Психоделика. Книга для мертвых - Юрий Валерьевич Литвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замолчали. Я тоже не стал ничего говорить. Трепятся мужчины, да и ладно. Что в том плохого или зазорного? Тем более, что никто не ведает того, что будет с нами завтра. А сегодня тихо, спокойно, никто не напал, пока. Чего б не посидеть не потрепаться? Я еще и кувшинчик чего-нибудь оприходовал бы запросто в такой милой компании, да и Гарольд бы составил мне компанию, ишь какой грустный сидит. Ан нету вина…
Гарольд прокашлялся и прорычал, прерывая молчание:
– А меня учили по-другому. Мне говорили, что главная моя задача – немедля атаковать и уничтожать врага, а не рассусоливать разные непонятные слова.
Я перестал делать вид, что сплю, приподнялся на локтях, потом сел по-турецки и зевая произнес:
– Знаете, как говорит один мой знакомый тамплиер? Не верить в победу – богохульство!
– Это как? – изумился Пьетро.
– А так, если хотя б на миг представить, что победят сарацины, значит усомниться в божественном начале крестового похода.
– И всего того, что мы делаем,– эхом отозвался старший из братьев, но как-то грустно он это произнес, с оттенком глубокой печали.
– Да… – неуверенно добавил гигант и снова все умолкли.
Через какое-то время забренчали струны, оказывается Паоло у нас еще и музыкант, то-то с мешком своим никогда не расставался.
У него оказался приятный голос как для менестреля, коих слыхивал я немало. И красиво повел он рассказ свой:
У Яффы в оливковой роще,
В прекрасном саду.
Божье войско
Поставило свои знамена…
Тихо потрескивал костер, было спокойно и благостно. Да именно так, иначе и не скажешь. О предстоящем деле не было сказано ни слова.
х х х
Глава XXVI
Deep Purple “Child In Time”
Явь
Проснулся я словно от толчка. Железная дверь загрохотала замком. Меня отпирали. Я был на удивление выспавшимся и бодрым. А хули, мельком глянув на часы, я увидел, что проспал почти шесть часов, полсмены, ни хуя себе!
– Подъем! – с порога улыбался моложавый, седой до моей скромной персоны не снизошел, куда нам… – Отбой, – продолжил он, – смена твоя пришла.
Я молча встал и подергал наручники. Все также мерзостно улыбаясь моложавый вынул из кармана ключик и отомкнул мои кандалы. Потом вернул телефон, я машинально сунул его в карман.
– Спасибо за службу, и не забывай про неразглашение…
– И вам не хворать, – я потер запястья, восстанавливая кровообращение, – и куда мне теперь?
– Домой, отдыхать, а завтра на работу как обычно. Если вы нам понадобитесь, мы сообщим дополнительно.
В коридоре уже ждал невыспавшийся и хмурый Вася-Петя, а с ним двое ребят в спецовках, явно с его же дистанции. «Ага, – подумал я, – смена караула». Говорить с ними совершенно не хотелось, тем более в присутствии товарищей. Плюс то, что в глубине души я подозревал, что и разговаривать со мной никто не захочет, слишком уж лица у моих новых коллег были ответственные. Я плюнул на них мысленно и поперся на улицу.
Там было холодно, но довольно таки оживленно. Поправив пошатнувшееся здоровье у ближайшего киоска, поплелся на участок, благо домой отчего-то не хотелось. Слишком много вопросов накопилось у меня за прошедшую ночь. Попробовал набрать Анжелу, но никто не отозвался.
Захарович оказался на месте, и увидев мою помятую физиономию, недобре, как мне показалось, на нее покосился. Хоть не покусился и за то спасибо.
Я молча сел пред ним и сложил руки на коленях.
– Отдежурил? – хитро спросил мастер.
– Ага, – кивнул я, – и чего это блядь, было?
– Подозреваю, что красная тревога? – с ленинской хитрецой во взоре поинтересовался лукавый мой мастер.
– Она самая… мы тут каким боком, че за новости?
– Сплюнь, учения это. Обычные учения. Но со смыслом. Понял?
– Ни хрена я не понял, не хренушечки… Какие в хера учения?
– Приближенные к боевым. Как тебе объяснить… Ты особенно в целом не трынди, тут мало кого на эти вещи привлекают. Но смысл такой, что работник метрополитена должен быть как пионер всегда готов…
– К чему?
– Блядь, Саша, неужели не ясно. Обеспечить безопасность пассажиров. От всего. Понял? Короче, заебал ты, Саня, отдежурил, молодец, не ты первый, не ты последний, можешь отдохнуть-побухать, прогул не поставлю, но будешь должен.
– В смысле? – меня словно обухом стукнули, какой на хер прогул? Что он мелет?
– Шутка… Пить надо тоже умеючи. Учения, блядь. Я б вас поразгонял всех давно, да с кем работать за такую зарплату. Понял?
Ничего я не понял, но кивнул, а что мне оставалось? Шутник, на… Посидел бы с Максимкой наедине прикованный.
– Вот как-то так. Езжай домой отдыхай. Вид у тебя…Завтра выходи в день, поедем на Восстание по теплу. А я в управление.
Он стал собираться. Оделся и ушел, а я остался. С радостью, решив, что так умней. Так, кажется, у Вовки Кузьмина поется.
Я посидел-посидел и поплелся к Данилычу, надо же с кем-то поделиться тайной, а то ведь разорвет изнутри…
Сон
– Здесь и заночуем! – произнес Эсперо, устраиваясь у стенки,– тут мы хотя бы от ветра защищены будем.
– Разве, что от ветра,– недовольно пробурчал Пилигрим из Остенде.
Братья Эсперо по-обыкновению молчали, я тоже стал на их сторону и просто свалился на земляной утрамбованный пол, подгребая под себя соломенные ошметки. Может быть и удастся наскрести на подобие подстилки. Вот это действительно было бы неплохо. Хорошо, что за время своих бесконечных скитаний я научился засыпать где угодно и когда угодно. Я чувствовал подступающую сладостную истому, когда натруженное за день тело, наконец, выпрямляет суставы и расслабляется в ожидании столь желанного и необходимого отдыха.
Мы медленно приближались к городу. Не по прямой. Франциско вел нас странным зигзагом, словно продвижение наше по кратчайшему пути, могло разбудить некие таинственные силы. Кто знает, может это так и было, я не спрашивал, я вообще больше наблюдал и старался не задавать вопросов. Гарольд вел себя также, и то, что нападения на нас прекратились, я считал добрым знаком. Возможно, наш францисканец действительно знает что делает. По крайней мере, едой мы разжились, благо деньги у нас были. А вот с оружием было не очень. Только ножи.
Менее всего на пилигрима походил германец, но Франсиско придумал для него неплохую легенду, про то как Гарольд был взят в плен и выкупив свою жизнь принял обет не брать в руки оружия и совершить паломничество к Гробу Господню во искупление своей вины. Нельзя сказать, что германец был всем этим доволен, но пришлось подчиниться. Пока никто нам не докучал, ибо Господь хранил нас.
Передвигались мы медленно, и когда появилась очередная деревня нам пришла в голову неплохая мысль разжиться повозкой и лошадью, хотя бы одной .
Увы,
