Наследник своенравной магии - Чарли Хольмберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отдернув руку, Хюльда заставила свои мысли переключиться на мир вокруг. Она кивнула, обходя молодую женщину, тянущую за собой тележку с яйцами и одной-единственной курицей в клетке, затем обогнула кучу лошадиного навоза на дороге. День был пасмурный, отчего стоял мороз, кусающий ее за нос и уши. Она делала быстрые и широкие шаги, отчасти чтобы согреться, а отчасти потому, что уже давно должна была зафиксировать любые изменения, произошедшие с ее тщательно припрятанным азуритом.
– Хюльда? – услышала она. Обернувшись, она осмотрела улицу, но не заметила никого, кто бы ей махал. Когда голос снова позвал: «Хюльда, ты там?» – она поняла, что он раздавался из ее сумки. Вытащив селенитовый камень общения, она нажала на руну и спросила:
– Мерритт?
Затем продолжила идти.
– Я относительно уверен, что наш парень мертв.
Ее внутренности напряглись, будто пытаясь удержать сердце на месте.
– Ты его нашел?
– Я… думаю, что да. Наверняка не скажу. Все странно, Хюльда. Ты сейчас одна?
Она огляделась. Не одна, нет, но здесь достаточно шумно, чтобы никто их не подслушал.
– Говори осторожно, – ответила она.
– Тогдашний констебль взял и уехал. Очень внезапно. Из штата. Еще один дозорный, очевидно, исчез, а тот, с кем я говорил, сказал, что какая-то женщина напоила его в стельку, так что его воспоминания о той ночи смутные.
– Женщина, – осторожно повторила Хюльда.
– Наша женщина, я уверен, – голос Мерритта потрескивал, несомый чарами. – Но была сделана запись о мертвом теле и еще одна – о том, что тело доставили к плимутскому коронеру семнадцатого октября. Его кремировали.
Хюльдин шаг замедлился.
– Кремировали? Ты уверен?
– Это все, что у меня есть. Ни имени, ни документов. Никто его не искал, так что его кремировали. – Он помолчал. – Я не знаю, кто еще это мог бы быть.
Хюльда задумалась об этом достаточно надолго, чтобы Мерритт снова позвал ее по имени.
– Я здесь, – пробормотала она, свернув за угол и увидев отель «Брайт Бэй» ниже по улице. – А они сохранили пепел?
– Я… не знаю. Могу спросить. Я не слишком далеко.
– В записях…
– Ничего не сказано. Он дал мне их прочитать. Там нет ничего, что я бы тебе уже не сказал.
Хюльда задумчиво помычала.
– А может…
Другая женщина, плотно укутанная в зимнюю одежду, врезалась в нее прямо в этот момент, их плечи столкнулись с такой силой, что Хюльда чуть не выронила камень. Пошатнувшись, она восстановила равновесие, затем мрачно посмотрела вслед женщине, которая даже не извинилась. Она продолжила идти вперед, немножко сутулясь. Может, она была старой, но тем не менее с решительной походкой. Попытавшись забыть про это, Хюльда сказала:
– Ну вот и дно того колодца. – Она будет утешаться этим. Она должна была. Сайлас умер, а мистер Лиджетт не ее дело.
– Похоже на то.
– Я почти у БИХОКа, – добавила она. – Не хотелось бы обсуждать дальше, пока я здесь. Езжай осторожно, Мерритт.
– Для тебя – что угодно, дорогая.
Хюльда закатила глаза, но губы все равно изогнулись в улыбке.
Больше из камня не раздалось ни звука, так что она сунула его обратно в сумку и вошла в штаб-квартиру БИХОКа.
* * *
Оуэйн прижал правую переднюю лапу к букве «У», затем посмотрел на Батиста.
Они вдвоем были в кабинете Мерритта, заляпанная грязью таблица с буквами, что сделала Хюльда, была разложена на полу. Массивный француз расположился на стуле Мерритта и сложил свои мощные руки на груди. Простой кивок сказал Оуэйну, что он был прав.
Он чуть поднял лапу и поставил ее на «П».
– Б, – поправил Батист.
С чего это в слове «дуб» будет «Б»? Помотав головой, Оуэйн поднял лапу и снова поставил ее на «П».
Батист подался вперед.
– Пишется «Д-У-Б». Дуб.
Оуэйн ткнул лапой в «П».
Повар заворчал.
– Почему ты пишешь «Д-У-П»? Это же чушь.
«Потому что так звучит», – хотел сказать Оуэйн, но Батист его не слышал, так что Оуэйн продолжал показывать лапой на «П», а бумага грозила порваться под его когтями.
– Стоп. Стоп. – Батист согнал его прочь носком ботинка. – Попробуй, эм… – Батист повращал запястьем, пытаясь придумать достаточно простое слово. – Дети. Напиши «дети».
Оуэйн посмотрел на таблицу, озвучивая в голове первую букву.
Дети. Сестры. Семья. А потом один. Всегда один. С ним лишь жуки и крысы.
Эта мысль вошла в его мозг кошмаром, мрачная и густая. Оуэйн встряхнулся всем телом, как будто промок, и она отступила.
– Оуэйн. «Дети».
Подняв лапу, Оуэйн прикоснулся к «Д», потом к «Е», потом к «С» и «Ь».
– Десь? – спросил Батист. – Нет, это… а, здесь. Ты хочешь здесь закончить?
Оуэйн помотал головой. Начал снова. «Т-Ы-Д-Е-С-Ь», – написал он и заскулил.
Батисту потребовалась секунда, чтобы его понять, а значит, наверное, Оуэйн неправильно написал слово. Батист сцепил свои большие руки вместе и уперся локтями в колени.
– Да, я здесь. И никуда не собираюсь. – Он помолчал. – Я не очень хороший пловец.
Оуэйн фыркнул в ответ на плохую шутку.
Он почувствовал, как завиток той тревоги, той тьмы назревает где-то у него в затылке.
Почему-то становилось хуже. Оуэйн на этой неделе дважды просыпался от кошмаров. Кошмаров, которых толком не мог объяснить, какое уж там описать по буквам. Видения о том, что ему холодно и темно, и он весь перекручен, и одинок. Он не знал, как рассказать Батисту. А Мерритт… Мерритт всегда пах печалью и злостью, а когда не пах, то был где-то далеко с Хюльдой, делая то, что они там делают, по ту сторону залива. Оуэйн не хотел сделать хуже. Он не хотел, чтобы Мерритт снова заболел, как после того, как он сломал остров.
Так что Оуэйн сосредоточился на буквах, написав «Д-Е-Д-И», и Батист исправил «Д» на «Т».
А что до остального… ему просто придется подождать, пока оно пройдет. Он поправится.
Со временем.
* * *
Хюльда была совершенно вымотана, когда открыла дверь в свою комнату на втором этаже штаб-квартиры БИХОКа, попутно проверяя амулет.
День
