Перегрин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Жди здесь, — приказал я шепотом своему опциону, который был слишком громоздким и шумным для предстоящего дела.

В угловой башне спали трое на широком деревянном топчане, поставленном в углу у стены. Рядом с ними на выступе стены чадил глиняный светильник, заправленный рыбьим жиром и наполнивший помещение жуткой вонью. Крайний тингисец спал с открытым ртом, тихо похрапывал. Из-за длинной густой бороды он показался мне старым. Борода была жесткая, будто из конского волоса. Я дергал ее, а храпун упорно не просыпался. Зато умер быстро. Остальных прикабанили пришедшие со мной галлы. Забрав трофейное оружие и щиты, пошли в сторону южных ворот.

В следующих двух башнях было тоже по три человека, которые дрыхли без задних ног. Я больше не марал руки, дав попрактиковаться галлам. Один чуть не загубил дело, слишком рано отпустил жертву, которая попробовала заорать. К счастью, в горле было много крови, из-за чего звук получился булькающий и не очень громкий.

Южные ворота защищали две фронтальные прямоугольные башни, выдвинутые вперед метров на восемь. На ближней спали десять человек. В последний раз спали. Зато на дальней бдительно несла службу собачонка. Она учуяла нас, когда подходили к ближней башне и погавкала недолго и не заливисто. Мол, ходит там кто-то, обращаю внимание. Когда мы зашли в башню, замолкла, а потом, учуяв, наверное, запах свежей крови, залилась яростно, как на дикого зверя. Я думал, что караул башни сейчас поднимет тревогу, операция сорвется и нам придется удирать, но в дальней башне было тихо, если не считать двух переговаривавшихся между собой человек. Видимо, собака лает не в первый раз за ночь, а, может, и не первую ночь.

— Идем в открытую и помалкивайте, если будут спрашивать. Говорить буду я. Когда дам команду, убивайте быстро и тихо, — предупредил я своих подчиненных и, взяв щит и короткое копье убитого в этой башне, первым пошел к дальней.

Шагал так, чтобы меня услышали и поняли, что я не скрываюсь, что я — свой. Собака — светлая короткошерстая шавка с обвислыми ушами — встретила нас, отчаянно лая, перед началом открытой верхней площадки башни, где горел костерок, возле которого сидели два воина на чурках, поставленных на попа. Их шлемы стояли между зубьями башни, а копья и щиты — прислоненные к стене рядом с третьей чуркой, в которой торчал топор, а рядом лежали наколотые дрова. Дозорные держали в руках большие глиняные чашки, из которых потягивали какой-то напиток. Увидев нас, оба остались сидеть безмятежно, не поверив собачьей интуиции. Я отогнал нижним концом копья собачонку и вышел на площадку, на свет от костерка.

Тот, что был ближе ко мне, прикрикнул на шавку:

— Заткнись! Надоела уже! — и махнул в ее сторону рукой, будто собирался кинуть камень.

Она отбежала на сторожевой ход, но продолжила лаять, хотя и не так надрывно, как раньше.

— Доброй ночи! — поприветствовал я первым на финикийском языке, стараясь подражать карфагенскому диалекту, которому научился у Ганнона Стритана, а затем спросил: — Что пьете?

— Вино, — ответил ближний и поинтересовался в свою очередь: — Вы кто такие?

— С иольской купеческой галеры, хозяин оставил охранять свои грузы, — ответил я, подойдя к чурке с топором, будто собираюсь сесть на нее. — Пришел какой-то ваш командир, разбудил нас, приказал идти сюда, охранять ворота.

— Это Гасдрубал! — презрительно сказал второй дозорный. — Придурок сам не спит и другим не дает!

Я прислонил свой щит рядом с их, там же поставил копье. В это время следовавшие за мной галлы вышли на площадку и остановились на краю ее. Дозорные смотрели на них, то ли пытаясь вспомнить, видели раньше или нет, то ли ожидая приветствия. Я выдернул топор из чурки, придвинул ее ногой к костерку и, вместо того, чтобы сесть на нее, всадил лезвие в голову второго дозорного. Звук был такой, будто располовинил переспелый арбуз. Второго дозорного Дейти уколол гладиусом в затылок. Бедолага вскрикнул, попытался оглянуться, чтобы, наверное, увидеть, кто лишил его жизни, и свалился вперед, к костерку. В свете горевшего рядом огня его темные курчавые волосы казались рыжеватыми.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы трое спускайтесь вниз, зачистите башню, — приказал я шепотом стоявшим крайними слева, затем повернулся к стоявшим крайними справа: — Вы трое идите дальше, зачистите все башни по этой стороне и возвращайтесь сюда, — и напоследок — к Дейти: — Сходи за Пертом.

Опциону, наверное, страшновато одному в темноте на сторожевом ходе вражеского города. Небось, молится галльским богам, несущим ночное дежурство.

Оставшиеся со мной два воина оттащили убитых под внутреннюю стенку сторожевого хода, чтобы своим мертвым видом не портили нам настроение. Я сел на чурку, в которой раньше торчал топор, поднял чашу, выроненную убитым мной дозорным, и налил в нее вина из почти пустого бурдюка, который лежал возле его чурки. Вино было средней паршивости, подкисшее. До нового урожая беднякам придется пить такую гадость.

Посланные зачищать фронтальную башню вернулись быстро, принесли ворох оружия, доспехи и щиты. Судя по количеству щитов, внизу спало девять человек. Затем подошли Перт и Дейти. Минут через двадцать вернулась вторая тройка, тоже нагруженная оружием и доспехами. У этих хватило ума не тащить с собой щиты, а, может, просто рук не хватило.

— Зажигайте факела, подавайте сигнал, — распорядился я.

Галлы зажгли два факела, опустили их с внешней стороны стены так, чтобы не видны были из города, и помахали из стороны в сторону. По этому сигналу отряды морских пехотинцев должны были подойти к воротам, перебраться через ров, а затем подняться по канатам на стену.

— Возьми половину людей, перейди на сторожевой ход, зацепи там веревки и осторожно скинь вниз оба факела, чтобы подсвечивали место подъема, — приказал я Перту.

Я выделил еще троих наблюдать за обстановкой из разных мест, а двое остались со мной сидеть у костерка. Среди оставшихся был Дейти. Он считает своим долгом постоянно быть рядом со мной, чтобы не упустить шанс отблагодарить за спасение.

Пока мы потягивали паршивенькое винцо, на стену поднимались все новые и новые воины. Часть их спряталась до поры до времени во фронтальных башнях, а остальные разошлись в угловые башни южной стороны. Я решил открыть ворота и впустить основные силы, когда рассветет.

Процесс пришлось прервать, потому что один из часовых доложил, что к воротам по улице идут люди с факелами. Поскольку галл не смог сказать, сколько именно идет тингисцев, я подумал было, что наши маневры заметили, и приказал приготовиться к сражению и открытию ворот. Затем вышел к внутреннему краю сторожевого ходя и увидел, что по улице идет отряд из пяти человек. Передний и задний несли по горящему факелу. Шагавший вторым, судя по бронзовым шлему и панцирю, на которых играли блики пламени, был командиром. Я проинструктировал воинов во фронтальных башнях, чтобы спрятались и вышли после того, как произнесу условную фразу, а сам продолжил сидеть у костерка вместе с Дейти и еще одним галлом.

Как я и предполагал, эта пятерка не стала стучать в запертые двери башен и подниматься по внутренним лестницам, а пошли к той, что шла вдоль внутренней стороны стены, причем старались двигаться тихо. Есть такие командиры, которых хлебом не корми, но дай поймать подчиненных на нарушении дисциплины и взгреть по полной программе. Был у нас в училище командир второй роты по кличке Жора-поц. Поц — это мужской половой орган на идише. На вид офицер был эдаким перекормленным маменьким сынком с капризным лицом с пухлыми розовыми щечками и алыми губками. За всё хорошее его поперли с военно-морского флота в среднее мореходное училище торгового флота, в вечные капитаны третьего ранга. Впрочем, некоторые флотские офицеры считали такое перемещение счастливым билетом, позволяющим дотянуть до пенсии в тихом месте без продолжительных разлук с семьей. Как заступит Жора-поц на дежурство по училищу, так все двадцать четыре часа бегает по экипажу, выискивая, на ком бы сорвать злость за не сложившуюся флотскую карьеру да и жизнь вообще. Ему было плохо, когда кому-нибудь рядом хорошо. Если никого не поймает на тяжком нарушении дисциплины, то уходил с дежурства расстроенным, жалким. При этом мог ночью на несколько часов затаиться в засаде у перелаза через стену, ограждавшую плац, пока не отловит самоходчика.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})