Тайна одной башни (сборник) - Валентин Зуб

А начинался тот день, как обычно.

В выцветшем небо белой паутиной дрожало бабье лето. Солнце, еще довольно яркое, вело спор с осенью — под стеною хаты или на тихой лесной прогалине можно было погреться. Но от земли уже тянуло холодом.

Дядька Антон привел к началу уроков Тоню и Толю, сказал, что у него есть в Загалье свои дела и он зайдет за ними после уроков.

Так и сделал.

По широкой улице они пошли не в сторону отряда, как обычно, а в противоположном направлении.

— Этот урок я с вами проведу, — сказал дядька Антон Толе и Тоне, когда выходили со школьного двора. Сейчас он размашисто вышагивал впереди них по улице.

Миновали сельсовет. Алый флаг над зданием едва заметно колыхался — день был безветренный. Но Толе показалось, будто он услышал упругий трепет кумача. Как под порывами ветра. Возможно, то же самое почудилось и дядьке Антону: быстрым движением правой руки — левой он придерживал за ремень перекинутую через плечо винтовку — поправил кепку и прошел чуть ли не строевым, как перед знаменем, поднятом на флагштоке в лагере. Да и Топя в своем вязаном сером джемпере словно подросла, постройнела.

За сельсоветом свернули в улочку налево и возле третьего дома остановились.

Калитка во двор стояла нараспашку. Открыты были и два низких широких окна, под которыми выложенная кирпичом дорожка вела к кирпичному крыльцу. По дядька Антон не повел их дальше. Посмотрел на часы.

— Рано еще. Давайте присядем, обождем, — сказал он.

Сели на толстую ошкуренную колоду, лежавшую у забора. Дядька Антон снял кепку и вытер ею потное лицо.

— А я больше в школу не пойду, — сказал вдруг Толя.

— Это, брат, для меня не новость, — натягивая на голову кепку, отозвался дядька Антон. — Было ясно, как дважды два — четыре. Я только ждал, когда ты об этом скажешь. Сам. Вот ты и сказал. Если разобраться, так что тебе делать в этих четырех классах, если на добрый лад уже все семь надо бы кончать. По возрасту, поди, так оно и будет, а?

— Так, — ответил Толя.

— Вот видишь… И Тоне незачем ходить сюда. Что, у нас в отряде учителей мало? Хотя бы твой земляк, Рыгор. Он же, поди, когда показывает, как разбирать и собирать оружие, не только о нем говорит? Рассказывает, надо полагать, почему оно стреляет, как и чем гонит пулю из ствола, почему мина или снаряд взрываются?..

— Конечно.

— …Тут тебе законы физики и химии. Географию, ближайшую, известно, мы своими ногами изучаем. И измеряем. Из истории надо непременно знать и Петра, и Наполеона, и Октябрьскую революцию, потому как мы — ее продолжение. Вообще-то, много надо знать. А ты листовки, газеты читай. Тоже история. Ну, чего смотрите на меня? Точно вам говорю, как дважды два — четыре: и наше время станет для кого-то там историей.

Он помолчал, потом, припомнив что-то, продолжал:

— Вы не подумайте только, что я вас от пауки отваживаю. Знания его как нужны! Всем! И воевать без пауки никак невозможно. Кто ты без военной науки? Живая мишень! Вот и выходит: ежели ты на войне — а она может в тебя из-за любого куста выстрелить, — перво-наперво воевать учись. Так что правильно ты решил — воевать! Как ни горько, а правильно.

— Ой! — воскликнула Тоня. — Смотрите!

Толя мотнул головой влево-вправо, а дядька Антон схватился за винтовку, зажатую меж колен.

— Да нет же, нет! На землю посмотрите. Вот! — Тоня показала себе под ноги.

По утоптанной земле ползала муха, а верхом на ней сидела оса. Муха металась туда-сюда, но сбросить ношу никак не могла.

— Это оса-наездница, — усмехнулся дядька Антон. — Она меньше обычной. И в талии потоньше — видите? А ноги у нее длинные, как ходули. Обычные осы свои гнезда на куст вешают. Есть еще и земляные. Для тех норы барсук рост.

— Как это? — удивилась Тоня.

— Ну, не специально, конечно, не по заказу. Барсук корм ищет — ямку или нору выгребает, а земляные осы их занимают потом.

Оса-наездница между тем пристраивала муху себе под брюшко, перебирала ногами, пробовала крылья.

— Смотрите, муха уже не шевелится. Значит, оса оглушила ее своим ядом, а то и убила. Теперь понесет ее в свое гнездо где-нибудь в сухом дереве или в стене. Запасы делает.

И правда, оса-наездница повертелась, покружилась, погудела крыльями и сама маленькая, раза в полтора меньше мухи, — оторвала ту от земли и полукругом тяжело пошла вверх. Полетела.

— Сердце здоровое и крыло сильное, даром что как пушинка и светится насквозь, — заметил дядька Антон.

— А разве у осы есть сердце? — спросила Тоня.

Тут уже и дядька Антон усомнился. Пожал плечами и сказал:

— Думаю, что у всего живого сердце должно иметься. Толя, а ты как думаешь?

Толя ничего не ответил, а дядька Антон вздохнул:

— Да, брат, да. Все вроде люди с сердцами, но не о каждом скажешь, что есть оно у него, сердце… Так, стало быть, про осу. У нее сердце крепкое и крыло сильное. И самолет на этом же принципе построен. Это как дважды два четыре! Чтоб сердце, мотор то есть, было крепкое и крыло легкое. От них и зависит, сколько самолет поднимет и с какой скоростью полетит.

— Дядька Антон, входите! — крикнули из окна хаты.

— Пошли! — Дядька Антон встал, закинул за спину винтовку.

Поднялись с колоды и Толя с Тоней. Вошли в калитку, миновали двор, поднялись на кирпичное крыльцо, оттуда попали в сени, а из сеней — в большую светлую комнату с открытыми окнами.

В комнате было трое: средних лет мужчина, молодая девушка и совсем юный, почти Толин ровесник, паренек. Стояли два стола: в одном углу и в другом. Вдоль стены напротив окон — тоже не то длинный высокий столик, не то специальная подставка. На ней — плоская машинка с круглым черным валиком.

Из-за стола у двери встал мужчина, пожал руку дядьке Антону.

— Смелее проходите, не стойте в дверях. Сразу и начнем нашу экскурсию. Для Толи и Тони, не так ли?

— Они самые, — подтвердил дядька Антон.

— Здесь, товарищи, — обращаясь к Толе с Тоней, слегка официально, слегка торжественно начал мужчина, — помещается партизанская типография. Сегодня выходит свежий номер нашей газеты. А начинается она… гм… замялся мужчина, — газета, особенно партизанская, начинается… даже трудно сказать где. Ну, скажем, за линией фронта. По радио, — он показал на радиоприемник, — слушаем сводки… Начинается во вражеских гарнизонах. Да-да. Пишем мы о том, как фашисты грабят, истязают мирное население. Начинается в партизанских отрядах товарищей Н., М., Т… По первой букве фамилии командира. О боях, об успехах своих товарищей пишут нам партизаны. На этой штуке, — он показал на пишущую машинку, стоящую у него на столе рядом с радиоприемником, — материалы перепечатываем и сдаем в набор Люсе…

Девушка улыбнулась. Она стояла у длинного узкого стола напротив. Над столом висела большая сумка из зеленого брезента, с двумя крыльями понизу, чем-то напоминающая окно с раскрытыми ставнями. Эту сумку удобно переносить. Снял со стены, сложил "окно" створка к створке, пристегнул "ставни", ремень за плечо — и пошел. С таким расчетом она, видно, и была сшита. Застегивались и все кармашки внутри сумки. А было их много. Над каждым кармашком нарисована соответствующая буква.

Люся заглядывала в напечатанный на листке бумаги текст, а рука ее, словно зрячая, брала нужную букву из кармашка, в котором та находилась, приставляла одну к другой на железной с двумя стенками дощечке. Дощечку держала в левой руке. Металлические буквы, каждая на высоком столбике-ножке, выстраивались друг за дружкой, ряд за рядом, как строй солдат.

Заметка была набрана, и Люся сдвинула набор с верстатки — так называлась дощечка, которую она держала в руке, — на верстальную доску. А на ней лежала сплошная прямоугольная плашка, составленная из этих мелких мурашек-букв. Внизу оставался свободный прямоугольник. Туда вставили деревянную колодку, на которой был вырезан рисунок — карикатура на Гитлера. А вырезал рисунок художник редакции Саша, сидевший за столом напротив редактора. Пока тот рассказывал обо всем Толе и Тоне, Саша подправлял скальпелем свою карикатуру. Теперь он вставил колодку на место, оставленное для нее, постучал по ней ручкой шила. Так же постучал — подбил шрифт — и по всей полосе.

Сверстанную полосу — прямоугольную плашку — аккуратно перевязали суровыми нитками и осторожно перенесли к печатному станку. Прихватили по бокам зажимами, смазали буквы и рисунок краской. Саша взял из высокой стопки лист бумаги и чистой стороной положил ее на полосу. Толя видел, что с другой стороны на листе уже напечатано, и догадался, что вторая прямоугольная плашка, лежащая справа от станка, — это и есть отпечатанная страница газеты.

Саша прокатил валик-каталку на себя и снял лист. Теперь на нем было напечатано с обеих сторон.

— "Народный мститель", — прочитали в один голос Толя и Топя.