Собрание сочинений в 6 т. Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка] - Астрид Линдгрен

Ну а что будет с Бирком? Быть может, он найдет любую тропку и любую дорогу в лесу Борки, но здесь, в лесу Маттиса, он легко может заблудиться. «Ну что ж, придется ему тогда остаться здесь, с лисятами, — подумала она, — пока не займется новый день и туман не рассеется».

И тут она услыхала, что он кричит из тумана:

— Ронья!

Смотри-ка, уже знает, как ее зовут! Она для него теперь не просто дочь разбойника!

— Ронья! — снова крикнул он.

— Чего тебе надо? — заорала она.

Но тут он уже догнал ее.

— Не нравится мне что-то этот туман.

— Вот как, ты боишься, что не найдешь дорогу домой, в свое воровское гнездо? Тогда тебе придется делить нору с лисицами. Ты ведь любишь делиться со всеми!

Бирк засмеялся.

— Ты — тверже камня, дочь разбойника! Но ты лучше меня знаешь дорогу в замок Маттиса. Можно, я буду держаться за твой кафтан, пока мы не выйдем из леса?

— Держись, мне-то что! — ответила Ронья. Но все же отвязала свой кожаный ремень, который уже однажды спас ему жизнь, и протянула ему один конец.

— Вот! Но советую тебе держаться на расстоянии длины веревки от меня!

— Как хочешь, злюка, — сказал Бирк.

И они пустились в путь. Туман окутывал их плотной пеленой, и они молча двигались вперед — на расстоянии веревки Друг от друга, так, как велела Ронья.

Теперь нельзя было отступать в сторону от тропки. Малейший неосторожный шаг — и они заблудятся в тумане. Но она не боялась. Руками и ногами нащупывала она дорогу — камни, деревья и кусты были вехами на ее пути. Шли они медленно, Ронья надеялась все же вернуться домой до того, как Лувис начнет петь Волчью песнь. И не надо бояться.

Хотя более удивительного странствия на ее долю никогда не выпадало. Казалось, будто жизнь в лесу смолкла и вымерла, и от этого ей становилось не по себе. Неужели это ее лес, который она знала и любила? Почему же теперь он так тих и страшен? А что скрывалось там, в этих туманах? Что-то незнакомое и опасное, она сама не знала — что. И это пугало ее.

«Скоро я буду дома, — думала она, утешая себя, — скоро я буду лежать в постели и слушать, как Лувис поет Волчью песнь».

Но это не помогло. Страх в ее душе все рос и рос; никогда в жизни ей не было так страшно. Она окликнула Бирка, но голос ее прозвучал так жалобно! Он был так глух, что это еще больше напугало ее. «Я, кажется, сойду с ума, — подумала она, — и тогда мне — конец!»

И тут из самой глубины тумана донеслись сладостные, щемящие звуки. Послышалась песня, и то была самая удивительная песня во всем мире. Никогда она не слышала ничего подобного. О, как прекрасна была эта песня, какой прелестью наполнила она весь ее лес! Она прогнала страх и утешила ее. Ронья молча стояла, слушая эту песню и позволяя себя утешить. Как это было прекрасно! И как манила и притягивала к себе эта песня! Да, она чувствовала, что те, кто пели, хотели бы, чтоб она сошла с тропинки и последовала бы за этими прекрасными звуками в самую гущу тумана.

Песня звучала все громче и сильнее. Она заставляла дрожать ее сердце. Ронья тут же и думать забыла про Волчью песнь, ожидавшую ее дома. Забыв все на свете, она хотела лишь свернуть с тропинки и отправиться к тем, кто звал ее из тумана.

— Иду, иду! — воскликнула она и сделала несколько шагов в сторону. Но тут кожаный ремень так крепко натянулся, что она упала навзничь.

— Куда это ты собралась? — закричал Бирк. — Если позволишь заманить себя подземным жителям, ты пропала! Сама знаешь!

Подземные жители! Да, она слышала о них. Она знала, что они обычно поднимаются из темных земных недр наверх, в лес, только во время тумана. Никогда не доводилось ей встречать кого-либо из этого народца, но все-таки сейчас ей хотелось следовать за ними, куда бы они ни позвали. Ей хотелось быть рядом с ними и слушать их песни, даже если бы пришлось провести под землей все отпущенные ей на свете годы.

— Иду, иду! — снова воскликнула она и снова попыталась сойти с тропинки.

Но Бирк был тут, он был начеку, он крепко держал ее.

— Пусти меня! — кричала она, дико размахивая руками.

Но он крепко обхватил ее.

— Ты попадешь в беду! — сказал он.

Но она не слышала его. Звуки песни заглушали голос Бирка. Они были теперь такими сильными и громкими и наполняли весь лес, вызывая в ее душе томление и тоску, которым невозможно было не поддаться.

— Иду, иду! — в третий раз крикнула она и стала драться с Бирком, чтобы избавиться от него. Она дергала и рвала ремень, плакала и кричала, потом больно укусила Бирка в щеку. Но он крепко держал ее.

Он продолжал держать ее долго-долго. И вдруг туман поднялся ввысь так же быстро, как и появился. В тот же миг песня стихла. Ронья оглянулась. Казалось, будто она только-только пробудилась ото сна. Она увидела тропку, которая вела домой, и красное солнце, садившееся за поросшими лесом крутыми утесами. И еще Бирка. Он стоял совсем рядом с ней.

— На расстоянии длины веревки, — напомнила она ему.

Затем, увидев его окровавленную щеку, она спросила:

— Тебя укусила лисица?

Бирк не ответил. Свернув кожаный ремень, он протянул его ей.

— Спасибо тебе! Теперь я справлюсь сам, я один доберусь в крепость Борки!

Ронья смотрела на него из-под падавших на лоб прядей волос. Ей вдруг стало трудно плохо думать о нем. И она не знала почему.

— Убирайся прочь! — ласково сказала она.

И помчалась домой.

5

В тот вечер Ронья, сидя вместе с отцом у очага, вдруг вспомнила, о чем хотела у него узнать.

— Что это ты брал без спросу? Ну, то, что имел в виду Борка.

— Гм, — хмыкнул Маттис. — До чего же я боялся, что ты не найдешь в тумане дорогу, моя Ронья!

— Но ведь я нашла ее, — сказала Ронья. — Послушай-ка, что ты брал без спросу?

— Смотри, — уклонился от ответа Маттис и усердно стал мешать угли. — Разве ты не видишь?

Вот уголек — ну прямо вылитый человечек! Он похож на Борку! Тви вале! [15] Фу, черт!

Но Ронья никакого уголька, похожего на Борку, так и не увидела. Да и вообще не о том думала.

— Что ты взял без спросу? — повторяла она упрямо.

Когда Маттис не ответил и на этот ее вопрос, вмешался Пер Лысуха.

— Да многое! Хо-хо! Да многое! Я бы мог посчитать.

— Заткнись! — злобно произнес Маттис. — С этим я и сам справлюсь.

Все разбойники, кроме Пера Лысухи, уже разошлись по своим спальным боковушам, а Лувис вышла, чтобы присмотреть на ночь за курами, козами и овцами. И одному лишь Перу Лысухе довелось услышать, как Маттис объяснял Ронье, что за люди, собственно говоря, разбойники. Ну, те, кто берет разные вещи без спросу и без всякого разрешения.

Вообще-то, Маттис нисколько этого не стеснялся, наоборот! Он гордился и хвастался тем, что был самым могущественным предводителем разбойников во всех горах и лесах. Но теперь ему пришлось немного попотеть, рассказывая все это Ронье. Ясное дело, ему хотелось, чтобы она постепенно все узнала, ведь это было необходимо. Но он хотел подождать с этим еще некоторое время.

— Ты ведь, доченька, еще маленькое, невинное дитя, потому-то я тебе прежде об этом много не рассказывал.

— Ни слова ты не говорил, — заверил его Пер Лысуха. — Да и нам тоже ничего говорить не велел!

— А ты, старик, может, пойдешь да ляжешь спать? — поинтересовался Маттис.

Но Пер Лысуха ответил, что вовсе не собирается этого делать. Ему хотелось послушать, о чем Маттис говорит с Роньей.

И она поняла. Теперь наконец-то до нее дошло, откуда в замке все бралось. Все, что разбойники привозили по вечерам на спинах лошадей, когда возвращались верхом домой. Она поняла, откуда брались эти вещи в мешках и узлах, все драгоценности в ларях и шкатулках. Такое на лесных деревьях не растет! Отец ее безо всякого зазрения совести отбирал все это у других людей.

— А разве они не злятся и не бесятся, когда у них отнимают их вещи? — спросила Ронья.

Пер Лысуха хихикнул.

— Да они просто шипят от злости, — уверил он ее. — Ох-хо-хо, если бы ты только слышала!..

— Хорошо бы тебе, старик, наконец-то отправиться спать, — посоветовал Перу Лысухе Маттис.

Но Пер Лысуха по-прежнему не хотел и слышать об этом.

— Иные из них даже плачут, — продолжал он свой рассказ, но тут Маттис зарычал:

— Замолчи, а не то я вышвырну тебя вон!

Потом он потрепал Ронью по щеке:

— Ты должна это понять, Ронья! Такова жизнь! Так поступали всегда. И не о чем тут спорить.

— Ясное дело, не о чем, — снова вмешался Пер Лысуха. — Но люди, понятно, никогда к этому не привыкнут. Они только воют, и плачут, и клянут разбойников, так что любо-дорого смотреть и слушать!

Маттис злобно поглядел на него, а потом снова повернулся к Ронье:

— Мой отец был предводителем разбойников, так же как мой дед и прадед, ты это знаешь. Да и я — не выродок, и я не опозорил честь нашего рода. Я тоже предводитель разбойников, самый могущественный во всех горах и лесах. И ты тоже, моя Ронья, станешь предводительницей разбойников.