Охота за богатством - Наталия Николаевна Антонова

В глубине души Шура был благодарен подруге, что она не дала ему упасть лицом в грязь и раскрутила это дело.

Выносить ли ей за это благодарность он пока не решил. Поэтому вернулся к своей идее, которая стала навязчивой.

– Слава, неужели тебе нисколько не жалко Мориса? – спросил Шура с грустным выражением на лице.

– Почему мне должно быть его жалко? – искренне удивилась Мирослава. – Молодой, здоровый, как лось, мужик.

– Предположим, – с нескрываемой иронией заметил Шура, – ты сама недалеко ушла от него.

– В смысле?

– В смысле лосей!

Мирослава невольно улыбнулась. Она и в самом деле была всего на пять сантиметров ниже высокорослого Мориса. Да и силой её природа не обделила. О ловкости, которую она натренировала до автоматизма, и вовсе говорить не стоило.

– Я думаю, что совести у тебя как не было, так и нет, – продолжил друг детства воспитательный процесс.

Мирослава хмыкнула.

– И не хмыкай! – взвился Шура. – Бедный Морис, – Наполеонов закатил глаза, – он у тебя точно Золушка в рабстве у злой мачехи!

– Не ври! Я не злая.

– Не злая, – был вынужден согласиться Шура.

– А Миндаугас ничуть не похож на Золушку.

– Хорошо! Как этот, «иди туда, не знаю куда, принести то, не знаю что»!

– Ты имеешь в виду свата Наума, – вспомнила Мирослава русскую народную сказку.

– Его самого! Морис убирается, готовит, ухаживает за садом!

– Я его ничего делать не заставляю! – возмутилась Мирослава. – Он делает только то, что хочет!

– Ага, потому что он любит тебя!

– Я его не заставляю меня любить! – начала сердиться детектив.

– Я же говорю, что ты бессовестная, – махнул Шура на неё рукой. – Хотя бы подумала о том, что бы мы все ели, если бы не Морис.

– Во всяком случае, с голоду мы раньше не помирали.

– Ага! Помню я твой продуктовый набор тех времён!

– Каких ещё тех времён? – рассердилась она.

– До Морисовых! Вот хоть его спроси! – Шура кивнул на пристроившегося рядом кота. Потом подумал и проговорил: – Хотя о лохматом ты всегда заботилась, не то что обо мне.

– О себе ты сам можешь позаботиться. К тому же у тебя есть мама. И вообще, если тебе не хватает заботы, женись!

– Ещё чего! – возмутился Наполеонов.

– Ага, – проговорила она с нескрываемым сарказмом, – сам ты жениться не хочешь, а меня выпихиваешь замуж!

– Ты женщина!

– Сейчас я тебя шлёпну!

– За тобой не заржавеет, – Шура на всякий случай отодвинулся от неё вместе со стулом. – Но подумай сама, где ты найдёшь такого, как Морис?

– Необязательно искать такого, – усмехнулась она, – мужчины разные нужны.

– Ну-ну, вот останешься старой девой, тогда я посмотрю, как ты запоёшь!

Мирослава расхохоталась:

– Перспектива остаться старой девой мне уже давно не грозит.

– Наказанье господне, а не подруга детства!

– Не нуди! И вообще, вы сговорились, что ли, все?

– Кто все?

– Тётя Виктория, тётя Зоя и даже Игорь!

Игорь Коломейцев был мужем Виктории ненамного старше так называемой племянницы. Хотя Мирослава всегда называла его дядюшкой и чмокала в щёчку. А он звал её племяшкой. Полная идиллия.

– Вот видишь, – обрадовался Шура, – не один я вижу очевидное, и только ты одна предпочитаешь не видеть, не слышать и не чувствовать.

– А ты знаешь, что сказал по этому поводу Войцех Бартошевский? – спросила Мирослава.

– И что же он такого сказал? – осторожно проговорил Шура, опасаясь ловушки.

– Для счастья женщине нужен мужчина. Для несчастья – вполне достаточно мужа.

– Вздор! – сердито отрезал Наполеонов.

– Кстати, Шура! – воскликнула Мирослава.

– Чего тебе?

– А ведь сват Наум был невидимкой!

– У-у злыдня! Ты ещё хочешь, чтобы Морис стал невидимкой?!

– Ничего я не хочу, – отмахнулась Мирослава, – кроме того, чтобы меня оставили в покое.

– Эгоистка.

Мирослава пропустила мимо ушей сказанное другом детства и сообщила:

– Кстати, мы приглашены к тёте Виктории!

– На чаепитие с наполеоном!

– Ничего подобного, – рассмеялась Мирослава, – на литературный вечер!

– Я так не играю!

Но к тёте Виктории он всё-таки поехал. И не пожалел об этом.

Муж Виктории прекрасно готовит. Торт тоже был, правда, не наполеон, а розовый! Украшенный целым цветником розовых кремовых роз.

Шура, чтобы угодить хозяйке, исполнил сочинённую им песню в честь не совсем обычного кота Бандит Бандитовича, проживающего в гостеприимном доме Мирославиной тётки. Было у кота и имя собственное, звали его Феликсом. И по внешнему виду он почти не отличался от изображения своего тёзки на пакетике с кошачьим кормом. Но куда там рекламному Феликсу до прыти кота Виктории.

Шура был наслышан о его приключениях и даже видел его во времена младенчества. Уже тогда малыш был олицетворением чёртика из табакерки.

Но вот он вырос, ему пошёл третий год, и кот приобрёл некоторую степенность. Хотя когти и зубы всегда держал наготове.

Наполеонов взял гитару, которую предусмотрительно прихватил с собой, и, когда все утихомирились, запел:

                      Помесь кошки и собаки

                      Несомненно сей зверёк.

                      Он не избегает драки,

                      Преподать готов урок

                      Сообщу вам без утайки

                      Всем, кто хочет оказаться

                      Возле ног его хозяйки.

                      Я советую вам, братцы,

                    Прежде чем ввязаться в драку

                    И порог преодолеть,

                    Ублажить кота собаку.

                    И заверить в том, что впредь

                    В дом вы будете являться

                    В час, что он назначит вам!

                    Кланяться и улыбаться

                    Лапкам, ушкам и усам!

Громкие аплодисменты благодарных слушателей усладили слух следователя.

Морис, в свою очередь, подарил Виктории изящную корзиночку с шоколадом. Внизу лежал шоколад ручной работы от местных шоколатье. А наверху три плитки шоколада «Особый».

Тётя обрадовалась скромным шоколадным плиткам, которые напомнили ей, как и племяннице, детство. Она так же, как и Мирослава, восторгалась фольгой и бумажной обёрткой.

– Делает фабрика имени Надежды Крупской, – проговорила она, – Ленинградская область. И рецепт сохранили 1987 года. Молодцы, что не продались!

Мирослава подошла к тётке и крепко обняла её, что она хотела сказать этим объятием Виктории, было известно только им двоим.

– Кстати, – сказала Виктория, оборачиваясь к Морису, – ты не знаешь, как обстоят дела у ваших соседей?

– У каких соседей? – удивился Морис.

– Эстонцев. Раньше таллинская фабрика выпускала вкуснейший шоколад.

– Вы имеете в виду «Калев»?

Она кивнула:

– Там были такие чудесные обёртки, с изображёнными на них музыкантами, трубочистами, девушками в национальных костюмах, всевозможными зверюшками.

– Они работают, – отозвался Морис.

– Неужели их не проглотили гигантские корпорации?

Морис неопределённо пожал плечами, и Виктория свернула разговор о шоколаде.

Когда Виктория на минутку вышла из гостиной на кухню, Мирослава выскользнула вместе с ней.

– Тётя, – спросила она, – а где твоя художница?