Среди стихий - Александр Берман

В штурмовую группу вошли: Михаил Хергиани, Джокия Гугава, Джумбер Кахиани, Томаз Боканидзе, Рома Гауташвили и я. Руководил штурмовой группой Миша.

На душе у него было тогда неспокойно. Он был уже очень знаменит. И как это бывает, к знаменитому человеку стало приходить много людей с просьбами помочь в делах, защитить в обидах. Миша, который всю жизнь стремился помочь человеку прежде, чем его об этом попросят, очень переживал. Люди были уверены в его могуществе. Но что может сделать альпинист на равнине? Он ведь только в горах незаменим.

В то время мы жили с Мишей далеко друг от друга. Он жил в Тбилиси, заканчивал институт физкультуры. Я по-прежнему в Терсколе, где работал инженером по технике безопасности Высокогорного геофизического института.

Когда в шестьдесят четвертом году нам с Мишей предложили переехать в Тбилиси, а нашлась там квартира только одна, для него, то он мне сразу сказал: "Уедем отсюда, Иосиф, будем снова вместе". А я ему: "Миша, как ты знаешь не хуже меня, в Сванетии, когда кто-то строит дом, люди мирятся. А в городах, как ты знаешь не хуже меня, люди, получая квартиры, частенько ссорятся. Может быть, кто-то хочет нас поссорить? Но ты должен остаться в Тбилиси и учиться в институте. А это ... что тебе дают, не коснется нашей дружбы". Но мне хотелось ему сказать: "Ты прав, Миша, давай уедем отсюда".

Не сказал.

В последний раз Миша был у меня в конце шестьдесят восьмого года. Он был грустный, и в этот раз мы с ним говорили о многом личном, что останется между нами.

Последнее письмо я получил от него в Терсколе. Послано оно из Тбилиси 8 мая 1969 года. Написано на грузинском языке и хранится у меня. Вот его перевод:

"Здравствуй, уважаемый Иосиф, желаю здоровья!

Когда здоровье есть, то остальное можно сделать. Вот и давай постараемся, чтобы еще раз народ о нас заговорил. Теперь о делах. 1 июня все должны быть в Тбилиси и пройти медицинскую комиссию. Потом едем в альплагерь "Айлама", где проведем сборы. Отсюда уже каждый участник должен выехать с полностью подогнанным снаряжением.

О Джумбере мне до сих пор ничего не известно. Почему он не прислал заявление? Освобождение для него я сейчас вышлю Гоге Сулаквелидзе.

...Иосиф, теперь ты мне должен дать один совет. На время, пока будут сборы в "Айламе", меня приглашают в Италию. Надо мне ехать?

Конечно, оттуда я бы привез газовые примусы, которых бы нам хватило на стене. Можно еще оттуда привезти кое-что из снаряжения, очень полезного на стене.

11 мая еду в Москву по вопросам снаряжения.

Миша, желающий тебе добра".

Когда случается несчастье, часто потом говорят о предчувствии. Я не буду об этом говорить, но так получилось, что, прочтя Мишине письмо, через час я был в дороге.

В Нальчике подвернулась машина на Тбилиси, но, доехав до Орджоникидзе, она сломалась. Шофер пошел искать запасные части и возвратился только утром. На Крестовый поднимались медленно - машина очень плохо тянула...

Лишь в полдень я оказался у Мишиного дома в Тбилиси.

"Так это ты, Иосиф? - сказала, открывая мне дверь, Мишина жена Като. А я думала, Миша опять вернулся. Он два раза возвращался, надеясь увидеть тебя. А теперь это ты..."

Я позвонил в аэропорт и узнал, что Миша уже в воздухе.

Конечно, я мог его разыскать по телефону в Москве. Но что бы я ему сказал? Мне надо было сказать ему твердо: "Не езди туда! Поедем сразу на Памир, и я сам буду держать твою веревку!" Но разве я мог так сказать?

Я не мог ему так сказать, потому что Слава Онищенко, с которым он отправлялся в Италию, отличный альпинист, а мое желание лично охранять Мишину жизнь было не более чем мое желание...

Потом уже обо мне написали такие слова: "...его опыт и нюх солдата вовремя сдерживали экспансивного Хергиани..." Не знаю, верно или нет, но написано это было уже потом.

За два дня до отъезда из Тбилиси через Москву в Италию Миша случайно на улице встретился с Жорой Бараташвили. И сказал ему: "Если бы организовать в Сванетии Всесоюзную Школу Альпинизма, такую же, как Национальная школа Альпинизма Франции! А то в альплагеря приезжают работать инструкторы в свой отпуск или по специальным освобождениям. А немногие инструкторы-профессионалы не поставлены как следует в обществе. Они переходят из лагеря в лагерь, а зимой пристраиваются кто куда. Разве при такой жизни будет высокий профессиональный уровень? Я много понял. Это не должно уйти со мной. Иначе зачем я ходил? Сейчас съезжу в Италию. Потом мы сделаем самую большую стену. Потом принесу Илико на родную землю и оставлю большой альпинизм..."

Он не в первый раз говорил, что оставит большой альпинизм. Быть сильнейшим альпинистом это не шутка! Миша был одним из сильнейших, и это требовало напряжения всех сил у всех на виду. Свернуть с этого пути он уже не мог. И виноват ли кто-нибудь, что так бывает? Я не знаю...

Миша погиб в Доломитовых Альпах в Италии, на стене Су-Альто. Взяли ее впервые два француза. Фамилия одного из них Габриэль. А Мишин дядя Габриэль Хергиани погиб перед тем в горах - выстрелил из ружья на охоте, и лавина сошла на него. Вот Миша и попросил Славу Онищенко сходить именно на Су-Альто. Я ни в чем не виню Славу (и речи не может быть), но если бы я там был, то, наверное, решил бы идти на двух веревках, а две веревки камень не перебьет...

Слава видел, как Миша летел вниз, собравшись, и ждал рывка веревки. Рывок последовал, но слабый. Миша продолжал падать...

"...Люди с веранды альпинистского отеля, следившие за восхождением, видели, как падал один из лучших альпинистов планеты, всю жизнь стремившийся вверх. Ничего они не могли сделать.

Еще проявило потрясающую оперативность итальянское телевидение, сообщившее о гибели "знаменитого Хергиани" чуть ли не в тот момент, когда тело его упало с высоты шестисот метров..."

Много раз я перечитывал эти слова, сказанные моим бедным другом Олегом Куваевым. Он сам погиб еще до того, как его слова о Мише прочли миллионы людей. Доброе и горячее сердце Олега не выдержало слишком сильной работы на самой большой стене напряжения чувств. Он умер, написав замечательный роман "Территория". Я видел, как он работал на камне под шум реки Баксан недалеко от моего дома - это была работа без страховки.

Не случайно только Олег так сильно смог написать о Мише - оба они смогли по-настоящему жить и умереть.

Может быть, альпинист и писатель и не должны доживать до старости?

Слава вытащил обрывок веревки и остался стоять один на стене. Он простоял вечер и ночь. Наутро спасатели из разных стран с другой стороны поднялись на Су-Альто, и к Славе на длинном тросе спустился француз, подошел к нему, траверсируя стену. Это было непросто. Потом их двоих на одном тросе подняли.