Серьезные мужчины - Ману Джозеф

– Коэффициент интеллекта 14 8, – произнес голос Намбодри. – Если у далита может быть такой коэффициент интеллекта, с чего бы им тогда просить лимиты на места?

– Ты видел, как он разговаривал? – спросил Джал. – Ушам своим не верю. Вот что случается, когда даешь тому, кому положено мыть сортиры, конторскую должность.

– Он состоял в «Менсе», – сказал Намбодри, и послышался треск смеха. – У него сын уродец, так он теперь думает, что и сам тоже.

– Что-то есть в его сынке подозрительное, – заметил кто-то. – Никогда я не сталкивался с гениями-далитами. Странно это, знаете ли.

Астрономы продолжили в том же духе. Говорили о расовой природе разума и о неизбежных умственных ограничениях далитов, африканцев, восточных европейцев и женщин.

– Если существуют отчетливые морфологические характеристики, определяемые генами, очевидно, что даже интеллектуальные особенности определяются так же, – продолжал Намбодри. – Возьмем женщин. Им в науке ловить нечего. Все это знают. У них слишком маленький мозг. Но наш мир стал до хера политкорректным, и вслух такого больше не скажешь.

Они обсудили тлетворное влияние лимитов в образовании и опасный политический подъем далитов. В разговоре возникла пауза, и Айян уже собрался было отключить громкую связь. Он подумал, что эти люди сейчас выйдут в приемную. И тут Намбодри сделал заявление об Амбедкаре, которое ошеломило даже Айяна. То, что произнес Намбодри об освободителе далитов, было настолько хулительным, что серебристый диктофон в руках у Айяна сделался оружием, способным ввергнуть в пламя не только Институт, но и всю страну.

Айян пошел по коридору, по дороге пытаясь утихомирить внутреннюю бурю. На полпути он свернул налево, к маленькой кладовке. Холуй мыл в раковине посуду. Двое других варили кофе. Айян включил диктофон и положил на кухонный стол. Слуги сначала не узнали голоса, но вскоре их лица изменились. Они бросили свои занятия и прислушались. Голоса говорили, а Айян переводил трудные места на маратхи.

– Гены – то, что родители передают детям, – пояснял Айян. – Вы – черные, потому что родители у вас черные. Они говорят, что вы тупые, потому что родители ваши тупые. И что брамины умные, потому что их родители были умные. А еще они говорят обо мне, что я гожусь только на мытье сортиров, потому что я – далит.

Когда запись закончилась, он спрятал диктофон в карман и сказал:

– Они желают кофе. Сказали – живо.

Один слуга наполнил кофейник. Поглядел на другого холуя и на Айяна – вот оно, братство мгновения. Открыл крышку кофейника и плюнул туда.

Позднее тем же вечером Айян опустился на колени рядом с дремавшим где-то на газоне Ачарьей и спросил:

– Сэр, вы хотите себе рабочее место?

Ачарья открыл глаза и глянул растерянно.

– Вы хотите себе рабочее пространство, сэр? – вновь спросил Айян.

Ачарья отправился следом за ним. Они сошли в подвал. Белоснежные стены и гул подземных машин вернули Ачарье воспоминания о подлунной любви. Здесь словно всегда была ночь. Она здесь ощущалась. Ачарья мысленно видел лицо Опарны и как она когда-то смотрела на него. Он вспомнил, как она сидела, как меланхолически курила и ее дерзость, казавшуюся правом любой нагой женщины. Он ощутил животом нервное предвкушение, словно Опарна того и гляди появится в конце коридора, словно ждет его на холодном полу в облаках лимонного аромата.

Табличка «Астробиология» все еще висела на двери, однако дверь лаборатории была заперта. Айян вынул ключ из кармана.

– Откуда у вас ключ? – спросил Ачарья шепотом, ибо ему все еще мнилось, что Опарна внутри и что этот темный человек – пособник любви.

– Ключи найти нетрудно, сэр, – сказал Айян. Он открыл дверь и включил свет.

– У вас из-за этого будут неприятности, – проговорил Ачарья.

– Да, – сказал Айян.

– Зачем вы это делаете, Айян? Джана очень зловредный человек. И у него это прикладное.

– Я такой же, – сказал Айян.

Ачарья оглядел лабораторию – поискал напоминания о девушке. Но жизни здесь не было. Воздух ничем не пах. Оборудование на главном столе под чехлами. Стулья – в вечном ожидании. Телефон тоже на месте, на той же деревянной табуретке. Всё, как он запомнил. Словно брошенные комнаты покойников.

Айян включил компьютер и осмотрел вентиляционные клапаны.

– Интернет есть, – сказал он. Поднес трубку к уху. – Телефон работает. Я вам дам номер, по которому вы сможете звонить, если что-то потребуется. – И ушел.

Ачарья осел на пол, держась за колено. Оперся спиной о стену, вытянул ноги. В заброшенности лаборатории он видел лицо Опарны, слышал обрывки ее фраз. И вспомнил любовь – такую легкую, словно сумка бежавшей девушки из другого времени, той самой, которую он видел с юношей, с пешеходного моста над железнодорожными путями. Задумался, как же в итоге сложилась жизнь той девушки. Может, она счастливо прожила со своим мужчиной и пересказывала их побег своим внукам, безумно все преувеличивая. Пожелай она, он подтвердил бы любые ее вымыслы.

Администрацию в Институте и впрямь окружала божественная таинственность, но мало кто осознавал, что на втором этаже вообще-то была табличка «Администрация». Загадочное подразделение являло собой лабиринт деревянных перегородок, где непосвященные миряне здраво глядели в компьютерные экраны и молча содействовали поиску истины, происходившему этажом выше. В конце залы лабиринт делался еще затейливее, а отсеки – мельче и многочисленнее. Тут обитала бухгалтерия, которую Айян Мани запомнил накрепко – из-за поразительного уродства тамошних женщин и благодаря старым узам дружбы с тамошними мужчинами – преимущественно малаяли.[30]

Он приметил Унни в конце узкого прохода между отсеками. Тот пинал постамент с исполинским принтером.

– Великий нисходит в обитель бедных, – произнес Унни, глянув на Айяна. Пнул принтер еще раз. – Когда-нибудь кто-нибудь все же создаст принтер, который будет работать, – сказал он. – Внутри застряла уйма бумаги.

Айян тоже попинал принтер.

– Без толку, – сказал Унни. – Как там юный гений?

– В порядке. Теперь хочет знать, важно ли нижнее белье для жизни, – ответил Айян.

– Странно, даже мой сын меня про это спрашивал. Пошли ко мне за стол.

– Я тороплюсь, – сказал Айян. – Твой начальник из малаяли желает кое-что – и срочно.

– Кто? Намбодри? Чего ему надо?

– Сказал, что хочет какие-то бумажки из платежных папок Учебных курсов «Арьябхата». Ты знаешь, что это?

Унни кивнул и подошел к открытому стальному шкафу, набитому папками. Пока искал, спросил:

– Ади усердно готовится к экзамену?

Айян раздражения не выказал, но очень хотел провернуть это дело побыстрее и как можно незаметнее.

Унни проорал кому-то через зал:

– Где папка «Арьябхаты»?

От этого Айян занервничал. Поглядел по сторонам – не заподозрил ли кто чего.

– На полке учета мелкой наличности, – послышался женский голос.

Унни отправился к соседнему шкафу, бормоча, какой тут беспорядок.

– Скажи, Айян, – продолжил он, вставая на табурет и постукивая пальцем по корешкам папок, – как Ади удалось стать таким умным? Ты его кормишь чем-то таким, чего мы не знаем?

– Он родился странноватым, – сказал Айян.

– Вот она! – Унни вытащил тонкую папку, растерянно пролистал ее и вручил другу. – Мне всегда было интересно, что же такое эти Учебные курсы «Арьябхата».

– Бог его знает, – отозвался Айян, изображая безразличие к папке, но руки у него тряслись.

– Это отдельная компания, которой владеет Институт, – сказал Унни. – Почему же эти материалы лежат в Институте? И где это? Про что курсы? Непонятно. Я по городу никакой рекламы курсов «Арьябхата» не видел. Ни одного учащегося оттуда не знаю. Очень странно, вообще-то.

Айян полистал папку. Сердце колотилось, но он попытался выглядеть расслабленным, даже скучающим. После чего отксерокопировал себе три счета и вернул папку.

Унни еще раз пробежался по материалам и покачал головой.

– За последние двадцать лет курсы «Арьябхата» платили только печатникам. И больше никому. Компания только платит – и платит только печатникам. Она ничего не зарабатывает.

– Бог его знает, чем там люди заняты, – сказал Айян. – Я тоже до сих пор не понимаю. Увидимся в столовой?

Айян отправился к себе за стол, сгреб свежую курьерскую почту и факсы, открыл внутреннюю дверь и вошел. Как обычно, астрономы сидели на диванах у окна. Некоторые уставились на него с неприязнью. Айян добрался до незанятого стола Намбодри, в углу, и взгляды провожали его. Обычно они не замечали его присутствия, но после их последней встречи все изменилось. Он сделал вид, что сортирует курьерскую почту и факсы на столе Намбодри. А левую руку медленно опустил в узкий зазор между столешницей и ящиком стола, где обычно оставлял мобильный телефон. Положил его в карман и вышел.