Украинский вопрос” в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ века) - Алексей Миллер

10. Закрыть на неопределенный срок Киевский Отдел Императорского Географического Общества (подобно тому, как в 1860-х годах закрыт в этом последнем Политико-экономический Комитет, возникший в среде Статистическаго Отделения) и допустить затем открытие его вновь, с предоставлением местному генерал-губернатору права ходатайствовать о его открытии, но с устранением навсегда тех лиц, которые сколько-нибудь сомнительны в своем чисто-русском направлении. (5)

в) По III Отделению Собственной Его Императорского Величества Канцелярии.

11. Немедленно выслать из края Драгоманова и Чубинского, как неисправимых и положительно опасных в крае агитаторов». (6)

Примечания

В этом окончательном виде текст, известный в литературе как Эмский указ, стал основой для секретных инструкций соответствующим правительственным структурам. Впервые опубликован в кн.: Савченко Ф. Заборона українства 1876 р. (Харків; Київ, 1930, репринт — Мюнхен, 1970.) С. 381—383.

2 На полях приписано, вероятно, Потаповым: «1000 р. из сумм III жанд., в текст заключения не вводить, а только иметь в соображении».

3 На полях приписано: «в соображении вредное влияние газеты».

4 На полях приписано: «это не существенно».

5 На полях приписано: «предоставить М.В.Д. войти в надлеж. сношения с кем следует относительно изыскания мер к дал. направлению этого дела».

6 На полях приписано: «выслать из края с воспрещением въезда в южн. губ. и столицы, под секретное наблюдение».

Михаил Дмитриев  

Политика российской имперской бюрократии в отношении украинского национального движения во годы правления Александра II и отражение этой проблемы в русском общественном мнении, как и поставленные в связи с этим вопросы, имеют принципиальное — не только научное, но и обще­ственное значение.

Доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института научной информации по об­щественным наукам РАН А.И. Миллер, наряду с большим массивом опубликованных источников привлек в своей, посвященной этой теме книге (1), широкий круг архивных материалов. Беспристрастность автора, как в отношении «русской», так и «украинской» и любой иной точки зрения, позволи­ла объективно рассмотреть данную проблематику, да к тому же в сравнении с тем, как аналогичные вопросы («шотландский» и «провансальский») решались в Великобритании и Франции. Подробно­му анализу подвергнуты знаменитые Валуевский циркуляр 1863 г., запрещавший печатать на укра­инском языке учебные и научно-популярные книги, и Эмский указ 1876 г., прекративший ввоз укра­инских книг из-за границы, и театральные постановки на украинском языке. Вопрос о русском и украинском национализме XIX в. поставлен автором на солидную научно-объективную основу, что делает продуктивными дискуссии об «украинском вопросе» в Российской империи.

В исследовании как бы два фокуса — родившийся в середине XIX в. украинский национализм (идея особого, украинского народа) и противостоящий ему национализм русский, на развитие которого повлиял «украинский сепаратизм» (руководящая его идея — «большая русская нация», вклю­чающая в себя в качестве органических составляющих русских, украинцев и белорусов). Предста­вители украинского национализма хорошо известны. Это — историк и публицист Н.И. Костомаров, П.А. Кулиш, Н.М. Белозерский, В.Б. Антонович, М.П. Драгоманов, П.П. Чубинский, Т.Г Шевченко. Их деятельность неразрывно ассоциируется с Кирилло-Мефодиевским обществом, петербургским жур­налом «Основа», киевским отделением Русского географического общества, «Громадой», рождени­ем современной украинской литературы и историографии, собиранием и публикацией украинского фольклора, интенсивно способствовавших формированию идеи «украинской нации». С русской стороны выступают сам Александр II, министр внутренних дел П.А. Валуев, министр народного просвещения А.В. Головнин, киевский губернатор А.М. Дондуков-Корсаков, В.А. Долгоруков, А.Л. Потапов, Д.А. Толстой, А.А. Половцов, Д.А. Милютин, Н.В. Мезенцов, М.Т Лорис-Меликов, А.Е. Тимашев, издатель «Московских ведомостей» М.Н. Катков, М.В. Юзефович, С.С. Гогоцкий, А.Ю. Сама­рин, а также В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.Г Чернышевский, Н.А. Добролюбов, М.П. Погодин, С.Т. и И.С. Аксаковы. Разумеется, по логике и цели исследования, тайное внимание при рассмотрении этого конфронтационного диалога уделено русской стороне.

Миллер, опираясь на солидный опыт теоретического и прикладного исследования многих разновидностей национализма, присоединяется к тем авторам, которые считают, что единая модель национализма, способная объяснить как его природу, так и все формы проявления, в принципе невозможна. Сам он отталкивается от разработанной Б. Андерсоном теории нации как «воображенного сообщества», а также от представлений о дискурсивной природе национализмов. Национализ­му нельзя дать исключительно положительную, либо негативную оценку; но это понятие можно использовать как инструмент, без которого историку никак не обойтись при изучении этого феноме­на. Автор называет националистами «всех, кто участвует в националистическом дискурсе, то есть принимает и стремится так или иначе интерпретировать категории национальных интересов и на­ций как символические ценности» (с. 17).

Российская ситуация, констатирует Миллер, имела много сходного с британской или французской, и, соответственно, могла эволюционировать так же, как это произошло на западе Европы, то есть привести к ассимиляции украинцев (малороссов) в «большой русской нации». Собственно, в этом и состоит главный вопрос его книги — почему эта ассимиляция в конечном итоге так и не состоялась?

В середине XIX в. «украинский» или «украинофильский» националистический проект столкнулся с проектом «большой русской нации». В случае осуществления последнего украинцы растворились бы в русской нации примерно так же, как бретонцы или шотландцы были ассимилированы французами и англичанами. Соответственно свою задачу автор видит в том, чтобы «рассказать», что удалось и что не удалось российскому правительству в осуществлении «общерусского проекта».

Рождение этого проекта Миллер связывает с публикацией И. Гизелем в 1674 г. «Синопсиса», где киевский эрудит предложил историческое обоснование теории, позже превратившейся в советский концепт «трех братских народов», подчеркивая, что шансы на успех у «общерусского проекта» были очень велики, потому что дворянские элиты Малороссии и России к XIX в. практически слились, языки и религиозные традиции были очень близки, никакой дискриминации украинцев на индивиду­альном уровне не было, политика правительства в национальном вопросе была весьма гибкой и пр. Поэтому, как подчеркивает Миллер, «в XVIII и XIX вв. процессы формирования идентичности у вос­точных славян могли протекать по существенно различным сценариям и дать существенно различ­ные результаты» (с. 48). Этим утверждением и многими другими высказываниями автор оттеняет свой принципиальный отказ рассмотреть «украинский вопрос» в России XIX в. как историю угнете­ния украинцев русскими и борьбы угнетенного народа за национальное освобождение, что вовсе, однако, не значит, что Миллер отрицает репрессивный характер политики имперских властей в от­ношении украинского движения.

Рассматривая рождение «украинофильства» в России в первой половине XIX в. и реакцию на него властей и общественного мнения, автор касается влияния идей И.-Г. Гердера и Французской революции, собирания украинского фольклора, деятельности и высказываний профессора Киевс­кого университета М.А. Максимовича о польских хлопоманах и превращения «украинофильства в националистическую идеологию» (с. 55) членами Кирилло-Мефодиевского общества и Т.Г. Шевченко. В русском общественном мнении выделяются сторонники агрессивной и мягкой ассимиляции (соответственно, В.Г Белинский и Ю. Венелин), и защитники идеи сохранения культурной и языко­вой самобытности Украины (Малороссии) в составе Российской империи. При этом Н.В. Гоголь — фигура в высшей степени характерная и важная для проблематики русско-украинских отношений — только однажды или дважды упомянут в книге, а его имя даже не попало в именной указатель.

Первые годы правления Александра II охарактеризованы как скрытая стадия «активизации ук­раинофильства». В это время Костомаров (как и Шевченко) с триумфом вернулся в Петербург, чтобы стать профессором университета, Кулиш имел в северной столице свою типографию, симпатии к украинофилам стали очень характерны для высшего общества и столичной интеллигенции, влас­ти готовы допустить украинский язык в начальных школах, цензура практически никак не мешала печатанию книг на украинском языке, в Москве и Петербурге можно было купить 6 украинских букварей разных авторов. Синод не исключал возможности перевода Св. Писания на украинский, но одновременно наметился конфликт между украинофилами и теми малороссами, которым была дорога идея триединой русской нации. Если украинский националистический дискурс в эти годы уже в значительной степени сформировался, а Кулиш выступал как «убежденный украинский националист именно сепаратистского толка» (с. 73), то русская политика в украинском вопросе, еще не стала националистической, и в этом отношении Россия отставала от Запада (см. с. 69). Этот тезис очень характерен для аналитической манеры автора, с которым в данном случае мож­но и не согласиться. В этом контексте Миллер характеризует известную полемику Погодина и Максимовича, у кого — великороссов или малороссов, больше прав на киевское наследие, как «национализацию патриотизма».