Вороний закат - Эд Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мир заполнился падающими звездами. Я несся все быстрей и быстрей сквозь безумные видения, насланные дождем. Ощущал черную, беспросветную тишину на дне глубочайшего океана, а в миле подо мной, под слоем ила и камней, вздрагивало исполинское, непомерной мощи существо. Магия исходила от него рваными клочьями, колыхалась, словно водоросли в бурном потоке, уплывала прочь. Тварь была пугающей и в то же время знакомой.
Надо мной склонилась рассерженная бранящаяся мать… Белые льняные штаны разодраны на коленке, перемазаны зеленым: мы с братом подрались и катались по траве. О чем я только думал? Ведь скоро гости!
Лицо горело от едкой жидкости. Я почувствовал вкус дешевого скверного бренди. Трескучие искры разошлись и вместо них появилась стойка бара. Снаружи шипел дождь, все тело ныло, будто с него содрали шкуру. Перед глазами еще сияло лицо Нолла. Безымянный начал тускнеть и, кивнув мне напоследок, совсем угас.
Я подполз к Валии. Она дрожала.
– Тут есть ванна? – спросил я у бармена, носившего бутылки для пострадавших.
Люди выбегали наружу, затаскивали внутрь все новых несчастных. Здесь их обмывали и приводили в сознание.
– Нет, – ответил бармен и поспешил дальше.
Там, где мокрая одежда касалась кожи, словно втыкались иглы татуировщика. Надо было срочно переодеться и обсушиться. Я подтащил Валию к плите, где кипела в котле рыбная похлебка, а затем отыскал коренастую тетку, которой, в отличие от нас, хватило ума остаться под крышей.
– Моей подруге нужно переодеться. Снимите с нее одежду и наденьте вот это.
Я протянул свой плащ, оставшийся на крючке под крышей, тетке. Вид у той был как у матери семейства, видавшей беды и похуже. Она сразу взялась за дело.
Скромности Валии следовало отдать должное. Мне же стесняться было нечего. Я разделся до подштанников и встал, сверкая золотой шкурой и расплывшимся белым гримом. Да, на меня многие посмотрели косо, но, право слово, моя внешность сейчас проигрывала пролившемуся на город дождю.
Небо порвалось раньше времени и выплеснуло безумие. Сколько же людей попало под него?
Галлюцинации еще не исчезли полностью, я видел глаза Нолла – печальные, всезнающие. Я уже дважды был свидетелем его смерти. Но сейчас он умер окончательно. Когда взорвался Холод, образовался кратер такой величины, что его не смог затереть даже Морок.
Теперь исчез Нолл, и небо ощутило это.
Мы потеряли Безымянного.
Немыслимо. Их давно было четверо: Воронья лапа, любитель закулисных интриг; Леди волн, охраняющая океаны и карающая любого прислужника Глубинных, вздумавшего поднять парус; Мелкая могила, темный, скрытный, появляющийся лишь в глубине ночи; Нолл, подаривший смертным Машину для защиты, бродивший среди нас в тысячах обличий обычных людей. Глубинных королей и прежде было больше, чем наших защитников. А теперь мы остались в безнадежном меньшинстве.
Я вспомнил, что капитаны Холода умерли вместе с ним, и меня захлестнуло ледяным ужасом. Но Валия, слава святым духам, не умерла. Даже думать не хотелось о таком раскладе… Нет-нет, она не взорвалась и все еще дышала.
Через двадцать бесконечно долгих минут дождь унялся. Уже неплохо – он мог бы остаться и навечно. Теперь ничего нельзя было предсказать. Вдоль улиц бежала по канавам черная вода, никто не осмеливался высунуться наружу. Посреди мостовой дергалось и корчилось тело. Не единственное из оставшихся снаружи. Увы, всех спасти не получилось.
Когда дождь унялся, Валия очнулась. Она посмотрела на меня огромными серебряными глазами, раскрыла рот и отчаянно, навзрыд заревела. Я притянул ее к себе. Она уткнулась лицом мне в грудь. Мы молчали, обнявшись. А что тут скажешь? Ушла легенда. Ее можно было только оплакать.
– Я все видела, – наконец сказала Валия.
– Что именно?
– Видела, отчего случился Вороний мор. Что сделали Безымянные.
Она умолкла, а я не стал расспрашивать. Полагаю, мне пригрезилось начало этой истории: Эзабет, бранящая Безымянных. Я бы улыбнулся, если бы не был напуган до чертиков и не скорбел по Ноллу.
Когда Валия отстранилась, на моей груди остались потеки цвета ртути. Они же остались и на впалых щеках Валии, похожие на заснеженные ветви деревьев. А потом Валия открыла глаза – человеческие, голубые и очень красивые. Она закатала рукав. Числа прекратили двигаться, застыли, образовав немыслимо сложные фигуры. Валия присмотрелась и стала медленно читать слева направо. Среди темных символов появились серебряные, выписанные слезами Валии. Она прижала руку к груди, чтобы я не заглянул.
– Что там?
– Последнее послание Нолла. Его последняя мысль.
– И какая же?
Валия покачала головой.
– Там написано, что я теперь знаю свои предназначение и путь.
Она стерла рукавом моего плаща серебряный потек со щеки и процедила:
– Пусть Нолл и ушел. Но мы еще посчитаем. И посчитаемся.
Глава 24
В трудные времена жители Валенграда обычно помогали друг другу. Несчастных, застигнутых дождем, пускали в свои дома чужие люди. Но в Мод все несли и несли пострадавших.
Горше всего пришлось солдатам, собранным Давандейн. У них были палатки из вощеной парусины, рассчитанные на черные дожди, лившие каждые одиннадцать дней вот уже несколько лет. Все шло по расписанию, каждые одиннадцать дней солдаты прятались, и проблем не возникало. Но тут войско тренировалось в миле от лагеря, и многие тысячи не смогли отыскать укрытие.
Были погибшие. Но гораздо больше оказалось бесповоротно сошедших с ума. Я стоял рядом с Давандейн и смотрел на полевой госпиталь под растянутой парусиной, заполненный бредящими, плачущими безумцами.
– Вот она, величайшая армия со времен образования Дортмарка, – процедила бледная злая Давандейн. – Лучшие наемники, перекованные в нянек для двадцати тысяч бормочущих юродивых.
– Кто-то оправится. Надежда есть, – заметил я.
– А потом? Отправимся в путь, надеясь, что дождь не повторится? У нас огромные неприятности после одного только ливня. А мы пойдем в Морок, рассчитывая на прекрасную погоду? Святые духи, да по нам даже не враг ударил! На нас обвалилось чертово небо. Неужели так и выглядит конец света? Тот ли это край, за которым – все?
– Ну, мы-то всегда стояли на краю, в полушаге от конца, и были последней защитой от него, – глубокомысленно изрек я.
Мы пошли в госпиталь, под тяжелую провощенную парусину, способную выдержать любой ливень. Там, ряд за рядом, лежали связанные мужчины и женщины: солдаты и прочий люд, обыкновенно прибивающийся к войску. Соратники и друзья больных старались облегчить их мучения, подкладывая мягкое под веревки. Но
