Встретимся в раю - Вячеслав Сухнев

Потом они долго сидели над расписанием занятий, причем Кухарчук настоял, горячась, на включении в программу практикумов по психологии и актерскому мастерству. Вот тогда Гусев и сказал, усмехаясь:

— Теперь вижу, что полковник не соврал, когда нахваливал. Хорошо, что ты неравнодушен. Особенно к технике. Между нами, очень не люблю валандаться со всякой электронной хреновиной. И с психологией — тоже. Догнать, поймать голубчика, врезать по морде, чтобы уши отвалились, — это мое! И если бы не отец… Ты ведь знаешь, кто он?

— Так точно, господин майор!

— А-а, брось… Тет на тет — давай по-простому. Леня, Женя — и все дела. Мы же почти ровесники. Да… Я на тебя посмотрел и подумал: на кой мне вся эта головная боль? — Гусев обвел руками ящики с оборудованием. — Давай так договоримся… Ты разворачивайся, Евгений, разворачивайся во всю силу. Сделай мне часть! И тогда я получу второго орла. А ты — очередную звезду. Вернее, внеочередную. Честолюбия у тебя хватит, чтобы нормально пахать. Верно? Часть сделай! Деньги, техника, люди — все будет, только скажи. Игра идет по-крупному. Действуй сам, лишь держи меня в курсе. Ну, чтобы я перед папашкой своим не выглядел полным идиотом. Договорились?

— Договорились, — улыбнулся Кухарчук. — Ты правильно решил, Леня. Честолюбия у меня хватит… На двоих. Спасибо за доверие. Не пожалеешь!

— Гони посуду, — подмигнул Гусев, раскрывая кейс.

— Ого, армянский! — приятно удивился Кухарчук. — Забыл и вкус…

— Будем дружить — не раз вспомнишь! — сказал Гусев.

— Ну, поехали… Ах, хорош! Ладно, дерзай. Проследи, чтобы стол мне поставили подальше от окна — не люблю сквозняков.

И майор Гусев, помяв руку заместителю, исчез. Любопытно, подумал Кухарчук, разглядывая на захламленном столе бутылку с черной этикеткой. Любопытно начинается жизнь… Папенькин сынок работать не будет, это можно уже принять как факт. На себя придется надеяться. Может, все к лучшему. Кухарчук даже поежился, представив, какие перспективы открываются на такой самостоятельной работе, да еще с таким командиром. Эх, видела бы сейчас меня мама… Впрочем, она, полтавская учительница, с самого начала не одобряла выбор сына, который бросил политехнический, записался в спецназ, мотался по всей стране, разгонял сборища националистов… Теперь у него в руках карьера и серьезное дело. Кухарчук в волнении покусал кончики усов. И услышал за спиной:

— Наконец-то, дорогой Евгений Александрович…

Он обернулся. Какой-то штатский с бабьим простоватым лицом стряхивал у порога дождевые капли с синего макинтоша и просторной черной шляпы.

— Уж не чаял свидеться, — продолжал штатский добродушно, подходя к столу. — Здравствуйте… Сначала вас на курсы послали. Ну, поехал я на курсы, а у вас — полевые учения. Коньячок-то почем брали?

— Презент, — пробурчал Кухарчук, пряча бутылку в стол.

— Если по делу — выкладывайте.

— Где бы нам вдумчиво почирикать?

— Вдумчиво почирикать? — переспросил Кухарчук. — Это мой кабинет. Устроит? Правда, не убрано…

В небольшом кабинете, из которого можно было пройти в картотеку и на пульт прослушивания, валялись коробки и упаковка из-под мебели и оборудования.

— Не мешает… основательно устраиваетесь, — поозирался штатский и сел на мягкий стул, затянутый в полиэтилен.

— «Сириус» ставите? Завидую. У нас машинка — на троих.

Да, кстати, позвольте представиться: майор Шмаков из следственного управления СГБ.

Кухарчук подтянулся:

— Весь внимание, господин майор!

— Видите ли, я до сих пор занимаюсь этим гиблым делом — покушением на председателя Европарламента. С вами, Евгений Александрович, мы не познакомились раньше только потому, что делом поначалу занималась целая бригада и многие наряды, в том числе и ваш, опрашивали мои коллеги.

— А я слышал, что дело закрыто! — удивился Кухарчук.

— Выходит, господин майор, висяк висит?

— Висяк, — согласился майор и потрогал носком ботинка загремевшую коробку. — Чем дальше занимаюсь делом, тем больше всплывает деталей. Ну, появляются дополнительные вопросы… на какие-то, думаю, вы можете ответить.

Кухарчук насторожился и присел на краешек стола, осторожно подтягивая стрелки на бриджах.

— Не помните такую фамилию — Перевозчиков? Сразу хочу предупредить, Евгений Александрович, это не допрос. На допросы я к себе вызываю. Итак, Перевозчиков…

— Откровенно говоря, — начал Кухарчук, — фамилию где-то слышал. Не могли бы вы, господин майор, подсказать, в связи с чем…

— Могу, — улыбнулся Шмаков. — Перевозчиков был ходоком в наркобизнесе. Его в свое время перекрасило управление по борьбе с наркотиками. Но использовать не успело — застрелили.

— Теперь вспомнил, — сказал Кухарчук. — О Перевозчикове мне рассказывал хороший знакомый, который как раз вел дело об убийстве. Оно произошло на нашей территории… В связи с этим всплыл один контакт Перевозчикова. Так, ничего существенного. Но контакт я потом использовал втемную.

— Я знаю об этом, — покивал майор благодушно. — Контакт, замечу, вы использовали просто замечательно. Остроумно, я бы сказал. Так вот, не помните ли вы содержание беседы с контактом Перевозчикова? В общих чертах? Ну, например, не говорили ли вы о работе, о стажировке в Америке?

— Говорил, — досадливо покраснел Кухарчук. — Полагал, что таким образом больше расположу к себе…

— Опишите его, — попросил Шмаков.

— Высокий, лысый… Причем характерная такая лысина, острая, как дыня. Очень широкие плечи, длинные руки. Да, еще заметные уши — оттопыренные, с большими мочками. Вроде все.

— Прекрасный портрет, — похвалил майор. — У вас замечательная память. А фамилию не помните?

— Нет. Но можно поднять мой рапорт.

— Спасибо, — поднялся майор. — Вопросов больше нет. Хочу поздравить с быстрым продвижением по службе. Успехов вам, Евгений Александрович, на новом поприще.

— И все? — удивился Кухарчук. — Извините, господин майор, но вашей работенке не позавидуешь. Из-за какого-то лысого обормота… Можно было по телефону все решить.

— Можно, — согласился майор. — Но… неинтересно. А работенка нормальная, не скучная работенка. Бывает, из-за одного обормота она и стоит на месте. А нашел… лысого да рукастого… да ушастого… Дело и завертелось.

Он протянул Кухарчуку мягкую теплую руку, надел шляпу и ушел. Кухарчук походил по кабинету, пиная рассеянно коробки, потом сунулся в комнату связи, где восседал самый первый дежурный по новому подразделению, сухопарый и жилистый Пешнев:

— Спросит начальство… Звони домой либо в машину. А теперь соедини с казармой.

Чекалина нашли быстро.

— Чем занимаешься? Манатки пакуешь? Не спеши пока… Помнишь, откуда мы первый раз в маршрут пошли? Правильно, от «Литгазеты». Через два часа жду вас там с Жамкиным. Взять оружие, уоки-токи. Да, обязательно оденьтесь в гражданку! Ну, я не знаю… На картошку в чем ездите? Вот так и одевайтесь.

Он постоял, сжимая в руке замолчавшую трубку, потом подмигнул Пешневу:

— Ничего не слышал, ничего не видел! Желаю успехов в боевой и политической подготовке. Зубри, брат, названия партий.

— Спасибо, господин подпоручик! — вздохнул Пешнев.

А приятно все-таки звучит — господин подпоручик, подумал Кухарчук, трогая свой «фиат». Ну, Шмаков, погоди… Не надо темнить, майор! Темнить мы и сами умеем. Дался тебе председатель Европарламента… И ходок этот, Перевозчиков, нужен, как зайцу стоп-сигнал. Кухарчуку точно было известно, что дело о покушении закрыто.

Жил он теперь неподалеку от дивизиона, на Новой Божедомке, в небольшой квартире, которую не так давно занимал сбежавший замначопер Стовба. Пешком — пять минут, не больше. Просто еще не накатался на собственной машине. И потом, раз петроль за счет конторы…

Дома он откушал стоя, разглядывая в окно гнусную морось. Разогрел котлеты в фольге, закусил кефиром с витаминным наполнителем. Позвонил Пешневу. Майор Гусев не объявлялся, а полковник не спрашивал. Очень хорошо. Леди с дилижанса — пони легче. Потом Кухарчук перетряс свои достаточно скромные манатки, вдумчиво переоделся. Натянул потертые армейские брюки с накладными карманами, такие брюки были модны у безработных и богемы. Носочки шерстяные, мамой связанные, надел. А потом — туристские ботинки с подковками на рантах и ребристой подошвой. Застегнул влагонепроницаемую куртку, подбитую овчиной, совсем хорошо стало. Завершила маскарад серая кепка-шестиклинка. Посмотрел в зеркало — остался почти доволен собой. Одно огорчило — усы торчали из-под кепки, словно веники. Взял ножницы и со вздохом подкорнал красу и гордость. Теперь он казался обычным московским мужичком. Хоть слесарь, хоть горилла в подпольном бардаке… Искусство требует жертв. Можно — усами. Подумал и нацепил под мышку полукобуру с «береттой» — незаметная, надежная машинка, давич пристрелянная. Вдруг пригодится.