Сказки народов Югославии - Илья Голенищев-Кутузов

— Ты мой муж! — твердила женщина. — Я тебя разыскиваю бог знает сколько времени!

На шум сбежалась стража, носильщика связали и отвели к кадию. Кадий расспросил женщину, чего она добивается от своего мужа.

— Дорогой эфенди, — взмолилась жена ходжи, — пусть он содержит меня и моих детей или дает развод!

Стал кадий носильщика допрашивать. Бедняга носильщик, как ни старался, не мог доказать, что он вовсе не муж этой женщины. И кадий присудил обманщице получить с носильщика сто дукатов отступного, ведь, по мусульманскому обычаю, муж должен заплатить жене при разводе. Носильщик и так и этак противился, отговаривался, что нет у него денег, — ничего не помогло. Бедняк между тем и вправду весь свой капитал у ханум оставил. Упросил он кадия отпустить его за деньгами. Кадий приставил к нему стражника и разрешил покинуть зал суда.

Приходит носильщик к ханум, а она его спрашивает, почему он опять невесел: носильщик рассказал ей все по порядку и признался, что пришел за деньгами, — потому как должен заплатить мнимой жене, чтобы с ней развестись. Выслушала ханум носильщика и говорит ему:

— Тут все жена ходжи хитрит, да тебе ее проделки только на руку. Вот тебе сто дукатов, ступай заплати отступного, получи у кадия судебную грамоту, что дети действительно твои, а потом приведи их ко мне.

Носильщик сделал все так, как наказала ханум: заплатил сто дукатов отступного, получил грамоту, взял детей и повел их к ханум.

Уж и голосила жена ходжи, требовала, чтобы носильщик оставил в покое ее детей. Но кадий заявил, что носильщик имеет полное право поступать с ними по своему усмотрению. Носильщик привел детей к ханум, она их покормила, а бедняку велела на следующий день с утра зайти за детьми и отвести к глашатаю, чтобы тот продал их с торгов.

Не успела жена ходжи переступить порог своего дома, а он уже бежит ей навстречу:

— Ну как, выручила дукаты?

— Дукаты выручила, зато детей потеряла!

Закручинился ходжа, как услышал этакую весть, но ничего изменить уже был не в силах.

А носильщик в положенный час пришел к ханум. Она его напутствовала такими словами:

— Возьми детей, отведи их на базарную площадь и вели глашатаю назначить для начала за обоих мальчиков сто дукатов. А я тоже приду на площадь и буду набивать цену и не уступлю детей их отцу. Когда же наступит пора прекратить торги, я подам тебе знак.

Носильщик забрал детей, отвел их на базарную площадь глашатаю и велел продать мальчиков с торгов за сто дукатов. Глашатай повел детей по Стамбулу, на ходу выкрикивая цену. Вот проходит он мимо лавки ходжи. Отец сразу узнал своих детей, выскочил на улицу и закричал:

— Накидываю еще один дукат!

— Сто один дукат! — закричал глашатай и повернул обратно на базарную площадь, где его поджидала ханум.

— Кто позволяет себе над детьми насмехаться? — воскликнула она. — Даю пятьсот дукатов!

Глашатай выкрикивает цену, предложенную ханум, и спешит к лавке ходжи.

— Накидываю еще один дукат! — перебил его ходжа-паломник.

Глашатай крикнул во весь голос:

— Пятьсот один дукат! — и зашагал к ханум.

— Тысячу дукатов! — сказала она.

Глашатай кинулся к лавке объявить последнюю цену, а ходжа снова прибавляет один дукат.

— Тысячу один дукат стоят эти два мальчика! — заорал во все горло глашатай.

Слышит ханум, что ходжа снова прибавил всего только один дукат, и так ему ответила:

— Полторы тысячи дукатов!

— Полторы тысячи дукатов! — отозвался глашатай, и голос его дошел до ушей ходжи, и по-прежнему отец набавил один дукат. Глашатай объявил:

— Тысяча пятьсот один дукат!

— Кто это позволяет себе над малыми детьми насмехаться? — снова послышался голос ханум. — Даю две тысячи дукатов!

Глашатай выкрикнул новую цену, и старик ходжа изумился:

— Любопытно знать, до каких пор будет продолжаться это соперничество?

Но от своих детей не отступишься, и ходжа поднял цену еще на один дукат. Глашатай повернул назад, оповещая о новой цене.

— Две тысячи пятьсот дукатов, — выкрикнула ханум.

Глашатай провозгласил ее цену и побежал к лавке. Узнал ходжа, как подскочила цена, и ужаснулся, но отступиться от своих детей не мог и снова прибавил один дукат.

Тут ханум подозвала к себе носильщика и велела уступить детей тому, чье слово было последним. Носильщик так и сказал глашатаю, а тот отвел детей к ходже и, получив за них две с половиной тысячи и один дукат, вручил деньги носильщику. Носильщик пошел к ханум, бросил деньги к ее ногам и сказал:

— Вот все, что у меня есть! Возьми деньги себе, а мне дай из них сто дукатов!

Удивилась ханум и говорит:

— Деньги принадлежат тебе, я ничего не возьму. Бери дукаты да немедленно покинь Стамбул, а то не выберешься отсюда живым.

Носильщик от всего сердца поблагодарил ханум, в тот же час выехал на родину и прожил там в довольстве и счастье до самой смерти.

Босния. Перевод с сербскохорватского Т. Вирты

ДВА ГРОША

Жил-был бедняк. Торговал он чем попало, лишь бы голодным не сидеть. Набрал он раз мешок мху, сверху положил немного шерсти и пошел на базар продавать его. По дороге встретился ему человек: тоже идет на базар и несет чернильные орешки, а чтобы продать их, прикрыл сверху настоящими орехами. Бедняки стали друг у друга спрашивать, что у кого в мешке: один говорит — орехи, другой — шерсть. Решили они тут же на дороге купить товар друг у друга. Стали торговаться. Тот, у кого был мох, сказал, что шерсть дороже орехов, и потребовал доплаты, но, видя, что второй доплачивать не желает, а согласен только на обмен, подумал, что орехи-то, во всяком случае, дороже мха и он все равно останется в выигрыше. Торговались они долго и наконец решили, что хозяин орехов приплатит за шерсть два гроша. Но денег у него при себе не было, и для большей уверенности, что долг будет уплачен, они побратались. После того поменялись мешками и разошлись в разные стороны. Каждый думал, что надул другого. А как пришли домой давынули товар из мешка, увидели, что они обманули друг друга.

Спустя некоторое время тот, что отдал мох вместо шерсти, пошел искать своего побратима, чтобы получить с него два гроша. Нашел его в одном селе в работниках у попа и говорит:

— Побратим, ты обманул меня.

— Да ведь и ты меня, побратим, обманул, — отвечает тот.

Первый стал требовать два гроша: раз договорились да скрепили договор братаньем, надо его исполнять. Другой соглашается: с радостью отдал бы, да нет у него сейчас двух грошей.

— Но вот у моего попа, — говорит он, — за домом есть большая яма. Он туда часто залезает, — наверно, там лежат деньги и драгоценности. Вечером ты спусти меня в эту яму, а когда мы ее обчистим и разделим добычу, я тебе и заплачу два гроша.

Тот согласился. Вечером попов работник взял мешок и веревку, пошел с побратимом к яме, влез в мешок, и тот спустил его на веревке. Там он выбрался из мешка и стал всюду шарить, но не нашел ничего, кроме зерна. Тогда он подумал: «Если сказать побратиму, что здесь нет ничего, он, пожалуй, уйдет и бросит меня в яме. И достанется же мне от попа, коли он меня тут найдет!»

Он снова залез в мешок, крепко обвязался веревкой и крикнул побратиму:

— Тащи мешок, побратим, он полон всякого добра.

Тот тащит мешок, а сам думает: «Для чего мне делиться с побратимом? Возьму-ка я весь мешок, а он уж сам как-нибудь выберется из ямы». Закинул он мешок с побратимом на спину и побежал по селу. За ним с лаем погналось множество собак. Устал он, мешок стал свисать, и вдруг оттуда послышался голос побратима:

— Подтяни мешок, побратим, меня собаки кусают.

Тот так и швырнул мешок на землю. Тогда тот, что сидел в мешке, и говорит:

— Опять ты, побратим, хотел меня обмануть?

— Да ведь и ты тоже меня обманул, — отвечает другой.

Спорили они, спорили, и наконец должник обязался заплатить два гроша, когда побратим придет в следующий раз. На том и расстались.

Прошло много времени, и попов работник обзавелся домом и женился. Как-то раз сидит он с женой на крылечке и видит, что к его дому подходит побратим.

— Жена, — говорит он, — вон идет мой побратим. Я ему должен два гроша. Теперь уж ничего не поделаешь: я обещал ему отдать деньги, когда он придет. Я пойду в дом и лягу, ты меня накрой, а сама притворись печальной и начни голосить. Узнает он, что я умер, и вернется домой.

Он пошел в комнату, лег на спину, сложил руки крестом, жена накрыла его и давай голосить. Тут как раз к дому подходит побратим.

— Бог в помощь, — говорит он и спрашивает, не это ли дом такого-то?

А жена сквозь слезы отвечает:

— Да, горе мне, несчастной кукушке! Вот он лежит мертвый!

— Упокой господи его душу! Он был моим побратимом. Мы вместе работали и торговали. И раз уж случилось такое несчастье, то я, понятно, останусь, надо же проводить его до могилы и бросить в нее горсть земли.