Провинциализируя Европу - Дипеш Чакрабарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот упрек звучал постоянно с тех самых пор, как Тагор приобрел известность в XIX веке. Иногда эти упреки звучали в форме завистливых обвинений, что богатство предков позволило Тагору и его родственникам заниматься изящными искусствами, избавив от привычной борьбы за жизнь, которую вел средний класс Калькутты. В коротком рассказе, опубликованном в журнале «Сахитья» в 1898 году, с почти явной отсылкой к талантливому семейству Тагоров в саркастическом тоне выведен будто бы автобиографический голос: «Мы могли позволить себе резкую оппозицию школе и университету потому, что не обязаны были беспокоиться о том, чем наполнить желудок. Подобно тому как люди разводят голубей, ездят на рыбалку или катаются на лошадях… в качестве хобби, кто-то из нас, чтобы удовлетворить свои прихоти, стал художником, кто-то-поэтом, а кто-то – философом»[397].
В XX веке, примерно в то время, когда Тагор получил Нобелевскую премию (1913 год), все громче стало звучать обвинение в отсутствии в его текстах чувства «бастаб» – реального. Одним из первых эти обвинения выдвинул националистический лидер Бипин Чандра Пал, который в 1910-е годы сблизился с идеями социализма. В 1912 году он писал в журнале «Бангадаршан»: «Многое в творчестве Рабиндраната иллюзорно. Его поэзия редко бывает материалистична («бостутантрик»); можно также заметить недостаток материализма у созданных им персонажей. Рабиндранат написал много коротких рассказов и несколько больших романов, но все-таки в реальности (“бастаб”) очень редко сталкиваешься с подобием какого-либо из описанных им персонажей»[398].
Пала объясняет это, снова делая акцент на материальном достатке семьи Тагора: «Современная аристократия Калькутты живет внутри узкого круга. Обычные люди не могут попасть во внутренние покои их жизни, но и они не могут проникнуть в жизнь простых людей»[399]. Эта же претензия повторяется в цикле статей бенгальского социолога Радхакамала Мукерджи, также утверждавшего, что «тексты Тагора не имеют никакого материалистического качества». «То, что он изобразил в „Ачалаятан“[400] и „Горе“[401], не имеет отношения к реальной жизни („бастаб джибан“)»[402]. Его роман «Чар адхьяй»[403] подвергся критике за то, что не воздал должное крупным политическим движениям тех лет – «движению „Хариджан“, рабочему движению, движению „хаддар“[404] и другим массовым движениям». Автор последней цитаты Биной Гхош, позднее ставший известным бенгальским социальным историком, едко критиковал «абстрактно-мировой гуманизм» Тагора, считая его не более чем идентификацией «любви к миру с любовью к Богу»: «Это просто витание в облаках, спиритуализм стал его прибежищем из-за оторванности от реальности. Это невозможно, абсурдно и противоположно истории человека»[405]. Реализм и историзм идут рядом в этих спорах как два столпа, поддерживающие идеи демократии и исторического материализма.
Некоторые из этих взглядов были крайностями и во многих случаях в немалой степени задевали Тагора. Он зачастую не отвечал на них прямо, но ему пришлось обратить внимание, когда молодое поколение писателей, связанное с новыми авангардистскими журналами «Каллол» (1923 год), «Каликалам» (1926), «Прагати» (1927), «Паричай» (1931) и «Кабита» (1935), начало говорить, часто с уважением, но весьма громко, о недостаточном внимании к бедности и сексуальности в эстетике Тагора. Как вспоминал позднее Ачинтьякумар Сенгупта, один из основателей «Каллола»: «„Каллол“ отошел в сторону от Рабиндраната… в миры нижнего среднего класса, угольных шахт… трущоб, мостовых, в те кварталы, где жили отвергнутые и обманутые»[406]. Поэт Буддхадев Бозе так описывал этот процесс: «Главным признаком так называемой эры Каллола был мятеж, а главной мишенью этого мятежа – Рабиндранат. <…> Было ощущение, что его поэмы не имели тесной связи с реальностью („бастаб“), не обладали напряжением страсти, в них не было признаков муки существования, что его философия жизни несправедливо игнорировала неоспоримую телесность людей»[407]. Джибанананда Дас, один из самых значимых поэтов посттагоровской эпохи, написал письмо Тагору, в котором говорил о том же ощущении дистанции: «Я молодой бенгалец, который иногда пишет стихи. Я видел вас много раз, но затем терялся в толпе. Ваше мощное свечение и моя незначительная жизнь создавали разрыв между [нами], который я никогда не был способен преодолеть»[408].
Отсюда уже всего один шаг до утверждения, что Тагор не принадлежал к бенгальскому среднему классу, что он был экзотичен и, что любопытно, слишком «западным». Критика могла быть резкой, как в письме одного бенгальца, цитируемого в книге Эдварда Томпсона о Тагоре. Томпсон не раскрывает имя корреспондента, нам говорят только, что автор нижеследующих строк был «выдающимся ученым»:
Его [Тагора] образ мысли настолько английский по сути, что авторский перевод «Гитанджали» на английский я ценю гораздо выше, чем бенгальский оригинал. <…> Среди нас его почитают только те, кто потерял контакт с древней родной литературой и жизнью народа, кто читает только английские книги. <…> Если наша страна безрассудно потеряет себя в море иностранной культуры, он, безусловно, станет предвестником новой литературной эпохи. Но если произойдет обратное, я уверен, его слава померкнет. <…> Европейские восторги не слишком высоко ценятся у нас, это показывает только, что он обрел политическую сноровку для высказываний такого рода, которые апеллируют к европейскому уму. Это не Бенгалия дала миру Рабиндраната – скорее, Европа подарила его бенгальцам. Восхваляя его, европейские ученые восхваляют свой собственный дар. Я больше гордился бы, если бы наши собственные поэты получили такое признание за границей.[409]
Сегодня мы знаем от Э. П. Томпсона, изучавшего книги отца о Тагоре, что автор этого письма 1922 года – не кто иной, как знаменитый литературовед Динеш Чандра Сен, часто пользовавшийся щедростью и покровительством Тагора[410].
Тень от наблюдений Динеша Чандры, если не буквальная антипатия его слов, протянулась вплоть до 1960-х годов, когда Буддхадев Бозе и Судхиндранат Датта, значимые поэты, заявляли следующее:
Труды Рабиндраната – это европейская литература, написанная на бенгальском языке, и это первый опыт такого рода.
В руках
