Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Об этом он ничего не слышал, но внешность невысокого смуглолицего Лейви, резкие черты лица и все повадки выдавали в нем существо довольно опасное, а в глазах светловолосых эйстов – и потустороннее.

– Господин наш Один дал мне речь, чтобы осадить этого удальца! – продолжал Лейви. – Отец наш Один приставил нас охранять госпожу! И всякий, кто захочет приблизиться к ней, должен сначала одолеть нас! Ты будешь биться со мной, а без этого не прикоснешься даже к ее пальцу. А если мне не повезет, то тебя ждут еще пятеро моих братьев!

Арво в нескольких словах пересказал Коткасу смысл этой речи. Хмурясь, тот упер руки в бока, давая понять, что не боится и оборотней.

– Вам меня не испугать! – Коткас бросил вызывающий взгляд на Снефрид, потом на Меелита. – Но если мне придется биться за Луметахт, то неужели этот молокосос получит мою Вяйке просто так, задаром? Пусть уж все будет по справедливости, и если я не получу Луметахт без драки, то и он не получит Вяйке!

– Если ты так хочешь, я буду биться с тобой! – горячо ответил Меелит. – Я докажу, что имею право владеть моей женой и не отдам ее никому, хоть самому Туони! Я не трусливее тебя!

Снефрид порывалась вмешаться – Коткас и Меелит стремительно двигались к схватке, а ведь именно этого она хотела избежать. Ради того она и поехала сюда с Дневного острова – чтобы уладить раздор мирно, а не как вышло у Хедина с Хёнги, предотвратить пролитие крови. Иначе этот раздор будет передаваться из поколения в поколение, принесет еще множество смертей и загубит счастье не только Меелита и Вяйке, но их детей и внуков. В ряду поколений их поединок тоже будет продолжаться вечно!

Но что она им скажет? Коткас явился сюда, после своего сна, с мирными намерениями и готов был признать брак своей сестры, если взамен ему самому дадут в жены привезенную Меелитом чудесную женщину по имени Снежная Звезда. Но на это Снефрид согласиться никак не могла, а значит, новый раздор возникает из-за нее!

Осознав это, она сама чуть не зарычала от досады и отчаяния. Ее попытка уладить дело миром грозила слишком дорого обойтись ей самой – и провалится, если она не согласится на эту цену.

Она ведь не богиня, а только боги могут управлять жизнью смертных, ничем за это не расплачиваясь. «Неужели в этот раз ты пытаешься переиграть меня, дорогая?» Да Один посмеялся над ней, вообразившей, будто ей по плечу дела богини!

Хотя не скажешь, что для Фрейи вмешательство в дела Хёгни и Хедина было легкой забавой.

Если она промолчит, лихорадочно проносилось в голове Снефрид, Коткас и Меелит будут драться, прольется кровь… и она подведет Фрейю, которая надеялась, что она справится с этим делом! А если Коткас еще и выиграет, это погубит ее саму.

– Погодите! – властно сказала Снефрид, вновь проходя вперед и отодвигая двух противников друг от друга. – Мой отец, господин всех богов, не желает кровопролития и продления вражды. Подождите немного, пока я спрошу у него совета. Отойдите все отсюда, оставьте меня наедине с ним.

Арво перевел ее слова и знаками стал отгонять собравшихся от жертвенника. Эйсты отошли дальше от края обрыва, но расселись на опушке, откуда им прекрасно было видно жертвенник и Снефрид возле него.

– Где твой бубен, Арво? – спросила Снефрид. – Возьми его и стучи.

Сейчас ей не требовалась помощь, но для всех смертных рокот бубна связан с голосом богов, и пусть эйстам будет к чему прислушиваться, пока она будет говорить с тем, кого не может услышать ни одно чужое ухо.

Старик повиновался: вынул из мешка свой большой бубен и стал постукивать в него резным оленьим рогом с двумя отростками, неспешно прохаживаясь вдоль обрыва, между Снефрид и толпой на опушке. Она вылила мед из рога на жертвенник – Коткас отверг ее мирные заклятья, – а сам рог положила на нижний камень. Потом подошла к краю обрыва – так близко, что ей стали видны тонкие деревца, примостившиеся на почти отвесной известковой стене, и мелкие волны, пляшущие над таким же известковым дном. И заговорила, ощущая, как каждое ее слово вплетается в пряди ветра и улетает вместе с ним:

Мой милый живет на высоких ветрах,

Мой милый летает на черных крылах,

В небесном чертоге ты, я – на земле,

Зову тебя, ворон, явись же ко мне!

От волнения сердце сильно билось, но Снефрид верила, что он отзовется. Он дважды обещал ей помощь, он не может обмануть… хотя что она знает о существах этой породы?

Замолчав, она прислушивалась, глядя в небо и стараясь ощутить колебание невидимых струн…

– Я здесь, – сказал знакомый голос позади.

Снефрид быстро обернулась. Молодой мужчина, довольно смуглый, с приятной улыбкой на красивом лице, сидел прямо на белых плитах жертвенника, на самой вершине, где уже не первый век проливалась кровь баранов и петухов, непринужденно обхватив одно колено, и ветер раздувал его длинные черные волосы. Как и в первые мгновения предыдущей встречи, он был совершенно голым, и теперь Снефрид уже не удивилась: он дух, которому птичий облик привычен так же, как человеческий, и так же, на самом деле, чужд. Что ему в человеческой привычке одеваться? Смуглые плечи его и верхняя часть спины были покрыты черными вороновыми перьями, будто небольшой накидкой.

Вздрогнув, Снефрид глянула в сторону людей на опушке. Все не сводили с нее глаз, но, судя по встревоженно-отрешенным лицам, посланца небес никто, кроме нее, не видел. Как он и обещал.

– Они не видят меня, – подтвердил Хравн Черный. – Но если хочешь, я им покажусь.

– В этом виде? – Снефрид едва не улыбнулась.

– Днем я обычно принимаю облик человека, но могу стать вороном, – он тоже улыбнулся. – Или кем-нибудь еще. Или хочешь, они будут только слышать мой голос.

– Нет, не надо. Вон тот человек понимает наш язык. – Снефрид покосилась на старика Арво, но тот, единственный из всех, не таращил на нее глаза, а, слегка наклонившись по своей привычке правым плечом вперед, задумчиво расхаживал между жертвенником и опушкой, размеренно ударяя в бубен. – Ты ведь уже знаешь, что случилось?

– Ты еще не знаешь всего, что случилось, – многозначительно ответил Хравн Черный и знаком пригласил ее подойти.

Волнуясь, Снефрид приблизилась к жертвеннику и встала почти вплотную к посланцу Всеотца. Она так и не поняла, как ей к нему относиться, не могла найти для него