Владыка битвы (СИ) - Хай Алекс

Я поклонился так низко, что кровь едва не выплеснулась из чаши.

— Благодарю тебя, великая госпожа.

— Это не всё, Хинрик. — Гродда вновь окунула пальцы в свиную кровь и принялась выводить странные знаки на тёмной густой жидкости. Руны вспыхивали тем самым неземным светом и мгновенно погасали. — Ты ведь помнишь, что за обмен нужно платить не только душой?

— Помню. Что отдаст Скегги?

— То, чем очень дорожит. Ты сам знаешь, как это было.

— Такое не забывается, — хрипло отозвался я.

— И я это заберу, когда придёт час. И хотя проклят был ты, это неважно. Выкупаете Скегги — ему и расплачиваться.

Я кивнул.

— Справедливо.

— И помни, Хинрик, что после обряда твой брат изменится. Вы просите оставить ему жизнь, и я пойду вам навстречу. Но ты, Хинрик, знай, что даже начертателям не дозволено обращаться ко мне с такими просьбами часто. В следующий раз я могу не согласиться. Или и вовсе больше никогда не соглашусь. Негоже перекраивать Полотно судьбы так часто.

— К чему ты ведёшь? — спросил я, чуя неладное.

Гродда продолжала водить пальцем по крови в чаше.

— Знай, что собственное проклятье ты с моей помощью не снимешь. Если кого проклял сам, то назад сам не воротишь, сколько бы свиней ты тут ни прирезал.

— Я не понимаю...

Богиня улыбнулась.

— Поймёшь. Ты мне нравишься, Хинрик. Смертные редко пытаются залезть в складки мира и понять, как всё устроено. А ты хватаешься за каждую возможность выяснить больше. Мне это по нраву. И, быть может, ты ещё станешь ценным инструментом в руках богов. — Она оттолкнула чашу от себя. — Пей.

— Что?

— Пей кровь. На ней крепкие знаки, что помогут тебе в грядущем. Считай это моим подарком.

Я покорно поднёс чашу к губам и, стараясь не морщиться, выпил тёмную холодную и заметно загустевшую жидкость. Она уже и на кровь не была похожа. Казалось, я пил смолу.

— Скегги я верну, но его Полотно изменится. Изменится настолько, что порой тебе будет казаться, что он и вовсе не твой брат, — добавила Гродда. — И с этим придётся жить не только ему, но и всему вашему хирду, всему Свергло и всему миру. Ты поймёшь, каким даром я тебя наградила, Хинрик Фолкварссон. И начнёшь это понимать, когда сирота убьёт сироту. А теперь отправляйся готовить обряд. Я хочу принять душу Исгерд на рассвете.

Глава 26

Я пытался сделать всё правильно и настолько быстро, насколько это вовсе было возможно. Гродда желала совершить обмен на рассвете, и воля богини была священна. Стараясь не думать о странном и непонятном даре владычицы царства мёртвых, я собрал вещи, отмыл чашу и нож, оставил жертвенную тушу на поляне у камня и поспешил в лагерь.

Скегги снова провалился в забытье. Может и к лучшему. Исгерд и Гулла сидели в обнимку подле костра, а дальше, в полусотне шагов от них о чём-то переговаривались так и не сомкнувшие глаз хускарлы.

Обе молодые женщины плакали — я видел, как блестели их щёки при свете огня. Заметив меня, Гулла вытерла слёзы, поднялась и шагнула мне навстречу.

— Что ответила богиня?

— Гродда согласна. Она очень ценит Исгерд. Думаю, твою сестру ждёт хорошее посмертие.

Лицо колдуньи на миг исказилось болезненной гримасой, ожесточилось, но она быстро вернула самообладание.

— Значит, так тому и быть.

— Всё нужно сделать на рассвете.

Гулла взглянула на небо.

— Тогда стоит поторопиться. Хускарлам я всё рассказала и отдала карту. Скегги не дослушал — опять забылся. Но мужи знают всё, что мне удалось выяснить.

Я склонил голову.

— Благодарю тебя, почтенная.

— Давай без этого. Почёт будет, когда мы возьмём этот клятый Омрик и вырежем всех монахов. Ты сделаешь для меня ожерелье из костяшек их пальцев и серебряных бусин и будешь чествовать меня. Но всё это будет потом, Хинрик Фолкваррсон. Ты иди готовься к ритуалу, а я займусь Исгерд. Остаться на сам обряд не смогу — нужно уходить, чтобы добраться до Омрика к рассвету.

— Хорошо, — тихо отозвался я. Отчего-то мою грудь сжала такая щемящая тоска, что я едва было не завыл. Дурное у меня было предчувствие, но я не мог понять, о чём оно меня предупреждало. Не желая тревожить женщин, я решил об этом умолчать. — Не станут вам мешать.

Я развернулся и направился к своему лежаку, чтобы взять предметы, необходимые для совершения ритуала, но Гулла меня окликнула.

— Хинрик!

— Что?

— Знай, что я постараюсь предупредить вас, когда настанет нужный момент для боя. За мной пойдёт разведчик, он будет следить. Я оставлю горящую свечу в башне, чьё окно выходит на кладбище. Один он сможет переплыть реку и не попасться. — Она протянула ко мне руки, и я сжал её холодные пальцы. — Не упусти этот миг.

— Не упущу. Обещаю.

Гулла печально улыбнулась, поцеловала меня и быстро отпрянула.

— Всё. Иди.

Скегги так и не пришёл в себя до самого начала ритуала. В глубине души я даже радовался этому — всё же настолько сложный и опасный обряд я проводил впервые. До этого лишь раз пытался спасти человека от смерти, но тогда маленькому Эспену не повезло — свою работу я сделал правильно, но отец больного мальчишки решил обмануть богов, и Когги покарала его за это.

Сейчас на моих плечах лежала куда большая ноша: от правильности моих действий зависел весь хирд.

Но было ещё кое-что. Казалось, после ритуала обмена, который провёл надо мной Ормар, наша связь с Гроддой и правда стала ощутимой. Словно от меня к ней тянулась прочная невидимая нить. Если раньше я боялся Гродды и смертного колдовства, то теперь оно не казалось ни чуждым, ни страшным. Просто работа как работа — не хуже и не лучше других.

Сама же богиня явно мне покровительствовала — не раз являлась лично, наверняка оберегала и защищала, одаривала дарами, смысла которых я пока не мог постичь. Но зачем? Зачем ей был я? Да, я происходил из Химмелингов, но это не объясняло такого тёплого расположения. Чего Гродда от меня хотела? Почему проявляла столько внимания? Слишком много внимания для смертного...

Скегги застонал, когда двое хускарлов опустили его носилки возле двух свежих ям. Исгерд шла нетвёрдой походкой, словно была не в себе. Двигалась странно, словно тряпичная кукла — локти и колени едва гнулись. Принюхавшись к её волосам, я учуял запах дурмана. Значит, Гулла заставила сестру надышаться особого дыма, чтобы смерть была не такой страшной. И, видимо, с дурманом моя возлюбленная ведьма переборщила — Исгерд, казалось, не понимала, где находилась.

Сама Гулла ушла, так и не попрощавшись со мной. Торопилась покинуть лагерь, чтобы не слышать звуков ритуала. Мне трудно было её винить.

Поляна была полностью готова. По четырём сторонам света я разложил костры, а между ним по кругу зажёг факелы, чтобы получился огненный круг — я полностью повторял воспоминания о ритуале Ормара.

В центре огненного круга воины вырыли две ямы, а я заговорил землю, которой требовалось присыпать участников обмена, и нанёс руны.

Я надел чёрную накидку начертателя, несколько сильных защитных и усиливающих колдовство амулетов и нарисовал на своём лице рунические вязи, усиливавшие колдовство. Исгерд топталась между ямами и пялилась на меня непонимающим взглядом — в длинной светлой, почти белоснежной рубахе, с распущенными светлыми волосами — слишком она напомнила мне сейчас Броки, который пошёл на обмен ради меня.

— Кладите Скегги в левую яму, — велел я. — Исгерд в соседнюю. И сразу уходите. Я должен быть один.

Я бросил ароматных трав в костры, и вся поляна наполнилась густым желтоватым дымом. Мне и самому едва не стало дурно. Воины положили Скегги и Исгерд в ямы и тут же торопливо ушли, едва не перейдя на бег. Жутко боялись смертного колдовства.

Я, как раньше это делал Ормар, вознёс хвалебные песни богам, надрезал ладонь и начертил на лбах Исгерд и Скегги знаки Гродды.

Продолжая петь хвалебные висы, я снял с пояса длинный нож и направился к яме Исгерд. Кровь текла из надреза, питая землю и приманивая злых духов. Я переходил то на шёпот, то на крик, уже даже не моля — требуя у Гродды принять Исгерд вместо Скегги.