BRONZA - Ли Майерс

Речь зашла об охоте, и уж тут барон Эгерн сел на своего любимого конька. Охота была единственной и пламенной страстью отца. Еще он держал великолепную свору легавых. Коллекционировал старинное оружие и мог гордиться своим винным погребом. Хотя сам предпочитал только коньяк, пунктуально, каждый вечер, одну рюмку перед сном.

Заядлый охотник, он был великолепным рассказчиком. Свои охотничьи байки рассказывал с юмором и чувством меры, всегда зная, когда надо остановиться. Генрих слушал старого барона с живым интересом. Особенно его заинтересовало освежевание туш. Оживившись, отец предложил поохотиться с утра на зайцев, на что тот лукаво заметил, что предпочитает дичь покрупней. И барон загорелся идеей устроить для гостя охоту на кабана. В общем, вечер закончился на очень бодрой ноте. Прощаясь с ними, отец попросил молодых людей не засиживаться допоздна. В глазах Генриха заплясали насмешливые искорки.

– Не волнуйтесь, я прослежу за тем, чтобы мальчик вовремя оказался в кроватке! – покосившись на зарумянившегося Герхарда, заверил он барона.

В ответ, тоже глянув на сына, отец что-то тихо сказал Генриху на ухо, и тот весело рассмеялся шутке барона. А смеялся он по-мальчишески заразительно, очаровательно морща нос и фыркая совсем по-кошачьи.

В своей спальне, нетерпеливо поглядывая на словно бы застывшие стрелки часов, он ждал его, замирая в сладком томлении от малейшего шороха. Заранее смущенно краснея от своей неопытности и острого желания доставить возлюбленному хоть часть того наслаждения, какое испытал сам в их первую с Генрихом ночь.

Замечтавшись, легких шагов не услышал. Вот и яркий блеск глаз притаившегося хищника успел заметить лишь в последний момент, задохнувшись от накрывшей его тело жаркой волны. А Генрих, играясь с ним в постели точно с пойманным мышонком, сыто и растягивая удовольствие, и в самом деле, напоминал одного из крупных представителей семейства кошачьих.

После, засыпая совершенно счастливый, он видел его четкий силуэт на фоне окна. Обнаженный, тот курил и смотрел, не отрываясь, как метель швыряет в стекло снежные хлопья.

– Что бы я только ни отдал за встречу с тобой… Но что же отдать мне? У меня ничего нет… Кроме тебя… – услышал он голос Генриха, прозвучавший с такой пронизывающей, печальной безнадежностью, что защемило сердце. А может, той ночью ему это только приснилось.

Не отказавшись от своей затеи, как и обещал, отец устроил охоту для гостя. Егеря нашли лежку матерого секача, и на следующее утро, только рассвело, рассевшись по машинам, все отправились на охоту. Под нетерпеливое повизгивание возбужденных азартом легавых, заняли каждый свою позицию. Свору спустили. Скоро великолепно натасканные собаки громким лаем известили охотников, что подняли кабана. Взяли в клещи и, наседая сзади, покусывая за ляжки, погнали зверя на номера.

Крупный секач, разъяренный нахальством легавых, выскочил на поляну прямо под выстрел отца. Зверь был как на ладони, словно мишень в тире. Все были уверены, что барон попал. Но кабан лишь мотнул головой, встряхнул щетинистым загривком и неожиданно бросился на охотника, взметнув комья земли со снегом.

Конечно, все случилось за считанные мгновения, но Герхарду запомнилось каждое из них до мельчайших подробностей. Вот, загородив собой, Генрих одной рукой оттолкнул барона, а другой схватил кабана за нижнюю челюсть, и секач, будто наткнувшись на каменную стену, начал медленно оседать на задние ноги, вставая на дыбы. Лезвие финки вошло зверю точно между ребер, прямо в сердце. Легкое движение руки – и туша кабана грохнулась на землю. Вытерев окровавленное лезвие о шкуру секача, Генрих весело поинтересовался, может ли он теперь отрезать свиное ухо в качестве трофея. Его заразительный смех разрядил напряженность обстановки. Остальные заулыбались.

Потом, по традиции, охотники ели сырую, посыпанную солью, дымящуюся печень. Словно язычники в старину, благодарили лесное божество за удачную охоту, поливая снег кровью кабана. Внутренности бросили жадно набросившимся на требуху собакам.

Вернувшись с охоты, Герхард первым делом зашел к нему в комнату – хотел поблагодарить за спасение отца. Дверь в ванную была приоткрыта. Он заглянул. Генрих расслабленно лежал в горячей воде, прикрыв глаза. Кисть руки красиво свисала с края ванны. И уже плохо верилось, что в этой аристократичной руке, с длинными пальцами музыканта и миндалевидными лунками ногтей заключена сила, способная одним движением остановить разъяренного секача.

– Ты спас моего старика… – начал он.

– Я не спасал твоего отца, – перебил его Генрих. – Мне нет до него дела. Я просто хотел померяться силой со зверем.

Слова его прозвучали холодно и, более того, цинично. Оскорбляя. Герхард обиженно надулся.

– Извини, что побеспокоил тебя! Наверное, я не вовремя… – он повернулся, чтобы уйти.

– Хорошо. Согласен. Я сделал это для тебя. Если бы барон погиб, то сейчас ты лил бы слезы… и был бы уже ни на что не годен. Вот я и подумал… – лукаво улыбнувшись, Генрих схватил его за руку и уронил в воду. – Хватит слов! Можешь уже начинать благодарить меня! И мне должна понравиться твоя благодарность. Понимаешь, о чем я…?

Зарумянившись приятным смущением, он согласно кивнул. Быстро стягивая с себя намокшую одежду, подумал, что Генрих просто не любит выставлять свою доброту напоказ, по какой-то причине считая ее проявлением слабости.

На следующий после охоты день они собрались в Берлин.

– Понятно… Молодежь – не терпится развлекаться… И право, что за дело сидеть тут со мной, стариком! – притворно ворчал отец, провожая их. Ущипнув Герхарда за щеку, напомнил на прощание:

– Ухаживая за барышнями, сын… не забывай о приличиях и чести!

Скрывая легкую досаду от отцовского, не к месту сказанного замечания, Герхард обнял его, чмокнул баронессу в щечку.

Генрих рассмеялся.

– Не волнуйтесь, барон! За этим я тоже прослежу…

Дожидаясь его, он курил возле машины.

В Берлине они остановились в городском доме Эгернов. В большом трехэтажном особняке в стиле итальянского барокко. Не успели разложить вещи – к ним явился нежданный гость. Генрих представил ему своего друга и кузена Людвига. Барона фон Вебера. Высокий, с военной выправкой, брюнет внимательно оглядел его с ног до головы и повернулся к Генриху.

– Какая милая зверушка… Право же, что только не случается в сочельник… – протянул он вполне добродушно.

Но Герхарду не показалось – легкое презрение в холодных серых глазах гостя, которое тот, впрочем, и не скрывал. Его самолюбие было задето. Он враждебно покосился на барона.

В ответ Генрих смешливо хмыкнул.

– Виго, не смей дразнить моего ученика! Видишь, мальчик уже и губы надул! – потормошил он Герхарда. – Увижу у него слезы… тебе не поздоровится! – пообещал он своему кузену с шутливой угрозой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});