Мир вашему дому! - Олег Верещагин

Катька уже улеглась, натянув простыню до подбородка и закинув руки под голову. Лиза, сидя на своей кровати со скрещенными ногами, расчесывала волосы.

В лесу что-то о треском рухнуло — и еще что-то долго хрустело, покряхтывало и стучало. Лизка подняла голову. Катя протянула руку к своему ТКЗ-70, заткнутому под подушку. Но Зигфрид наверху сперва чихнул, потом прошел куда-то в корму и притих, только еле слышно насвистывал.

— Писает, — прошептала Катька, и девчонки захихикали; чем дальше — тем больше, затыкая рты ладонями и шикая друг на друга, словно для них было открытием, что мальчишки это делают. Потом Лизка уже серьезно сказала:

— Как они там, наши ребята?

— Скучают по нас, но не очень, — решила Катька. — Они же как полувзрослые щенки, а вокруг столько интересного. Да еще и лапы заплетаются.

Они снова захихикали. Зигфрид наверху щелкал металлом — что-то делал с оружием. Лизка заметила:

— Ну нет, Игорь вовсе не такой уж щенок… Он симпатичный, правда? Я таких раньше не видела — смуглый, волосы темные, а глаза — как сапфиры.

— Интересный, — согласилась Катька. — И это да, у него лапы не заплетаются. Он их сам кому хочешь заплетет в косичку. Только Борька все равно лучше… Ох, — неожиданно вздохнула она, — ну лишь бы с ними ничего не случилось там! Мы-то под броней, а они нет.

— Девчонки, вы легли? — спросил Зигфрид сверху.

— Погоди! — Лизка поспешно забралась под простыню. — Все, закрывай!

Зигфрид соскочил вниз и зашлюзовал дверь. Потом выключил внешние микрофоны. Слышно было, как он сел на свою койку и начал раздеваться.

— Связь почему-то плохая, — сказал он, — и чем дальше, тем хуже. По идее, трансляция всю планету охватывает, а я не могу столицу поймать.

— Наверное, что-то в горах, к которым мы движемся, — предположила Лизка. — Хотя я карты спектроопределителя смотрела, ничего особенного там пока не заметно.

— Ладно, давайте спать, — вздохнул Зигфрид, укладываясь на койку. — Завтра разберемся поподробнее, а пока — спокойной ночи.

В лесоходе стало тихо, только за переборкой похрапывали кони, да в рубке тоненько пересвистывались сигналы приборов.

Экипаж спал.

Подъем начался около трех часов, и к шести часам Женька и Степка выбрались на высшую точку лесистого плато, откуда вновь начинался спуск — к невидимой отсюда дельте большой реки у подножья гор. Тут было ветрено и жарко, деревья, выросшие на гребне, кренились в одну сторону причудливой косой гребенкой.

Мальчишки рассматривали в бинокли лесное пространство впереди, пытаясь высмотреть следы туземцев. Но в лесу это было трудновато.

— Все-таки это интересно — про Рейнджеров, — Степка опустил бинокль. — Значит, ночью я попал в прокол?

— И тебе повезло, — подтвердил Женька. — С проколами не стоит контактировать. У нас на Сумерле пропадает не так уж много людей, и, как правило, этому находятся логичные объяснения, но как минимум четыре человека пропали именно в проколах. Никто не знает, куда они попали — и ни один из них нигде больше не объявился. Говорят, — Женька тоже опустил бинокль, — что место стабильного прокола есть во дворцовом комплексе генерал-губернаторов, но это, скорей всего, только слухи. Кстати, еще вот что интересно. Сами по себе города Рейнджеров — не такая уж редкость, их на некоторых планетах даже по нескольку бывает. Но такое впечатление, что этих Рейнджеров абсолютно не колебало, какие дела творятся на планетах в целом. За пределами городов — ни единого артефакта. Даже линий связи или дорог нет. А сами города или начисто разрушены — или аккуратно покинуты. Нигде не видно, чтобы они бежали в спешке… Давай-ка еще посмотрим.

Уже молча они еще несколько минут оглядывали лес, пока наконец Женька не опустил бинокль окончательно, вздохнув:

— Если там кто где и есть — ничего не заметно.

— Мне что-то не по себе, — неожиданно признался Степка. — Как будто за нами кто-то наблюдает.

— Что? — Женька встрепенулся, включил в сканере режим активного поиска и повел рукой по широкой дуге. — Да нет… или нет — да.

Это он сказал, снимая с плеча ИПП и глядя вверх, где на высоте примерно ста метров плавала над мальчиками ширококрылая птица — похоже, орел. Женька вскинул ИжС-52 и выстрелил. Огненный комок не долетел до земли.

— Яшгайаны могут устанавливать мысленную связь с животными и птицами, — пояснил он Степке, укладывая оружие стволом на плечо. — Так что за нами и правда наблюдали, а теперь точно знают, где мы и кто мы.

Степка молча снял с предохранителя свой ИПП, и они, понукая коней, зарысили вниз по склону…

…На этот раз ехали почти до темноты, то шагом, то рысью. Связь с Игорем и Борькой была плохой, с лесоходом — вопреки всякой логике, ближе ведь! — вообще почти никакой, все плыло и хрипело какими-то пугающими голосами, изображение растекалось цветными пятнами.

— Я бы не стал разводить костер не ночевку, — негромко заметил Степка, когда сеанс связи был с грехом пополам отработан.

— Сканеры же есть, — возразил Женька. Но тут же сам себя поправил: — Да, если зажмут, куковать нам в окружении, пока еда или заряды не кончатся, никого не докричишься… Поедем, пока не стемнеет. Так?

Степка энергично закивал. Потом опросил:

— С чего бы им за нами так следить? Неужели из чистой подлости?

— А что, иррузайцы — они такие, — не отрицал Женька. Они долго ехали молча, лишь иногда пристукивали коней каблуками. Потом Степка вновь напал разговор:

— А вот за этими горами, за Меридианом — там что? Неизвестно?

— Да почему неизвестно? — Женька пожал плечами. — Карты даже есть, аэрокосмическая съемка… Там полосой к северу леса, а южнее — степи, большущие, тут у нас нет таких. А за степями — болота до самого океана… Говорят, на западном побережье через пару лет тоже колонисты высадятся, пойдем навстречу друг другу…

— Они впереди, — сказал Стёпка, вынимая ноги из стремян — так спокойно, что Женька не сразу понял, что к чему. Но потом, бросив один взгляд на сканер, выругался и остановил коня.

— Три… семь… десять. Десять штук в засаде. Они нас едва ли видят. Объедем.

— Ладно, — Степка снова вставил носки ног в стремена. — Забираем направо, стрелять будет удобней, если что.

Но уже через несколько минут выяснилось, что справа объехать засаду не удастся — там начиналось болото, превращавшееся в длинное озеро с топкими берегами.

— Будем туда-сюда шляться — точно заметят. — Женька поглаживал морду коня. — Тогда драки не миновать.

— Слушай, — Степка посмотрел на него, — а давай пробьемся. Ну их к черту.

— А ты знаешь, что им нужно? — возразил Женька. — Может, они только и ждут, чтобы мы себя обнаружили. Хотя… — он задумался. — Давай. Только не пробиваться. Нападем и возьмем языка. Остальных — в гроб.

— По-тихому, — в руке Степки оказалась полевка.

— Точно, — согласился Женька, соскальзывая с коня. — Пошли работать…

…Напасть совсем внезапно не удалось — вабиска, жители лесов, сами отлично ориентировались, и Степка, переползавший первым от дерева к дереву, почти наткнулся на одного из них. Держа в одной руке топор, а в другой — пистолет, тот стоял за толстым стволом, вглядываясь и вслушиваясь; он только не ожидал, что человек будет ползти, поэтому не успел отреагировать — Степка, вскочив, вогнал полевку по самую рукоять под ребра снизу вверх, одним сильным и точным движением. Он ощутил, как тело вабиска сотрясла длинная тяжелая судорога, и тот рухнул ничком, сам снимаясь с клинка. Однако со всех сторон, открыто перекликаясь, уже бежали другие.

Женька возник сбоку. Тесак в его руке мелькнул широким полукружьем и почти отсек одному из нападавших голову. Стёпка припал на колено — прямо над его плечом пролетел топор — и подрубил, как дерево, ногу одного из вабиска, рассек ему в падении правое плечо и уклонился сам еще от одного топора, на этот раз — зажатого в руке. Слышно было, как засмеялся Женька. Степка еще раз точно всадил полевку, но тесак в чем-то завяз, и мальчишка поспешно отскочил, кулаком ударил по глазу надвинувшегося вабиска. Тот охнул совсем по-человечески, отмахиваясь топором — и Степка точным ударом полевки завалил и его, уклонившись от следующего удара.

Драться больше было не с кем. Степка еще стоял в боевой позиции; Женька всаживал тесак в землю, стирая с него кровь.

— Я одного не до смерти подрубил, — сообщил Степка.

— Я тоже, — засмеялся Женька. — Сейчас посмотрим, какой из них разговорчивей…

В развалинах царило нестерпимое пекло. Алый Уррках занимал полнеба, похожий на свежую рану. Все плыло, дрожало и корчилось в полуденном мареве, усиленном жаром от оплавленных, горящих развалин. Равномерно ухала артиллерия, ее залпы перемежались длинным громким шипением — скиутты посылали вдоль улиц хлысты оранжевого пламени, свивавшегося в желтые, быстро тающие в раскаленном воздухе, спирали, и видно было, как вспыхивает и течет, застывая бурыми лужицами, камень.