Данте. Жизнь: Инферно. Чистлище. Рай - Екатерина Мешаненкова

Рассказ Уголино — один из лучших эпизодов «Божественной Комедии». По силе трагизма он не имеет себе равных в средневековой и ренессансной поэзии и достоин того, чтобы процитировать его целиком:

Граф Уголино я, он — Руджиери.Как страшно я ошибся в лицемереИ как затем он смерти предал нас —Известен всем печальный тот рассказ.Но одного не ведают доныне:Как я страдал жестоко при кончине.В тюрьме моей томился я давно;Присвоено, в мое воспоминанье,Теперь ей «Башни Голода» названье;Много раз сквозь узкое окноНаблюдал за светлою луною —Когда в ночи привиделся мне сон,Исторгнувший завесу предо мною.Тот, кем я был в темницу заключен,Приснился мне владыкой, господином;С волчатами он волка по долинамОкрестным гнал к высокому холмуМеж Луккою и Пизою. ЕмуПредшествуя, Сисмонди и Ланфранки,Со сворой псов, алкающих приманки,Неслись, как вихрь. Был также впередиИ Гуаланди. С ужасом в грудиУвидел я, как настигают кониВолчат с отцом, затравленным в погоне,И стая псов, голодных и борзых,Кидается и раздирает их.Еще зарей не заалело небо,Когда детей послышался мне плач,Которые во сне просили хлеба.Душою ты суровей, чем палач,Когда меня не сожалеешь ныне,Поняв, что я предчувствовал в кручине!И если слез сочувственных ручейНе в силах я исторгнуть из очей —О чем, скажи, ты проливаешь слезы?Проснулись мы под бременем угрозы,Навеянной тяжелым сном моим.Предчувствием мучительным томим,Прислушивался тщетно я к приходуТюремщиков, носивших хлеб и воду.Вдруг слышу я, как забивают входВ темницу к нам. Отчаяния полный,В лицо детей я устремил безмолвныйСуровый взор, и сердце, словно лед,В груди моей от ужаса застыло.Все плакали, но в продолженье дняНе плакал я, ни звука не сходилоС холодных уст. — «Отец мой, что с тобою?Как странно ты глядишь перед собою!» —Спросил Ансельм-малютка у меня.Но я молчал. Когда же луч денницыПроник опять в окно моей темницыИ в их чертах, искаженных от мук,Я черт своих увидел отраженье —Я укусил невольно пальцы рук.Но, думая, что голода мученьяНе в силах я терпеньем побороть,Промолвили они: — «Ты в эту плотьНаш дух облек, сними ее покровы;Тебя собой насытить мы готовыИ легче нам не видеть мук твоих».Тогда порыв безумия утих,Смирился я, и мы три дня молчали.О, почему во дни такой печалиНе приняла в объятья нас земля?Когда настал ужасный день четвертый,Мой Гаддо пал передо мной, моляО помощи, и умер распростертый.От пятого и до шестого дняВсе на глазах скончались у меня.Уже слепой, бродил я, как в могиле,И мертвых звал в течение трех дней.Потом… Но муки голода сильней,Ужасней мук моих душевных были». —Он замолчал и, бешеную злостьПочувствовав, вонзил в злодея зубы,Как будто пес, который гложет кость.

«Божественная Комедия». Перевод Ольги Чюминой.

Выслушав рассказ грешника, потрясенный Данте восклицает, осуждая город и его жителей, допустивших такое дикое бесчеловечное деяние:

О, Пиза! Стыд, позор тебе сугубый!Пускай, когда враги тебя щадят,С Капрайею Горгона заградятТеченье вод, как крепкая плотина,И город весь погибнет. УголиноВ предательстве виновен, может быть,Но за отца зачем детей казнить?

«Божественная Комедия». Перевод Ольги Чюминой.

Образ Уголино, его ужасное пребывание в башне голода и его месть архиепископу Руджери потрясали читателей не только XIV века, но и последующих веков, а также вдохновляли многих творческих людей эпохи романтизма.

В глубокой задумчивости, потрясенный чужим несчастьем, как своим, вступает Данте во вторую зону Коцита — Толомею, названную так по имени Птолемея, правителя Иерихона в древней Иудее. Пригласив к себе своего тестя, первосвященника Симона Маккавея, и двух его сыновей, Птолемей предательски убил их на пиру в крепости Док. Толомея предназначена для тяжелых грешников, которые предали и погубили своих друзей и гостей. Если в первой зоне грешники вмерзли по пояс в лед, то во второй они лежат на спине, зажатые льдами, и слезы их застывают ледяной корой. Данте удивляется тому, что в неподвижном ледяном воздухе Коцита повеял ветер, так как на дне Ада нет водяных паров, нагретых солнцем, которые в его время считали причиной движения воздуха. Вергилий не отвечает на вопрос Данте. Адский ветер порожден взмахами крыльев Люцифера.

Данте обещает снять ледяную кору с глаз грешника, услышавшего его шаги, и даже клянется — пусть он окажется под ледяным покровом, если не сдержит свое обещание. Однако после того, как Данте узнает все, что его интересовало, и убеждается, что грешник наказуется по заслугам, он не исполняет обещанного. Снова звучит жестокий Дантов стих: «И я рукой не двинул, и было доблестью быть подлым с ним». Так непреклонно суров и безжалостен поэт к Альбериго деи Манфреди, принадлежавшему к ордену гаудентов — «радующихся братьев». Альбериго был одним из вождей гвельфов в городе Фаэнца (провинция Романья). Притворяясь, что помирился со своими родственниками Манфредо и Альбергетто, он пригласил их на пир в свою виллу. Когда хозяин приказал слугам: «Принесите фрукты», — они набросились на гостей и закололи их. Это случилось 2 мая 1285 года Событие это вошло в пословицу, в народе говорили: «Его угостили фруктами брата Альбериго». Альбериго говорит, что он «променял на финик смокву». Известно, что финик был более дорогим в Италии плодом, чем смоква. Эта ироническая фраза означает, что в Аду ему воздано сторицей. В 1300 году, в условный год потустороннего путешествия Данте, Альбериго был еще жив. Данте с присущим ему мастерством высказывает удивление: «Ты разве умер?» Гаудент объясняет ему, что за преступления, подобные его злодейству, души попадают в Толомею еще при жизни, а в тело грешника вселяется бес. Нетерпеливый Данте во имя восстановления мировой справедливости расправляется не только с мертвыми, но и с живыми. Так, заранее, как мы видели, живого, он осудил и папу Бонифация VIII.

Брат Альбериго сообщает Данте, что рядом с ним можно найти и другие грешные души, чьи тела еще здравствуют на земле. За ним «от стужи жмется» Бранка д'Орья. С этим сотоварищем он свыкся, вместе они провели во льдах Коцита уже много лет. Данте снова делает вид, что он удивлен, и говорит: «Бранка д'Орья жив, здоров, он ест, и пьет, и спит, и носит платья». Бранка д'Орья происходил из знатной генуэзской семьи; он убил на пиру своего тестя, Микеле Дзанке, князя-судью области Логодуро в Сардинии. В тела Бранка д'Орья и его родственника, соучастника преступления, вселились дьяволы…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});