Шпионка в Академии (СИ) - Стелецкая Ядвига

Это действительно было жутко и немного неприятно. Резкий сладковатый запах ударил в ноздри, и Анаис поспешила хлебнуть принесенного зелья, притупляющего все чувства. Едва мятная прохладца разлилась по языку, как гадкий запах притупился, стал далеким и едва ощутимым, да и все происходящее словно дымкой подернулось.

Тело продолжило дергаться, выгнулось дугой, касаясь стола только затылком и пятками, начало скрести пальцами по груди, схватилось за края раны. Белая кожа на кончиках пальцев тут же окрасилась грязно-бурым. Бьянка продолжила держать ладонь на лбу мальчика, словно именно этим и удерживала его на столе.

— Ну, тише, тише, — шептала она.

Смотреть на это действительно было жутко и неприятно. Даже сейчас у Анаис холодок бежал между лопаток, а без зелья ее вообще обездвижило бы от ужаса! Где-то глубоко в груди скреблась и царапалась жалость к Фредерику: даже мертвому, ему не было покоя, до сих пор он страдал, пока морталистка впечатывала в его дух осознание смерти, осознание прекращения бытия. Да, уже вечером это сменится покоем, куда более сладким, чем самый чистый сон, но сначала мальчику предстояло отстрадать положенное, чтоб оставить боль позади.

Тело снова выгнулось дугой, руки с деревянным стуком упали на стол, а в следующий миг Фредерик легко скинул ладонь Бьянки и неуклюже сел. Его лицо исказилось, больше напоминая уродливую, перекрученную маску, рот распахнулся в беззвучном крике и едва подергивался, словно мертвец хотел что-то сказать, но не мог. Бьянка отшатнулась, застыла на несколько мгновений, словно пытаясь перебороть слабость и головокружение.

Кажется, что-то пошло не по плану.

Бьянка повела руками, словно вычерчивая в воздухе абстрактные окружности, и тело дернулось, маска страдания сошла с его лица, оно снова становилось спокойным и умиротворенным. Морталистка медленно обошла стол по кругу, не прекращая жестикулировать, пытаясь удержать буйный дух привязанным к телу. Ей это почти удалось. Когда она снова коснулась его лба, светлые глаза закрылись, словно Фредерик засыпал. Он уже почти улегся обратно, холодный и покорный, когда очередная судорога скрутила тело и снова скинула ладонь Бьянки.

Конвульсивно дернулась грудная клетка, невнятный стон вырвался из пересохшего горла. Фредерик дернулся, едва не свалившись со стола, уставился на Анаис. Взгляд мертвых мутных глаза пробирал насквозь, сковывал и лишал воли. Нет, Анаис не боялась кадавров — это были понятные и вполне естественные создания, управляемые волей морталистов. Но то, что девушка видела сейчас, не было проявлением воли Бьянки. Наоборот, это нечто было столь сильно, что сломило ее волю. И уже это было дико и не естественно, а потому пугало.

До дрожи.

До слез.

До холодных пальцев.

Даже действие зелья ослабло, сквозь пелену пробились эмоции и ощущения, ужас и вонь разлагающегося тела, холод и желание то ли свернуться калачиком, зажмурившись, заткнув уши, то ли убежать отсюда, и бежать, пока не сотрутся подошвы ботинок, пока не сотрутся в кровь ступни…

Мертвец снова раскрыл рот, беспомощно дергались губы, слабо шевелился распухший черный язык. Фредерик вспоминал, как это — говорить.

— Уби… — наконец, выхрипел он. Выплюнул из последних сил: — Убила! Убила!

И осел на стол безвольным, полностью мертвым телом. Дух Фредерика выговорил то, что так угнетало его и успокоился. Смирился.

А Анаис так и осталась сидеть неподвижно, не сводя глаз с мертвеца, прижав дрожащую ладонь к лицу.

Бьянка опомнилась первой. Быстро взглянув на Анаис, она вернулась к телу, коснулась его лба, вслушиваясь в что-то, ведомое лишь ей. Несколько жестов, и она удовлетворенно кивнула, опустила ему веки.

И только затем повернулась к окаменевшей Анаис.

— Вы в порядке, Одетт?

Голос ее был прохладен, и не мудрено! У нее на глазах дух настолько разбушевался, что законы мироздания на несколько мгновений переборол, лишь бы обличить убийцу!

Анаис медленно подняла на морталистку глаза. Ресницы едва подрагивали, а зрачки расширились так, что почти полностью скрыли радужку. Она еле нашла в себе силы пролепетать.

— Он… он меня обвинил? Но… но почему?

Бьянка присела рядом с ней, с силой отвела ладонь от лица. У морталистки оказались очень мягкие, очень теплые пальцы, она легко перехватила руки девушки, сжала, согревая.

— Мне это тоже интересно. Но скорее, дух бедного мальчика поспешил сообщить, что его убили, а не он сам свел счеты с жизнью.

Морталистка нахмурилась, провела большими пальцами по тыльной стороне ладоней Анаис.

— Можете не дрожать, Одетт. Я не собираюсь ни сама вас обвинять, ни давать повод Лаберу. Я вижу на ваших руках след смерти, но он приправлен страхом и безысходностью, а не злобой или жаждой насилия, — Бьянка внимательно посмотрела в лицо Анаис, все еще бледное, с жалко дрожащими губами. — Пусть этот след достаточно свеж, но не настолько, чтоб убийцей бедного мальчика были именно вы, Одетт. Можете успокоиться, я знаю, что к его смерти вы непричастны.

Анаис хотела поблагодарить ее, но не смогла выдавить ни слова. На глаза начали наворачиваться слезы, ком встал в горле, и сквозь него Анаис еле выдохнула сбивчивое:

— Не убивала!.. Я пыталась защититься, пыталась оттолкнуть, но… но… он умер! Я не хотела!

Она врала, и от этого становилось еще хуже. Хотелось выговориться, рассказать все от и до, разделить с кем-то свои чувства, чтоб ее обняли и пожалели, убедили, что она не виновата! Но как это сделать, если никому нельзя рассказать о том, кто она на самом деле? Как это сделать, если единственный человек, которому она может все выложить, просто не поймет ее переживаний? Скажет: «Не забивайте голову, сеньорина. Туда ему и дорога».

Ох уж эти разведчики и их этика!

— Не надо передо мной оправдываться, — мягко улыбнулась Бьянка. — Мне не интересно, откуда кровь на ваших руках, Одетт. Вы не убивали мальчика, больше меня ничего не волнует.

Анаис нервно кивнула. Не такого утешения она искала, далеко не такого. Но была благодарна Бьянке и за это, хоть и понимала, что морталистка в первую очередь прикрывает свою дочь. Все в ее словах и жестах говорило: «Пока ты не выдаешь Роксану, я не выдам тебя и не буду интересоваться твоими тайнами».

Что ж, спасибо и на этом. А то перед Лабером было бы очень сложно оправдаться.

— Я пойду пожалуй, — тихо проговорила Анаис, осторожно высвобождая ладони из рук Бьянки. — Спасибо, что позволили наблюдать за подготовкой к ритуалу.

Морталистка кивнула, деликатно помогла дрожащей девушке подняться.

— Я предупреждала, что зрелище будет неприятным. Но то, что мы видели, слишком большая редкость, чтоб не гордиться тем, что присутствовали при этом. Жаль, что из-за лжи ректора я не имею возможностью поделиться своим опытом с коллегами. Уверена, многие были бы шокированы таким беспрецедентным случаем.

Анаис вежливо улыбнулась. Она, увы, воодушевления Бьянки не разделяла. Отказавшись от предложения ее проводить, девушка поспешила к лестнице. Ее немного потряхивало от холода и напряжения, и она спешила покинуть подвал.

Ее все не отпускала мысль об отчаянном крике Фредерика. Раз уж он так жаждал поведать всем о том, как его убили, то почему таращился именно на нее? Да еще и его слова… «Убила!» Он кричал «убила!», а значит в одном Лабер оказался прав — по Академии ходит убийца, и это кто-то из женщин. Но кто?

В Академии всего трое наставниц — сама Анаис, Бьянка и ее дочь. За себе Анаис могла ручаться, а вот за виталистку с морталисткой? Уж не потому ли Бьянка поспешила уверить Анаис, что ни в чем ее не подозревает, что знала, кто убийца на самом деле? Могла ли она прикрывать дочь? Вполне. Но тогда бы она просто не позволила бы Анаис присутствовать на подготовке к ритуалу.

В галерее Анаис остановилась у одного из витражей, нервно побарабанила пальцами по подоконнику. Она запуталась в своих подозрениях, не знала, за что хвататься, какую догадку за хвост тянуть. Да и после нервного потрясения мысли разбегались, перед глазами то и дело возникало изуродованное судорогой лицо Фредерика, его пустой холодный взгляд, конвульсивно дергающиеся губы.