимур поднял свою кружку, залпом осушил её. Наполнил снова. Спросил:

— А что делают с теми, кто пытается… ну… открытия там делать и их продвигать?

Курц кинул взгляд на появившийся над тазиком невесомый пар. Глотнув вина, ответил:

— Обычно ничего. С ними просто беседуют. Раньше хранители, теперь надзиратели. Если открытие принесёт пользу и не станет в будущем опасным- его признают и разрешают. Если нет- человеку, его сделавшему, указывают, над чем ему было бы лучше поработать. Упорствовать он вздумает, его наказывают. Сперва в ссылку, затем в темницу. Если и после этого не успокоится- тогда казнят. А за оружия изготовления кто возьмётся- сразу в темницу.

— Круто, — заметил Тимур, — но справедливо.

— Ага.

Курц поднялся, поставил кружку на стол, рукавами снял с плитки тазик, вылил воду в ведро со своей курткой. Отставил тазик к кровати. Обращаясь к священнику, предложил:

— Давай что ли, поесть приготовим.

Не спеша вставать, Себастиан кивнул взгляд на деревянный ящик и спросил:

— Неужто у тебя еды там не припасено?

— Припасено. Только свежий хлеб, свежие овощи, свежая картошка и пока что ещё свежая рыба, думаю, будут лучше вяленого мяса и сухарей.

Поднимаясь, Себастиан проворчал:

— Ладно.

— Мыло тоже доставай, — прислонившись плечом к стене и скрестив руки, распорядился Курц. — И нитку с иголкой. Отдай Диане её одёжку. И приступай к готовке. Сковородку я тебе дал. Надеюсь, куда её ставить- поймешь. Плошку с маслом найдешь в ящике. Тарелки и приборы тоже.

Копавшийся в своей сумке священник бросил через плечо яростный взгляд, но протестовать против таких распределений обязанностей не стал. Достав все вещи и еду, Себастиан занялся готовкой, а Курц, перенеся ведро в угол, стиркой своей куртки.

Чтобы не мешать, Тимур перебрался обратно на кровать к Диане и за неимением занятия получше продолжил осушать бутыль вина. Когда он наливал себе уже третью кружку, Диана, сидящая рядом и жадно разглядывающая лежащие на другой кровати вещи- вязаные чёрные чулки, короткое зелёное платьице с рукавами длиной по локоть и мешковатую шерстяную кофту такого же цвета, встрепенулась и протянула к Тимуру пустую кружку.

— Размечталась, — сказал тот. Поставил почти пустую бутылку в ногах, сердитым тоном произнёс: — Курц, а кто это тебе разрешал наливать ребёнку?

Курц прекратил тереть мылом пятно на своей куртке, обернулся. С невинным видом спросил:

— А что не так? Подумаешь, всего пол кружки. Не воду же речную ей пить.

— Всё равно нельзя ей ещё вина. Это вредно.

В глазах Курца блеснул хитрый огонёк.

— А тебя, я гляжу, это не очень-то останавливает.

— Мне можно, — делая очередной глоток, заявил Тимур.

— А почему ей нельзя?

— Нельзя. Потому что я так сказал.

Курц отвернулся к ведру, принялся перетирать намыленный кусок куртки между сжатыми кулаками. Ворчливо произнёс: