Смута. Том 2 - Ник Перумов

– Непременно кончатся.

– Умеешь ты ободрить, брат Ниткин!

– Воинские силы имеют такое обыкновение – кончаться, – важно заявил Петя. – Поэтому побеждает тот, у кого они кончатся последними.

Фёдор только рукой махнул. И стал думать о том, что давно не приходили белые конвертики от великой княжны Татианы. Эх, забыла небось простого прапорщика-александровца, не до него ей…

Правда, особо долго размышлять не пришлось. Бронепоезд замедлял ход, на востоке всходило солнце, а наблюдатели успели поднять тревогу – впереди были разобраны рельсы.

Начинался новый день, начиналась «работа», как называли это александровцы. Не «бой», не «атака», не «наступление», а именно «работа».

Орёл с юга почти ничем не был прикрыт. Не считать же за серьёзную преграду овраг и не то ручей, не то речку под названием Пересыханка. Железная дорога на Москву проходила по восточной окраине города, даже не пересекая здесь Оку.

У окраин красные лихорадочно рыли окопы, ставили орудия и пулемёты.

Бронепоезд остановился вне досягаемости вражеских батарей; его тяжёлая артиллерия же, напротив, могла их накрыть с лёгкостью.

Александровский полк готовился к атаке.

– Помните, нам нельзя тут застревать, – повторял Две Мишени, обходя ряды добровольцев. Он хромал, опирался на костыль, но упрямо отказывался идти в госпиталь – мол, это просто царапина, допрыгаю, чай, не кукла фарфоровая, – к вящему неудовольствию Ирины Ивановны Шульц.

Её возвращение бывшие кадеты восприняли с восторгом. Для них она была пережившей ужасные вещи и спасённой в последний момент учительницей, кого они помнили и любили. Никто не умел так рассказать о Пушкине или Лермонтове, о Тютчеве или о Фете, как она. И на уроках, посвящённых графу Толстому, у неё завязывались отчаянные споры, чуть до драки не доходило; так что сведённые в первую (государеву) роту первого батальона Александровского полка кадеты, без экзаменов и прочего сделавшиеся прапорщиками, просто радовались – те, кто не знал.

Ирина же Ивановна часто поглядывала на Фёдора, на Петю – и вздыхала. Но им сейчас было не до разговоров…

Орёл они брали хитрым обходным манёвром, во взаимодействии с конницей графа Келлера. «Единая Россiя» с безопасной дистанции накрывала позиции красных своей морской 130-мм артиллерией, специально снаряжённые шрапнели рвались над торопливо вырытыми траншеями, собирая обильную жатву. И в атаку александровцы двинулись как умели: перебежками, переползанием, прикрывая друг друга и беря на прицел любое шевеление на красных позициях.

Когда штурмовые пятёрки достигли линии окопов – там уже почти никого не осталось. Не выдержав обстрела, пехота красных начала беспорядочно оттягиваться в глубь городских кварталов, растекаясь по улицам и переулкам.

Фёдор, как всегда, шёл с Петей, Левкой, Севкой Воротниковым, а пятого им, как важно заявлял Ниткин, и не требовалось, потому что Севка, мол, «и так за троих может». Воротников не расставался со своим любимым «гочкисом», и в его руках это оружие творило на вражеских позициях настоящее опустошение.

Вот и сейчас – ползком преодолели последние сажени, швырнули гранаты, нырнули сразу же за разрывами, добили-дострелили выживших, Севка прочистил траншею несколькими короткими очередями. Рванули дальше – несколько красноармейцев подняли руки, бросив винтовки.

– Куды сдаваться-то идти, вашбродь? – деловито осведомился молодой парень с натруженными крестьянскими ладонями. – Мне батька с мамкой наказали живым вернуться, мол, без тебя обойдутся, красные ли, белые, а ты нам живым нужен.

Парня трясло, он болтал без умолку.

– Винтовку разряди, – велел Фёдор. – На плечо повесь, штыком вниз. Руки держи вверх. И иди прямо во-он туда, где рельсы.

– Эт где чугунка, вашбродь?

– Угу, где чугунка. Скажешь, мол, Александровского полка прапорщик Солонов Фёдор тебя послал.

– Ага! – деловито кивнул парень. – А, вашбродь, пороть сильно станут?

– Тьфу! Наслушался баек этих! У нас пленных крестьян, кого по мобилизации забрали, домой отпускают. Ну, если не захочешь у нас воевать, у добровольцев.

– Ни, – покрутил головой пленный. – Батька мне велел домой живым… а то, грит, так шкуру спущу, что и на том свете вспомнишь! Благодарствую, вашбродь!

И он, вместе с ещё тройкой таких же, явно только что набранных в пехоту солдат, пошёл к позициям белых.

Александровцы легко прорвали оборону красных на южной окраине Орла. В самом городе перестрелки вспыхивали то у присутственных мест, то у опустевшего здания кадетского корпуса, но зацепиться за город красная пехота не смогла. Рассыпалась, разлетелась брызгами. Многие сдавались в плен – тем охотнее, если слышали, что сдаются не дроздовцам или марковцам, но александровцам.

К полудню добровольцы овладели всем Орлом. На площадь перед собором вышел весь клир в торжественных облачениях; сбежались обыватели, из тех, что позажиточнее.

– Нет-нет, – покачал головой Две Мишени. Вновь поморщился, потрогал невольно бок. – Не время благодарственные молебны служить, батюшка. Всё понимаю, без Божьей помощи не случилось бы сего одоления супостатов, да только и время терять нельзя. Мы…

Ирина Ивановна Шульц, сменившая гражданскую одежду на френч и свободные галифе, решительно положила руку Константину Сергеевичу на локоть.

– Идём-ка, дорогой. На перевязку пора.

…В Орле оставался совсем небольшой гарнизон, а главные силы добровольцев вновь устремлялись вперёд, к Москве.

Петербург, Смольный, 6 июля 1915 года

– Положение, товарищи, наше швах. Как говаривал мой дядя…

– Вы, Лев Давидович, всё шутки шутить изволите!.. А цагские войска уже взяли Огёл!..

– Мы, Владимир Ильич, уже собрали у них на фланге ударную группу. Командует Егоров. Якир у него заместителем. Там наши лучшие, самые надёжные части. Латышская дивизия, Московская пролетарская, Петербургская ударная, которой удалось отойти от Зосимова. Первая и вторая конные дивизии червоного казачества. Сводная бригада красных курсантов. Эстонская дивизия под командованием товарища Пальвадере. Части и соединения пополнены. Шестнадцать тысяч штыков, четыре тысячи сабель, сто двадцать орудий и четыреста сорок пулемётов. Перебрасываем силы с Западного фронта, пользуясь переговорами с поляками. Подходят сибирские мобилизованные дивизии, но до их полного сосредоточения под Москвой ещё самое меньшее десять дней.

– Чэрэз дэсять днэй враг ужэ будэт в самой Москвэ, товарищ Троцкий!

– Ошибаетесь, товарищ Сталин. Беляки слишком широко размахнулись, они пытаются с ничтожными силами захватить и удержать огромные территории. Им приходится всюду оставлять свои гарнизоны.

– Да-да, тгудовое кгестьянство и габочие восстают пготив возвгащения стагых погядков! Жестокий теггог, установленный…

– Владимир Ильич, дорогой, ну хоть тут давайте без лозунгов, хорошо? Вы же сами писали, в чём сила бывшего царя?..

– Свободная тогговля хлебом действительно способна пгивлечь часть несознательного кгестьянства, однако возвгащение помещичьего землевладения…

– Они не возвращают земли помещикам, вот в чём фокус. Вы разве не читали царский манифест?

– Читал, батенька, газумеется, читал! Жалкая попытка обмануть тгудовой нагод!..

– Простите, товарищи, Владимир Ильич, Лев Давидович, но у нас белые под Москвой!.. Предлагаю