Больше, чем страсть - Татьяна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он медленно наклонил голову, не отводя взгляда от ее глаз, и поцеловал…
Это был поцелуй всей ее жизни!
Поцелуй всей жизни Надежды Петровой! Всех лет без этого мужчины, всей мудрости, накопленной после него, – поцелуй совсем другой женщины, чем та прошлая, молоденькая Надюшка.
Он не спешил и не усиливал напор – медленно, предельно чувственно целовал ее, словно пил сладкий нектар, дарующий жизнь, – возвращая к сегодняшней реальной жизни их обоих. У нее подкашивались ноги, дрожало все внутри, наливаясь какой-то огненной субстанцией, и казалось, что душа поднимается и рвется куда-то вверх…
Даниил медленно отстранился, всмотрелся в выражение ее лица, и глаза у него посверкивали, плавились топленым шоколадом от желания. Он протянул руки, ухватил за края Надину футболку, остановился на пару секунд, спрашивая взглядом последнего разрешения, и потянул вверх. Сдернул, кинул куда-то на землю, медленно завел руки за спину девушки, расстегнул и снял бюстгальтер, уронил его на землю. Стоял и смотрел на ее великолепную грудь.
И под его восторженным взглядом она вдруг почувствовала, как вырывается из нее какой-то прямо огненный вихрь так долго сдерживаемой, постоянно контролируемой ею страсти – так она боялась и не хотела показать ему свое влечение с момента их странной встречи! Так держала себя, держала, справлялась же! И вот все! Все! И все до лампочки и не имеет значения! Никакого!
И она шагнула к нему, обвила руками и прижалась! И тут они понеслись! Целуясь страстно, неистово, стонали, торопились, срывая друг с друга одежду – и вдруг снова все остановилось!
Даниил шагнул назад, оставляя Надю одну, и потрясенным, восхищенным взглядом рассматривал ее обнаженное тело. А потом вернулся опустился на одно колено, провел рукой по ее телу от шеи, по груди, вниз по животу, наклонил голову и поцеловал нежно ее живот…
– Ты великолепна, – прошептал Казарин с таким благоговением, что на глаза ее вдруг навернулись слезы. – Ты стала еще прекрасней.
Она взяла двумя ладошками его голову, подняла вверх, склонилась и прошептала:
– Ты стал еще прекрасней.
И поцеловала его, как благословение давала.
И в этот момент первые тяжелые, крупные, как небесные слезы, капли дождя упали на них. А Надюха вдруг подумала, что, наверное, эти капли сразу же испаряются, исходя паром, на их раскаленных телах.
Это последнее, о чем она могла еще думать…
Казарин схватил ее на руки, опустил на землю, на брошенную юбку, условно можно считать, что расстеленную, – и они целовались, целовались, ласкали друг друга и все смотрели, смотрели в глаза, словно тайну какую постигали…
И в тот момент, когда он вошел в нее, на них рухнул тяжелой стеной ливень, словно река Иордан, в которой крестился Иисус, – начало и конец всех рек мира, – обрушила на этих двоих свои благословенные воды…
И Даниил брал ее неистово, в унисон с разбушевавшейся водной стихией, лупившей по его телу упругими струями, как маленькими плетьми, и, опираясь на локти, держал в ладонях Надину голову и целовал ее мокрое лицо, ставшее соленым от слез восторга, и они поднимались все выше и выше, и туда за душами стремились их тела…
Даниил поднял голову с Надиного плеча, посмотрел в лицо, поцеловал коротким нежным поцелуем, Надюха открыла глаза и тут же закрыла от лившейся на них воды.
– Надо выбираться отсюда, – сказал весело Казарин, – а то дорогу совсем размоет и затопит.
Быстро поднялся и, подхватив под локти, помог подняться Надежде.
– Придется одеться в мокрое, – осмотрелся он вокруг сквозь стену воды.
Ливень лупил серьезно, вдалеке вдруг сверкнула молния, загрохотал гром. А Надюха наблюдала за действиями мужчины, торопливо собиравшего разбросанные вещи с земли, и все откидывала непослушную мокрую прядь падающую и падающую ей на лицо.
– Надь, ты что замерла? – весело прокричал Казарин. – Давай в машину! Замерзнешь же!
И она как будто очнулась, бросилась собирать оставшиеся вещи. Он натянул мокрые ботинки на босу ногу, скомкав, подхватил одежду в одну руку, второй обхватил Надю за талию, придерживая на скользком спуске с горы. Скользя по размокшей земле, они кое-как спустились и побежали к машине. Надюшка принялась долго, неуклюже копошиться, пытаясь достать ключи из кармана юбки. Пойди найди ключи в мокрой грязной юбке под лупящими, как ненормальные, струями дождя, особенно если у тебя руки трясутся! Но Казарин, оценив ситуацию, быстро забрал у дамы юбку, сразу же нашел и достал ключи, открыл дверцу, втолкнул Надюшку на заднее сиденье, закинул на пол мокрые вещи и быстренько забрался сам.
– Ну что, – весело поинтересовался он, – потоп?
– Стихия! – кивнула она.
– Придется как-то натянуть все это на себя, – посмотрел Даниил с сомнением и легкой формой отвращения на вещи под ногами.
– У меня в багажнике сумка со спортивной одеждой и полотенцем большим, я обычно по воскресеньям в бассейн езжу, – вспомнила вдруг Надюха и предложила: – Тебе полотенце, мне одежда.
– Отлично! – порадовался Казарин, быстренько поцеловал ее в губы и, распахнув дверцу, рванул к багажнику.
Ему понадобилось всего несколько секунд на всю операцию: раз – выскочил, два-три – открыл багажник, четыре-пять – схватил сумку, шесть-семь – закрыл багажник, восемь-девять – заскочил обратно в салон машины. Десять – захлопнул дверцу! Может, и больше, но Надюхе он казался самым стремительным, самым… в общем, самым, и все!
– Ты очень-очень быстрый, ковбой, – улыбнулась она ему особой улыбкой, которой улыбаются женщины тем самым мужчинам после…
Казарин кивнул – а то! Хороший я такой ковбой. Он настоял, что сначала надо вытереть полотенцем Надюху и ее волосы, предварительно отжав воду, потом уж вытерся сам и обернулся полотенцем вокруг талии. Помог одеться своей женщине и в том же приподнятом боевом и веселом настроении поинтересовался:
– Ну что, поехали?
– Я не могу, – вдруг потрясенным шепотом призналась она.
– Что случилось? – забеспокоился Даниил.
– У меня внутри до сих пор все дрожит, – прошептала Надюха, отчего-то смутившись.
– Хорошо, – порадовался Казарин, прижал ее к себе, поцеловал в волосы и повторил: – Хорошо. Там у нас все было фантастически, – и перешел на убойный сексуальный шепот: – Ты невероятная женщина.
– Надо ехать, – смутилась еще больше она, меняя тему.
– Да, – прошептал он, поцеловал ее и снова вернулся к бодрому, громкому оптимизму: – Значит, поведу я!
И перелез на водительское сиденье так ловко, что Надюха только вздохнула, сразу же вспомнив об одаренной дочери.
