МОЛЧАНИЕ ИДОЛА. Сага заброшенных храмов - Роберт Говард

Его сердце радостно забилось. Без сомнения, где-то там было сокровище, и сейчас оно явно никем не охранялось. Как только эмиры скрылись в комнате, в которой их ждал визирь, О'Доннелл, стараясь двигаться бесшумно, побежал по коридору.

Однако когда он оказался возле лестницы, черный раб, сидевший на ступенях, вскочил и выхватил кривую саблю. Несомненно, ему был дан соответствующий приказ, потому что вид Знака на груди О'Доннелла не остановил его. О'Доннелл также выхватил оружие и бросился на чернокожего, тот громко и отчаянно вскрикнул.

О'Доннелл взмахнул саблей, и чернокожий упал к его ногам с перерезанным горлом. Однако крик черного раба был услышан.

Эмиры Сокровища все как один выскочили из комнаты, куда их привел Яр-Акбар, и бросились к лестнице, словно стая волков. Им не нужен был специальный приказ Ахмед-паши, чтобы действовать. Все они были отчаянными головорезами, и О'Доннеллу даже показалось, что они набросились на него, когда еще не успело замолкнуть эхо от крика погибшего раба.

Первого из эмиров, длинноволосого патанца, О'Доннел встретил резким выпадом, его сабля вонзилась в горло неприятеля прежде, чем он успел взмахнуть своим кривым лезвием. Следующим оказался высокий узбек с тяжелым мечом. О'Доннелл успел отразить удар меча, который пришелся возле рукоятки сабли, и упал на колени.

Однако в следующее мгновение кинжал в его левой руке сделал свое дело, О'Доннелл вложил в этот удар всю силу своего тела. Кинжал легко вошел в грудь эмира, и О'Доннелл отбросил от себя тело поверженного узбека. Он повернулся на ступеньке и побежал вверх по лестнице, чуя за спиной свою погибель.

От лестничной площадки наверх вела еще одна лестница. Одним прыжком перемахнув через площадку, О'Доннелл повернулся лицом к преследователям.

Над схваткой в дверном проеме под аркой за занавесками мелькнуло широкое бледное лицо Шайбар-хана, и О'Доннелл мысленно поблагодарил хана за его страх перед огнестрельным оружием, благодаря которому во дворце не было ни одного ружья или мушкета. Если бы это было не так, О'Доннелла давно бы пристрелили как бешеную собаку. У него не было ружья; пистолет, с которым он пустился в это далекое и опасное путешествие, потерялся где-то в снегах Гималаев.

Да, впрочем, это было не важно; всегда и везде он отдавал предпочтение холодной стали.

Однако не было такого оружия, которое могло бы сдержать натиск волчьей стаи на ступенях этой лестницы.

Он был на верхних ступенях, и такая позиция давала ему больше шансов остаться в живых. Его преследователи толпились на узкой лестнице, и им мешало само их количество. Им было тесно, и они никак не могли дотянуться до О'Доннелла. У него мелькнула было мысль, что сверху на него тоже могут напасть, однако этого не случилось. Он медленно отступал, отбивая удары кривых сабель, ругая и осыпая преследователей всяческими проклятиями. Однако даже в пылу схватки он не забывал, что должен говорить на восточных языках, так что никому бы не пришло в голову, что этот безумец, которому удалось проникнуть во дворец, не курд.

Он успел получить в этой схватке по меньшей мере десяток ран, каждая из которых кровоточила. Но вот наконец он добрался до верхней площадки лестницы. Эмиры пытались стащить его вниз. Один из них обхватил его колени, другой тянулся саблей к его голове. Остальным было не достать О'Доннелла, и они толпились на нижних ступенях.

О'Доннелл увернулся от удара кривой сабли, и его сабля опустилась на голову одного из эмиров. Кинжал в левой руке ударил в грудь того эмира, который пытался за ноги стащить О'Доннелла со ступенек. Отбросив вниз ногой обмякшее тело, он повернулся и пробежал через площадку. Огромным усилием он рванул на себя тяжелую окованную железом дверь и, захлопнув ее за собой, в изнеможении прислонился к ней спиной.

Треск дерева за спиной заставил его отодвинуться в тот самый момент, когда острие чьего-то клинка пробило доски и просунулось из двери, блеснув в звездном свете. Он нашел засов и запер дверь, после чего лег возле нее. Он не знал, сколько времени выдержит эта дверь и когда эмирам удастся взломать ее.

Он оказался на плоской крыше, в самой высокой точке дворца. Поднявшись, он подошел к краю и взглянул вниз. Отсюда не было никакого выхода. Он почувствовал себя загнанным в ловушку.

Дворец окутывала предрассветная мгла. Дворцовая крыша была намного выше любых других крыш Шахразара. О'Доннелл едва различил вдали скалы, окружавшие долину, в которой расположился Шахразар; вдалеке поблескивали спокойные воды медленной реки. Долина простиралась на юго-восток и на северо-запад.

Внезапно ночной ветер донес до ушей О'Доннелла странные звуки, похожие на далекие выстрелы. Он взглянул на северо-запад, туда, где, как он знал, долина переходила в узкое ущелье, возле входа в которое уютно расположилась небольшая деревушка. На горизонте темное небо озарилось красным. Опять прозвучал выстрел, похожий на раскат грома.

Откуда-то снизу донесся цокот копыт, замерший возле дворцовых ворот. Потом наступила тишина, и в этой тишине слышны были только возгласы его преследователей эмиров, пытавшихся выломать дверь на крышу. Внезапно и эти звуки смолкли и сменились гробовым молчанием; в тишине что-то неразборчивое прокричал далекий пронзительный голос. Внезапно улицы ожили: послышались женские вопли и строгие крики мужчин.

В дверь перестали стучать. Вместо этого звуками наполнился двор. Слышалось бряцание оружия, чей-то голос истерически выкрикивал какие-то приказы.

О'Доннелл услышал топот многих копыт, увидел факелы, загоревшиеся на улицах и осветившие город. Всадники двигались к северо-западным воротам. В предрассветной темноте отчетливо были видны вспышки выстрелов.

Пожав недоуменно плечами, он сел, прислонившись к высокому парапету, и положил саблю на колени. Тут сама Природа одолела его, и, несмотря на шум внизу и свою бурлящую кровь, он заснул.

Он спал недолго, а когда проснулся, рассвет едва успел высветить горные вершины. Повсюду слышались звуки выстрелов, и, подобравшись к самому парапету, он понял причину этого. Шахразар был наводнен всадниками в одежде из овечьих шкур и в меховых шапках. Под огнем шарахались кони, а сами воины стреляли из-за каждого камня, из-за каждого дерева. Их полчища перебирались через пересохшую реку, между ивами на ее берегах воины целились в оборонявших стены дворца.

Туркмены Оркана Богатура! Вот что означали вспышки в ближней деревне. Туркмены редко нападали по ночам, но у Оркана были свои правила.

Узбеки толпились на стенах, и О'Доннеллу показалось, что он видит массивную фигуру и украшенный гребнем тюрбан Шайбар-хана среди прочих важных персон. Взглянув на улицы Шахразара, он понял, что всякий узбек, который мог держать в руках оружие, защищал дворцовые стены. Это была не просто туркменская вылазка, это была настоящая война, война на уничтожение.