Банкет на перекрёстке - Вадим Вадимович Кондратьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И поехал этот маркетолог в самую глушь Мексики, где и есть родина сего оригинального напитка. То есть поехал он в глухой мексиканский совхоз, посмотреть для начала, как же её делают, эту тэкуиллу.
А там оказалось всё просто. По пустыне, заросшей теми самыми гуавами, едет телега с двумя полупьяными потными мачосами. Один из которых специальной палкой с лезвием срезает с гуав верхнюю часть. Второй мачос специальной толкушкой месит внутри этого псевдокактуса мякоть и снова закрывает гуаву срезанной верхушкой. И катаются они так по близлежащим пустыням с утра до вечера. Приезжают только к вечеру и, само собой, идут в прокуренный и пробжёный совхозный кабак … впрочем это я забегаю вперёд.
Профессор сделал ещё один глоток и, закурив, продолжил.
— Псевдокактусы тем временем стоят на их дебильной мексиканской жаре и бродят, как подорванные. Вся та жижа, которую внутри их намесили, превращается в конкретную брагу с совершенно неземным запахом. Но и это ещё не всё! Само собой понятно, что пьяный мачос не может закрыть срезанную крышку герметично, а значит что?
Академик оглядел внимающую публику и, поняв, что предположений не будет, продолжил:
— А значит это то, что в щели от подсыхающей крышки в эту бродящую гуаву залезают и мошки, и жучки, и змейки с ящерицами, не считая мышек. Так вот, вся эта фауна только добавляет к запаху браги той самой неповторимости неземного букета…
На лицах сталкеров отразилось представление об этом запахе. Практически каждый знал, как «звучит» сдохшая живность в жару. Кто-то даже отодвинул стаканы, пережидая когда отступит волна воображения. Академик заметил это и с улыбкой отхлебнул текилы. Причмокнув, продолжил.
— После этого, недели через две, эти же потные мачосы ставят на телегу огро-омную бочку и снова едут к тем псевдокактусам, которые они обработали.
Снимают с них крышки и вычерпывают изнутри ту самую бродячую жижу. Сливают всё собранное в один чан, в котором оно стоит ещё с недельку, чтобы отрегулировать максимальный градус… а потом… они перегоняют эту ароматную биомассу на своих примитивных самогонных аппаратах.
Говорят, в это время даже воробьи над их совхозами не летают. Ибо тот текильный первачок имеет такой букет, что навозные мухи на лету дохнут…
Потом, конечно, приезжает синьор, скупает этот первачок и везёт его к себе на фазенду, чтобы ещё несколько раз пропустить ароматное сырьё через грамотные перегонные кубы и всяческие фильтры. После этого текила естественно приобретает качества и чистоту лучших сортов водки или вискаря. Но мачосы-то ничего кроме телеги и бочки не имеют. И денег на очищенный брэнд у них, само собой, не водится. Поэтому и пьют они не финальную текуиллу, а тот самый первачок, с тем самым неземным запахом.
Само собой, пить его невозможно, и поколения потных мачосов придумали способ забить нюхательные и вкусовые рецепторы, чтобы не задохнуться и не сблевать. И, как вы догадываетесь, способ этот связан именно с солью и лимоном.
Академик сделал ещё одну паузу, чтобы пригубить дорогой напиток и, воздев руку к потолку, повысил голос, изображая главного рекламного гения.
— «Эврика»! Именно это и будет маркетинговой фишкой и тем самым УТП — Уникальным Торговым Предложением, которое повысит престиж брэнда и заставит тупой цивилизованный пипл, называемый в миру целевой аудиторией, покупать эту байду.
Сказано — сделано. Приехал этот великий маркетолог к синьорам-барыгам и быстренько слабал концептуальный брэнд-миф: «Вам не нравится текила? Вы просто не умеете её пить!»
Само собой, тут же сговнякали рекламные ролики и фото со смазливыми девочками и загримированными под мачосов модельными мальчиками, которые на фоне аутентичного пейзажа кормили друг друга лимоном, посыпали солью и лизались, запивая всё текилой… И дело пошло.
Пипл, вмиг схавал рекламное фуфло и погнал обезьянничать, не представляя себе, что обезьянничают они с потной мексиканской нищеты, у которой нет ни сентаво на нормальное пойло…
Академик допил текилу и со смаком занюхал кусочком чёрного хлеба. Его рассказ возымел действие. Компания, затарившаяся текилой, мгновенно заменила лимоны на солёные с хреном-укропом-смородиновым-листом огурчики и продолжила вечеринку, выпивая и закусывая по-человечески.
28. Зона
Край урочища Гризли со стороны Болот
Дарька скользнула взглядом вдоль дороги, закусила губу, став похожей на испуганного ребёнка. Макар обернулся.
На пригорке показался Ждан. Остановившись на секунду, махнул им рукой, глянул назад и снова припустил тяжёлой трусцой. В кронах сосен зашумело. Налетевший порыв ветра принёс острое чувство опасности и будто наполнил всё вокруг напряжением. Видя, как глаза Дарьки заполняются слезами, Макар сжал зубы и прижал её к себе. Стоя так, оба смотрели на торопящуюся к ним фигурку как на грозовую тучу.
Уже подбегая Ждан ещё раз оглянулся и перешёл на шаг. В паре метров тяжело остановился, упёршись руками в колени. Роняя с лица градины пота, хватал воздух пересохшим ртом.
— Догоняют? — мрачно догадался Макар.
— Километра… полтора… — выдохнул Ждан, морщась от боли в груди. — Идут не шибко быстро, но вполне уверенно…
Он скинул промокший на спине рюкзак, расправил плечи и отстегнул с пояса флягу.
— Видать, со следопытом…- Ждан прервался на несколько глотков, утерев губы плеснул себе на макушку. — Поэтому я уже не тихарился, всё равно выследят. Сейчас в низину вошли, с минуты на минуту здесь будут.
Ждан поднял глаза на Макара, перевёл виноватый взгляд на Дарьку.
Умница Дарька кивнула, уронив со щёк бусинки слёз.
— Бегите. Я тут подожду, — она двинула ладошкой в сторону выворотня.
Ждан надел рюкзак. Устроил автомат под правым локтем, не глядя на Макара, твёрдо проговорил:
— Надо двигать.
Макар зажмурился, закинул на спину свою ношу. Взяв оружие в руку, жадно вгляделся в лицо Дарьки. Та одними губами прошептала — Беги! — и попятилась к выворотню.
Не сказав больше ни слова, мужчины сорвались с места. Проводив их взглядом, девушка отступила за выворотень и растворилась в тени кустов.
Она видела, как беглецы скрылись за изгибом просеки, а на пригорке со стороны низины показались первые фигуры в чёрных брезентовых плащах…
У поворота Макар всё-таки оглянулся. Глаза
