Ледяная принцесса - Камилла Лэкберг

— «Со всей моей любовью и переполняющей меня страстью. Дан», — с чувством произнес Дан.

Теперь настала его очередь смотреть невидящим взором в пространство. Он неуклюже сел на крышку трюма и стянул с себя шапочку. Волосы растрепались и торчали во все стороны, Дан снял варежки и пригладил их руками. Потом он посмотрел прямо на Эрику:

— Я не могу позволить этому выплыть наружу. То, что происходило между мной и Александрой, — чистой воды сумасшествие, невыносимо тягостное безумие, не имевшее ничего общего с нашей настоящей жизнью. Мы не позволяли им соприкасаться, но мы оба знали, что это должно закончиться.

— Вы должны были встретиться в ту пятницу, когда она умерла?

Ни один мускул не дрогнул на лице Дана. Со времени смерти Алекс он, должно быть, бесчисленное множество раз думал о том, что бы случилось, если бы он пришел, о том, что она могла бы быть жива.

— Да, тем вечером мы собирались увидеться. Пернилла хотела поехать навестить свою сестру в Мункедале и взять с собой детей. Я сказал, что лучше останусь дома — под предлогом того, что я не очень хорошо себя чувствую.

— А что случилось? Пернилла не поехала?

Последовало долгое молчание.

— Да нет. Пернилла уехала, я остался дома. Я знал, что Александра никогда не отважится позвонить по домашнему телефону, а мобильник я выключил. А дома я остался потому, что струсил, у меня не хватало храбрости посмотреть ей в глаза и сказать, что все — конец. Хотя, думаю, она тоже понимала, что все должно рано или поздно закончиться, но у меня не хватило духу первым сказать ей об этом. Я надеялся, что если потихоньку начну отдаляться от нее, то ей это надоест и она со мной порвет. Очень типично для мужиков, как ты думаешь?

Эрика знала, что самая тяжелая часть разговора еще впереди, но заставила себя продолжить. Будет лучше, если он услышит это от нее.

— Ты ошибался, Дан: она не понимала, что все должно закончиться, она видела будущее в ваших отношениях, и в этой перспективе ты бросал свою семью, она бросала Хенрика, а дальше вы бы жили не тужили и детей нажили.

Дан дергался от каждого слова Эрики, как от ударов. Настала очередь самого худшего.

— Дан, она ждала ребенка. Твоего ребенка. По всей вероятности, она собиралась рассказать тебе об этом в ту пятницу. Она приготовила праздничный ужин и положила шампанское в холодильник.

Дан старался не смотреть на Эрику. Он попробовал повернуть голову налево, направо, но слезы начали наворачиваться ему на глаза, и все расплылось. Откуда-то из глубины поднялся плач, и слезы покатились по его щекам. Дан разрыдался. Лицо его стало мокрым, и он с хлюпаньем все время вытирал его варежками. В конце концов он просто опустил голову на руки и прекратил эти бесполезные попытки.

Эрика присела на корточки рядом с Даном и положила руки ему на плечи, чтобы утешить. Но Дан стряхнул ее руки, и Эрика поняла, что он сейчас, должно быть, благополучно пребывает в аду, который сам же себе и создал. Поэтому Эрика молча выжидала, скрестив руки, пока слезы не стали течь медленнее и Дан наконец немного не пришел в себя.

— Откуда ты знаешь, что она ждала ребенка? — спросил Дан сдавленным голосом.

— Я была с Биргит и Хенриком в полиции, нам там сказали.

— Они знают, что ребенок не от Хенрика?

— Хенрик, конечно, знает, а Биргит нет. Она уверена, что это ребенок Хенрика.

Дан кивнул. Казалось, его утешила мысль о том, что родители Александры не знают.

— Как вы встретились?

Эрика хотела отвлечь мысли Дана от неродившегося ребенка, чтобы хоть ненадолго дать ему передышку. Он горько усмехнулся:

— Вполне классически. Где можно встретиться в нашем возрасте во Фьельбаке? В «Галере», ясное дело. Мы увидели друг друга через весь зал. Это было как удар поддых. Меня раньше никогда так ни к кому не тянуло.

После этих слов Эрика почувствовала такой маленький-маленький укол ревности. Дан продолжал:

— Тогда ничего не произошло, но пару недель спустя она позвонила мне на мобильник. Я к ней приехал, ну и покатилось. Краденые минуты радости, когда Пернилла не могла заподозрить. Другими словами, почти не было вечеров и ночей, мы чаще встречались днем.

— А ты не боялся, что тебя увидят соседи у дома Алекс? Ты ведь сам знаешь, как быстро здесь обо всем узнают.

— Ну да, ясное дело, я об этом думал. Поэтому обычно перепрыгивал через забор с задней стороны дома и пробирался внутрь через погреб. Честно говоря, это тоже нас здорово захватывало — опасность и риск.

— Но разве ты не понимал, как сильно рискуешь?

Дан теребил шапочку в руках и не отрывал взгляда от крышки трюма.

— Ясное дело, я понимал, что делаю, с одной стороны, но, с другой стороны, ну, ты сама понимаешь, считал, что кому-нибудь другому и может выйти боком, а мне все сойдет с рук.

— А Пернилла знает?

— Нет, во всяком случае, точно не знает, но, думаю, что-то подозревает. Да ты же сама видела, как она реагировала, когда увидела нас здесь. Она такая последние несколько месяцев и все время следит за мной. Мне кажется, она чувствует, что что-то не так.

— Но ты же понимаешь, что теперь придется ей рассказать?

Дан замотал головой, и слезы опять стали наворачиваться ему на глаза.

— Не пойдет, Эрика, я не могу. До встречи с Александрой я по-настоящему и не понимал, как много значит для меня Пернилла. Алекс была моя страсть, а Пернилла и дети — моя жизнь. Я не смогу.

Эрика наклонилась вперед и положила ладонь на руку Дана. Ее голос был спокойным и ясным и никак не выдавал ее внутреннего волнения.

— Дан, ты обязан. Полиция должна знать. И кроме того, у тебя есть возможность рассказать Пернилле обо всем самому, свою версию. Рано или поздно полиция до всего докопается, и тогда у тебя не останется ни малейшего шанса объяснить все Пернилле так, как ты можешь сейчас. У тебя больше нет выбора. Да ты и сам понимаешь, что она наверняка знает или, по крайней мере, догадывается. Это, возможно, даже станет большим облегчением для вас обоих, когда вы об этом поговорите, — не останется никаких камней за пазухой.

Она заметила, что Дан внимательно слушает и слышит то, что она сказала, и в то же время чувствовала, как его бьет дрожь.

— Да ты только подумай, что будет, если она уйдет, заберет детей и оставит меня. Эрика, куда я тогда денусь? Я без них ничто.

Тихий-тихий голосок внутри Эрики безжалостно нашептывал ей, что Дану следовало раньше думать об этом, но другой — более сильный — голос говорил ей, что сейчас не время для упреков, теперь надо заняться более важными вещами. Эрика наклонилась и в утешение погладила Дана по спине. Сначала от этого он заплакал еще сильнее, но потом плач стал ослабевать, и, когда он поднял голову и вытер слезы, Эрика взглянула ему в глаза и поняла, что он решил больше не прятаться от неизбежного.

Отъезжая от пристани, Эрика посмотрела в зеркало и увидела, что он неподвижно стоит на своем любимом катере и смотрит на море. Она скрестила пальцы на удачу, чтобы Дан нашел правильные слова: ему будет непросто.

Зевки выходили такими тотальными, что казалось, рождались где-то в пятках, а потом сотрясали все тело. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким усталым и одновременно таким счастливым.

Он пытался сосредоточиться на многочисленных стопках бумаг, лежащих перед ним. Дело об убийстве повлекло за собой неправдоподобное количество документов, и сейчас перед ним стояла задача изучить их все, до последней детали, чтобы найти крошечный, но жизненно важный кусочек головоломки, который бы позволил продолжить расследование. Он помассировал глаза большим и средним пальцами, сделал глубокий вздох, чтобы собраться с силами.

На десятой минуте ему пришлось подняться со стула, чтобы немного размяться, раздобыть кофе, попрыгать, — все пошло в ход, лишь бы не заснуть и еще хоть ненадолго сконцентрироваться на работе. Несколько раз его рука безотчетно и совершенно непроизвольно сама собой тянулась к телефону, чтобы позвонить Эрике, но он себя останавливал. Если она устала так же, как и он, то она еще спит. Он задумал сегодня ночью не давать ей спать так долго, сколько возможно, если, конечно, у него получится.

В одной из стопок бумаг, которая заметно подросла с того раза, когда он ее просматривал, был собран материал о семье Лоренс. Видимо, Анника, как обычно, продолжала скрупулезно рыться в старых статьях и заметках, где упоминались Лоренсы, и аккуратно складывала их на стол. Патрик работал методично и освежал в памяти сведения; он перевернул бумаги и, таким образом, начал читать с самого низа то, что он уже читал раньше. Прошло два часа, Патрику не попалось ничего, что бы разбудило его фантазию, но он по-прежнему остро чувствовал, будто пропустил что-то важное. Казалось, все время от него что-то ускользает.

Первая по-настоящему интересная новая информация попалась, когда он уже почти добрался до конца. Анника снабдила его заметкой о поджоге в Булларене, примерно в пяти милях от Фьельбаки. Заметка, датированная 1975 годом, занимала целую полосу в «Бохусландце». Дом сгорел в ночь с 6 на 7 июля 1975 года; пожар вспыхнул внезапно и был сильным, как взрыв. Когда огонь догорел, от дома остался практически один пепел, но пожарные обнаружили останки двух человеческих тел — по всей видимости, Стига и Элизабет Нурин, пары, которая владела домом. Каким-то чудом их десятилетний сын спасся от огня, и его нашли в одной из надворных построек. Обстоятельства возникновения пожара казались очень подозрительными, как указывалось в «Бохусландце», и полиция считала его поджогом.