Герой - Сальваторе Роберт Энтони

— Помешать мне? — скептически переспросил он. — Я в тюрьме?

— Ты очутился в тюрьме прежде, чем появился здесь, мастер До’Урден. По правде говоря, именно по этой причине тебя привезли сюда, именно поэтому мы позволили тебе жить в нашем доме.

Он привел Дзирта в довольно просторное помещение, обставленное уютной мебелью, с красивым камином, в котором, однако, не горел огонь. Перед камином стояло одно кресло, но обитатель комнаты не воспользовался им — он сидел на корточках перед очагом и пристально смотрел на пепел.

— Твоя свобода и твоя тюрьма, — загадочно произнес мастер Шин, указав рукой в сторону сидевшего у очага человека, затем развернулся и, выйдя, закрыл за собой дверь.

Человек не пошевелился, не поднялся, даже не оглянулся посмотреть, кто вошел в его комнату; глядя на монаха, сидевшего совершенно неподвижно, Дзирт подумал, что человек даже не понял, что больше не один.

Дроу решил не делать первого шага и подождать, что будет. Наконец Дзирт подошел к креслу, сел и принялся разглядывать лицо человека.

Он был старше Перриуинкла Шина; казалось, ему уже перевалило за семьдесят, может быть, даже и за восемьдесят лет. Но мышцы его рук под простой белой одеждой сохранили упругость, и он, очевидно, обладал большой гибкостью — судя по тому, что так долго сидел на корточках. Если бы не морщины на лице, его можно было бы принять за довольно молодого человека.

В этот миг Дзирт сообразил, что перед ним магистр Цветов, легендарный монах по имени Кейн, который сражался вместе с королем Гаретом еще сто лет назад и каким–то образом оставался в живых до сих пор.

«А может быть, и нет», — подумал дроу. Он ухмыльнулся, решив, что разгадал эту загадку. Вокруг него слишком много тех, кто давно должен лежать в могиле. Это не совпадение, это иллюзия.

Афафренфер много рассказывал об этом удивительном монахе, даже заявил, что Кейн путешествовал с ним, вселился в его тело во время войны за Серебристые Болота. И действительно, подвиги Афафренфера на той войне — особенно его победа над белым драконом на склоне Четвертого Пика, высоко над воротами Мифрил Халла, — казались сверхъестественными, недоступными простому человеку.

Джарлакс тоже рассказывал Дзирту о знаменитом магистре Цветов, подтвердил, что знаком с ним; они с Энтрери встретились с Кейном в бою давно, очень давно, во время приключений в Землях Бладстоуна.

Кейн ничем не показывал, что заметил появление Дзирта. Глаза его были открыты, но Дзирту показалось, что он вообще не видит эту комнату. У дроу возникло чувство, будто внутри Кейна — пустота, что сознание его совершенно свободно от мыслей, не воспринимает окружающего, что он находится в состоянии полного покоя, несмотря на напряженную позу.

Глядя на него, Дзирт подумал: «Интересно, существует ли для этого человека какой–то физический предел возможностей, долго ли он способен сидеть так?»

Вероятно, это являлось также испытанием терпения Дзирта. Да, вот именно, они хотели узнать, что он сделает: прервет медитацию магистра Кейна или просто будет ждать?

Он решил ждать, и так потянулись долгие часы. Дзирт несколько раз поднимался и принимался расхаживать по комнате; сначала он старался двигаться бесшумно, но постепенно им овладевало раздражение, не говоря уже о голодном бурчании в животе.

В комнате стемнело — наступили сумерки.

Дзирт откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. По крайней мере, он сможет погрузиться в Дремление.

Голос был негромким, и дроу не сразу понял, что к нему обращаются; и еще некоторое время ему потребовалось на то, чтобы понять: это настоящий голос, а не мысленное внушение.

— Ты желаешь покинуть нас, — заговорил Кейн.

— Я зря трачу здесь время, — ответил Дзирт спустя несколько минут.

— Ты твердо уверен в том, что все твое существование — не что иное, как одна большая иллюзия, — продолжал Кейн. — В таком случае, чем отличается «напрасно потраченное» время от времени, ушедшего на тщетные и бессмысленные действия?

Эта простая логика поставила Дзирта в тупик, и он ничего не ответил, однако его раздражительность и дурное настроение никуда не делись.

Кейн обернулся и взглянул на дроу.

— Я бы предпочел, чтобы ты остался. Я считаю, что ответ на твои вопросы находится здесь. По крайней мере, ты найдешь здесь дорогу, ведущую к тому ответу, который тебе нужен.

— Если ты знаешь ответ, скажи мне.

— Если бы я сказал тебе, ты бы мне не поверил. Напротив, ты бы полностью перестал мне доверять, разве не так?

— А может быть, я и сейчас совершенно не доверяю тебе.

— Как угодно, — сказал Кейн и отвернулся к камину. — Тебе известно о существовании четырех элементарных уровней?

Дзирт удивленно посмотрел на монаха:

— Конечно.

— Мы ассоциируем их с нашим учением и нашими практиками в ордене Желтой Розы, — пояснил Кейн. — Для того чтобы достичь следующего уровня в ордене, монах должен найти мир внутри всех четырех стихий и таким образом показать себя достойным желаемого звания.

— Вам что, приходится нырять в бассейн и ходить по раскаленным углям? — произнес Дзирт легкомысленным тоном. Фраза прозвучала как оскорбление, и он понял это, едва слова слетели с его языка. Он пожалел, что не может взять их обратно, но немного успокоился, когда Кейн коротко хмыкнул и лишь улыбнулся в ответ. Видимо, насмешка не задела его.

— Элемент земли — это материальный мир, который нас окружает, — объяснил магистр. — Это наше место во вселенной и то, как мы ведем себя в этом месте, как взаимодействуем с природой и обществом. Это наша «внешняя» мораль.

Дзирт кивнул. Объяснение казалось довольно простым.

— Воздух — это духовный мир, — продолжал Кейн. — Ему труднее всего дать определение, его труднее всего понять. Он связан с нашим местом в многоуровневой вселенной. Поскольку наша жизненная энергия заключена в смертной физической оболочке, мы вынуждены, с одной стороны, принимать материальные ограничения, а с другой стороны, должны понимать, что являемся частью чего–то великого. Таков парадокс разумного существа; совершенствование на этом «уровне воздуха» дает способность найти покой по ту сторону материального мира, полного неуверенности и тревог.

Слова монаха как будто перенесли Дзирта в одну из ночей, которые он проводил на Пирамиде Кельвина. Вокруг мерцали звезды, и следопыта охватывало чувство, будто он поднимается к мерцающим огонькам, в небо, чтобы стать единым целым с ними в некоей грандиозной картине мироздания, лежащей за пределами его понимания. Речь Кейна затронула глубинные струны его души, и это отразилось на его лице. Дзирт кивнул, и магистр Кейн удовлетворенно улыбнулся.

— Огонь — это совершенствование тела, боевых навыков, силы и выносливости, — говорил Кейн. — В этом ты продвинулся очень далеко, возможно, дальше всех, кто обучается в этом монастыре. Твое искусство и результаты тренировки в царстве Огня действительно необыкновенны.

— Не хуже твоих? — спросил Дзирт, и ему пришло в голову, что это прозвучало как вызов. Возможно, это и был вызов.

— Это не имеет значения, — качнул головой монах. — Огонь тесным образом связан с водой, а вода — это мысль, текучая и стоячая. Каких бы высот ты ни достиг в царстве Огня, Дзирт До’Урден, это все уничтожается мысленной дамбой, которой ты перегородил свою личную внутреннюю реку. Внутри тебя сейчас нет ни неподвижности, ни свободного течения, и поэтому ты не настолько грозен в бою, как ты, возможно, считаешь. Ты болен, сломлен.

Дзирт устремил на собеседника тяжелый взгляд, и ему захотелось ударить этого человека.

— Твоя неспособность пребывать в простой позе для медитации перечеркивает все твои достижения в царстве Огня, — произнес магистр Кейн.

Тон его вовсе не был оскорбительным, и все же Дзирту, чтобы успокоиться, пришлось несколько раз повторить себе, что этот человек не хотел его унизить. Однако страхи и неуверенность снова начали пробираться в его душу, черные крылья отчаяния закрыли свет; он знал, что навеки обречен на эту тоскливую безнадежность, и больше всего ему хотелось выместить на ком–нибудь раздражение и гнев. Он несколько раз поморщился и всякий раз замечал, что Кейн, который даже не смотрел на него, понимающе кивал, словно читая мысли Дзирта.