Начало нас (ЛП) - Джеймс Лайла

О Боже мой… он флиртует.

Не знаю, откуда такая смелость, но я наклоняюсь к нему. Возможно, у меня не так много опыта во флирте, но я тоже могу дразнить. Моя рука прижимается к его сильной груди. Его дыхание сбивается от моего прикосновения. 

— Твое сердце бьется быстро. Ты боишься, что я могу воспользоваться этой ситуацией? Я имею в виду… ты сейчас раздет.

Его горло перекашивается от тяжелого сглатывания. 

— Полотенце, — хрюкает он. — Мне нужно полотенце, пожалуйста.

Я не могу скрыть ухмылку на своем лице. Развернувшись на пятках, я поднимаюсь по лестнице, и Грейсон следует за мной в мою спальню. Я включаю свет и достаю из шкафа свежее полотенце. 

— Ты можешь воспользоваться моей ванной. Не торопись.

— Я всего на несколько минут. — Он забирает у меня полотенце и идет в соседнюю ванную, закрывая за собой дверь. Через минуту я слышу, как включается душ.

Это значит, что у меня есть около пяти минут, чтобы превратиться из утонувшей крысы во что-то более… приятное на вид.

Я хватаю еще одно полотенце и запираюсь в гардеробной. Я стягиваю с себя мокрую рубашку и быстро вытираюсь, прежде чем надеть рваные джинсы и белую майку. Я могла бы выбрать платье, но предпочитаю более повседневный образ. В любом случае, он уже видел меня мокрой. Не может быть ничего более постыдного, чем это.

Одевшись, я выхожу из шкафа и направляюсь к туалетному столику. Я сушу волосы феном, когда Грейсон выходит из моей ванной.

Моя челюсть разинулась при виде его, одетого только в белое полотенце.

Ой, ой, ой!

У меня слюнки текут, и я совершенно потеряла дар речи. Он стоит там, посреди моей комнаты, и внезапно из-за его внушительного присутствия это место кажется маленьким.

Я кладу фен и делаю два шага назад, прежде чем сесть на край кровати. Его взгляд скользит по мне, и от его внимания моя кожа покрывается мурашками. 

— Думаю… нам нужно убить около часа, — осторожно говорит он. — Что у тебя на уме?

— Мы можем поговорить? — Я предлагаю.

— О? — Он вскидывает единственную бровь. Грейсон приближается ко мне и садится на мою кровать, сохраняя небольшое расстояние между нашими телами. Матрас прогибается под его весом, и кажется, что его высокое тело возвышается надо мной, даже когда мы оба сидим. — О чем ты хочешь поговорить?

— Назови мне одну вещь, которая тебя злит.

— Хм. Высокомерие. А у тебя?

Я жую внутреннюю часть щеки. 

— Предатели. Что тебя пугает?

— Чувство бессилия. — Он сглатывает, и на его лице появляется душераздирающее выражение. — Я уже был в таком состоянии, когда у меня впервые забрали Наоми. Как она вцепилась в мою рубашку, плакала и не хотела отпускать. Она не понимала, что происходит, почему ее разлучают со старшим братом. Это меня пугает. Ощущение полного бессилия. Я не смог защитить ее от этой боли.

Я тянусь к нему, обхватывая пальцами его руку. 

— Ты сам был еще ребенком, Грейсон. У тебя не было выбора. Это была не твоя вина.

Грейсон натянуто улыбается. 

— Скажи это пятнадцатилетнему мальчику, который все еще злится на несправедливость всего этого. Что тебя пугает?

Я моргаю. Я не ожидала, что он задаст мне тот же вопрос, и теперь, когда он это сделал, я не знаю, как на него ответить. Что меня пугает? Я никогда об этом не думала.

Я не знаю…

Я боюсь пауков и всего, что ползает или скользит.

Я боюсь океана, неизведанного, живущего в глубокой воде.

Я боюсь…

— Гроза, — дрожащим голосом говорю я ему.

Потому что меня никогда во время них никто не держал. Потому что я всегда была одна, прячась под одеялами в темноте, слушая гром, проносящийся по темнеющему небу, сильный ветер, сотрясающий мои окна, дождь, барабанящий по крыше.

Я помню пятилетнюю Райли — ее первый ураган.

Бегу в спальню родителей, стучу в дверь и рыдаю от страха. Дверь открылась, и она упала в объятия матери, молча прося об утешении.

Только для того, чтобы она отвела пятилетнюю Райли обратно в ее комнату, заперев за собой дверь. Чтобы она больше не могла их потревожить.

Я боюсь остаться… одинокой. Во тьме.

Но я не говорю об этом Грейсону.

Я наклоняюсь к нему и удивленно моргаю, когда улавливаю запах моего любимого мыла. 

— Ты пахнешь, как я, — поддразниваю я, меняя тему.

Грейсон издает фальшивый раздраженный звук в глубине своего горла. 

— У тебя много девчачьих штучек, — объясняет он, запуская пальцы в все еще мокрые волосы. — Вместо этого я использовал ванильное мыло.

— Ты называешь меня Златовлаской… может быть, мне следует называть тебя Ванильным мальчиком.

— Ты бы не посмела.

— Ванильный мальчик, — дразню я.

Я не знаю, откуда взялась эта сторона Райли, которая протащила мальчика в свою спальню и так свободно его дразнит. Но есть что-то в Грейсоне, что заставляет меня чувствовать себя комфортно рядом с ним.

Почти как инстинкт, подсказывающий мне, что я могу ему доверять.

— Ванильный мальчик звучит так… просто и ванильно, — сварливо жалуется Грейсон.

— Ты хочешь сказать, что ты не любитель ванили? — Мои щеки заливаются румянцем, когда я понимаю, что только что сказала. И тут ты заткнись, Райли.

Его глаза сужаются на мне. 

— Ты не знаешь, какой я любовник, Райли, — хрипит Грейсон, его голос становится более глубоким и хриплым.

Я придвигаюсь к нему ближе, пока наши колени не соприкасаются, а наши голые руки не соприкасаются друг с другом. 

— А что, если я захочу это узнать? — шепчу я, слегка задыхаясь.

Наши взгляды встречаются.

В груди у него сбивается прерывистое дыхание.

Мой пульс ускоряется.

Стук.

Стук.

Стук.

И тогда мы оба движемся одновременно. Как будто невидимая нить тянет нас вместе. Неоспоримая сила.

Я наклоняюсь к нему, мои руки приземляются на его широкую мускулистую грудь. У меня перехватывает дыхание, когда его пальцы сжимаются под моим подбородком, запрокидывая мою голову вверх. Я сжимаю бедра вместе, желание скапливается в глубине живота от интенсивности его темного взгляда.

Грейсон очень нежно приближает свой рот к моему.

У меня вырывается едва слышный вздох.

В тот момент, когда наши губы соприкасаются, так мягко, так нежно… легкое прикосновение, такое ощущение, будто в моем животе порхают тысячи бабочек, и все мое тело оживает.

Грейсон не целует меня, как Колтон. С похотью и разочарованием, жестко и дико.

Нет, он целует меня так, словно я сделана из стекла. Как будто я особенный человек, которым стоит дорожить. Его губы опытны, но неуверенны. Медленные. Не торопясь изучает изгибы моего рта. Его большие пальцы скользят по моим щекам, его поцелуи становятся глубже. Мое сердце колотится, когда он дразнит меня своим языком, облизывая уголки моих губ, нежно требуя войти.

Мои губы приоткрываются, и затем его язык проникает в мой рот, пробуя меня на вкус. 

— Райли, — стонет Грейсон мне в губы, и у меня кружится голова, я задыхаюсь и стону в его поцелуй, который вскоре становится отчаянным.

Мои руки обвивают его шею и притягивают его ближе к себе. Пока наши груди не соприкоснулись, и его беспорядочное сердцебиение не отозвалось эхом в моем. Когда его рот отстраняется, целуя уголок моих губ, я судорожно втягиваю воздух.

Он снова захватывает мои губы, но на этот раз коротким поцелуем, прежде чем уже отстраниться. 

— Райли, что ты со мной делаешь? — хрипит он, его дыхание обдувает мою щеку.

Наши лбы соприкасаются, и я облизываю покалывающие губы, желая попробовать сладкие остатки Грейсона. 

— Что ты делаешь со мной? — Я дышу, повторяя его собственные слова.

Он проводит большим пальцем по моим опухшим губам, прежде чем, наконец, отстраниться. Мой взгляд скользит по его обнаженной груди, прежде чем скользнуть к его коленям…

О.

Ух ты…

Я этого не ожидала.

У Грейсона под полотенцем огромная эрекция. Моя челюсть открыта, и он издает сдавленный звук, как только понимает, куда ушло мое внимание.