Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

- У тебя скверный характер, поверь мне. Ты должен уступить.

- Нет, это ты должен, потому что ты большой.

Они снова пошли вдоль тропинки. Большие желтые пятна солнца лежали под дубами. И лягушки здесь тоже были желтые, похожие на опавшие листья.

- Я в самом деле большой?

- Конечно.

- Ну тогда ладно. Я тебе уступаю.

Мальчик по-прежнему убегал вперед, и Леонид то и дело поднимал голову, чтобы видеть его. Для своих лет мальчик, может быть, и не вырос, но он был очень крепкий, весь сбитый и с сильными ровными ногами, какими-то удивительно неутомимыми. Шел в гору совершенно свободно. Немного валился из стороны в сторону и ставил ноги широко и твердо и очень уверенно. И Леонид подумал, что это у мальчика свое. Походка, наверное, — это то, что не зависит ни от кого. У каждого своя.

Наконец он увидел гриб. Остановился, срезал его и положил в корзину. Теперь он забыл о своих книгах и чертежах, обо всем на свете. Ему хотелось петь в этом лесу. Идти, размахивая корзинкой, и петь во весь голос. Но он стеснялся мальчика. И может быть, не только мальчика, но и себя. Он никогда не знал, что на душе у человека может быть так спокойно и хорошо. Отошел немного в сторону от тропинки и опять потерял мальчика. Поискал глазами между деревьев, прислушался, потом вышел на тропинку и постоял. Почувствовал тревогу и засмеялся.

- О-го-го!..

Голос мальчика донесся откуда-то сверху.

- О-го-го!..

- Ты слишком далеко уходишь!.. Нельзя уходить так далеко!

- О-го-го!..

Они кричали друг другу громко и долго.

Мальчик всегда убегал далеко. Он совсем не боялся леса. И Леониду нравилось это. Мальчик был очень смелым. Человек и должен быть смелым. Особенно если это мальчик.

Чем ближе к вершине, тем реже становился лес. Но воздух оставался все таким же густым и неподвижным. Потом открылось небо, большое, белое, голубое, и луг с высокой травой и цветами. Мальчик стоял на самой вершине.

- Ты ведь можешь заблудиться в лесу! — крикнул Леонид, он шел по высокой траве. — Что ты будешь делать, если заблудишься?

- Я знаю, там внизу дорога.

- И ты совсем не боишься леса?

- Не боюсь.

- Неужели совсем не боишься?

- Я же сказал тебе, что не боюсь.

- Хочешь, я подброшу тебя высоко? Очень высоко. И ты схватишься за небо. Подкину, и ты будешь парить, как птица.

- А человек разве может стать птицей?

- Может, если захочет. Если только очень захочет.

- А как? — Мальчик смотрел на него и щурился от солнца.

- Ну, это ты узнаешь потом, когда станешь побольше.

- А я хочу сейчас.

Леонид нагнулся, поднял его и подбросил так высоко, как мог. Мальчик размахивал в воздухе руками и смеялся.

- А ты чего же свалился обратно? Надо было хвататься за небо.

- А ты подкинь меня еще выше, — попросил мальчик. Он смотрел вверх. — Еще сильнее. А то я не успел.

Леонид снова подбросил его, растопырил руки и крепко поймал и потом, не спуская на землю, повернул к себе.

- Ну так что же ты не хватаешься? — и засмеялся. Он ощущал в своих руках доверчивое и живое тело.

- А там ничего нет. Там пусто.

- В самом деле пусто? — Леонид вдруг прижал мальчика к себе и, сам не понимая как, сам не ожидая этого, поцеловал в горячую и мягкую щеку. Мальчик отстранился от него, и лицо его стало серьезным. И глаза были большие и удивленные.

- Ты разве женщина? — спросил он.

Леонид опустил его на землю. Они легли на траву, и мальчик еще долго и пристально смотрел на мужчину, молчал и не двигался.

- Знаешь, я хочу тебе что-то сказать. — Леонид привстал, опершись на локоть. — Что-то очень важное. Про нас двоих... Про тебя и про меня...

Они лежали высоко. Леонид поднял голову и посмотрел перед собой. Вдохнул всей грудью этот необыкновенный, пьянящий и вольный, как сам простор, воздух. Они лежали так высоко, что отсюда вся земля казалась понятной и доступной. Чего проще: все вокруг люди сделали сами - и эти дороги, и эти крыши, и эти поля. Люди сделали это для себя, чтобы им лучше было жить на земле. И свое счастье люди тоже делают сами, если захотят.

Леонид вытер вспотевшее лицо, широко раскинул ноги, сорвал травинку и подбросил вверх.

- Ну, скажи мне. Ты же хотел что-то сказать. — Мальчик тронул его за руку.

- А тебе хорошо со мной?

- Да.

- Тебе нравится здесь?

- Я бы всегда жил здесь. Почему мы здесь не живем? — Мальчик тоже лег поудобнее, вытянул руки и раскинул ноги. — Ты меня еще поучишь рыбачить?

Леонид кивнул. Мальчик придвинулся к нему ближе.

- А я научу тебя собирать грибы, — пообещал он. — Хочешь?

- Посмотри на горы. Какие они?

- Высокие.

- А еще?

- Каменные.

- А еще?

- Я не знаю.

- Ну, ты не поэт, — Леонид улыбнулся. — Вот давай я сочиню тебе стихи.

-- Сочини, — согласился мальчик. Он ползал по траве и, не вставая, рвал цветы.

- Ну, слушай. Горы, горы, пифагоры, созревают помидоры, по две ножки, по три ножки бегал зайчик по дорожке, у крылечка, у калитки повстречались две улитки, ой-ой-ой, ой-ой-ой, умирает зайчик мой.

Оба хохотали. Потом катались по траве вдвоем, в обнимку, наваливаясь один на другого. Наконец легли отдельно, усталые, ленивые.

- А когда мы приедем, ты будешь приходить к нам? — спросил мальчик. — Я хочу, чтобы ты приходил.

- К вам?

- К нам.

- Ты очень хочешь?

- Очень. Мы с тобой сделаем грузовик. — Он потер плечо. — Мне здесь больно.

- Я тебя придавил?

- Да. Но я не заплачу. Я не маленький. И троллейбус сделаем с карманной батарейкой. А мама нам будет помогать. Хорошо?

Леонид приподнялся. День стал не тот.

- О-о, у тебя уже много цветов, — проговорил он, поправляя на мальчике майку и стряхивая соринки.

- А ты мне кто?

Это было как выстрел. Леонид не ожидал такого вопроса. Мальчик смотрел ему прямо в глаза.

- Я? — Леонид растерялся, встал и посмотрел на мальчика. — Я еще не знаю... Я... рыбак. Я тебе рыбак, — и отвернулся.

Вокруг, теснясь и надвигаясь одна на другую, стояли горы, вечные и холодные. Горы-великаны и горы-чудовища, любопытные и бездушные, то черные, то бледно-желтые, то будто отлитые, то разрезанные и развороченные и так и брошенные и никому не нужные.

Горы тянулись далеко, им не было конца.

- Ну пойдем, — проговорил Леонид. — Уже пора.

Прежде каждый раз они долго стояли рядом и смотрели вниз. Но сегодня ушли с вершины. Леонид первый, а мальчик за ним. Спускались, петляя между деревьями, и молчали.

Там, внизу, у подножия горы, была деревня, зеленели молодые сады и совсем рядом - река, неширокая, быстрая и красивая. Река обросла ивой так, что ветки касались воды и подрагивали на воде, а если шли дожди и река поднималась, ветки и кусты оказывались под водой и потом долго еще сохраняли желто-коричневый цвет глины, пока роса и другие дожди не отмывали их. Река была с глинистым дном, но все же чистая, если не выпадал большой дождь в горах. Леонид приезжал сюда потому, что ему нравилась эта деревня, люди в ней, приветливые и недокучливые, нравились эти горы и эта река с крутыми поворотами, ямами и могучими всплесками сомов и сазанов по вечерам, когда на воду начинал садиться туман. И он хорошо знал, что такое для этой реки - дождь. За несколько часов она становилась другой. Поднималась, мутилась и неслась как бешеная, подмывая высокие берега. Неслась так, что даже на легкой двухвесельной лодке нельзя было сделать и метра против течения, невозможно было даже стоять на течении. И тогда вся рыба уходила вниз, к Тиссе, или в саму Тиссу, или в маленькие речки искать чистую воду. О ловле нечего было и думать. Лодку в таких случаях приходилось вытаскивать на берег, чтобы ее не оторвало и не унесло. А иногда даже тащить далеко от берега, потому что вода могла подняться еще выше и разлиться.

Вот уже неделю шли дожди. Лес стоял чужой, погрустневший и черный, земля набухла. Никто не помнил, чтобы в это время были такие дожди, такая погода.

- Да, теперь ловить можно только сетью. — Леонид подошел к окну. — Но ловить сетью - это не рыбалка. Просто грабеж - и все.

Но, глядя в окно, он думал совсем о другом. О мальчике и о себе. За эту дождливую неделю мальчик привязался к нему еще больше.

- Но ведь дождь уже прошел, — несмело возразил мальчик. — Уже два дня нет дождя. Почему же мы никуда не идем? Ведь ты обещал мне.

Было позднее утро. Они только что кончили завтракать.

- А сегодня мы пойдем? — спросил мальчик.

Леонид не повернулся. От дома до реки было двести метров. На берегу, на траве, чернела перевернутая лодка, громоздкая, мертвая и тяжелая, как все мертвое. Старая, вся прогнившая и теперь уже ему ненужная.

- Понимаешь... Это надолго. Видишь ли, река все равно еще большая. Здесь дождь - это ничего. Самое страшное - дождь в горах. А в горах дождь будет идти, — и, сам не зная для чего, Леонид спросил: — А ты бы пошел ловить под дождем?

Для себя он уже все решил и сейчас думал о том, как ему сказать это мягче, спокойнее. С вечера он уложил чемоданы, собрал вещи, расплатился с хозяйкой.