Карты не лгут - Николь Робертс

Раздался звонок, за которым последовал знакомый громкий стук в дверь. По пути к двери Габриелла быстро сунула руки в рукава белого махрового халата и завязала пояс. Поправив волосы, она открыла замок.

Вместо обычных джинсов и футболки на Джо был темно-синий костюм, ослепительно белая рубашка и бордово-голубой галстук. Зеркальные солнцезащитные очки прикрывали его глаза, а в руках он держал пакет из того же кафе на Восьмой улице, откуда он принес сандвичи в пятницу.

— Я принес тебе завтрак.

— Почему? Чувствуешь вину за то, что посмеялся надо мной вчера вечером?

— Я никогда не смеялся над тобой, — с серьезным видом возразил он. — Позволишь мне войти?

— Раньше ты не спрашивал разрешения. — Габриелла посторонилась, давая ему пройти, и закрыла дверь. — Ты просто вламывался.

Пройдя в гостиную, Джо поставил на столик перед диваном бумажный пакет и вытащил из него две ватрушки и два стаканчика кофе.

— Надеюсь, ты любишь ватрушки, — сказал он, снимая солнцезащитные очки и кладя их во внутренний карман пиджака. Затем посмотрел на нее усталыми глазами и снял крышки с пластиковых стаканчиков с кофе. — Прошу.

Габриелла не любила кофе, но все же взяла стаканчик. Джо подал ей ватрушку. И ее она тоже взяла. Впервые с момента его прихода Габриелла заметила, как напряжен Джо.

— Что-то не так?

— Сначала поешь. Поговорим потом.

— Сначала? Как я могу теперь есть?

Он посмотрел ей в лицо.

— Вчера вечером торговец предметами искусства из Портленда связался с Кевином. Некий Уильям Стюарт Шелкрофт.

— Я слышала об Уильяме. Кевин работал на него.

— И делает это до сих пор. Сегодня в три часа дня Уильям Стюарт Шелкрофт прилетает из Портленда. Они договорились встретиться с Кевином в зале ожидания аэропорта и обменять картину Хилларда на деньги, затем Шелкрофт собирается взять напрокат машину и уехать в Портленд. Мы арестуем обоих, как только они произведут обмен.

Габриелла заморгала.

— Ты разыгрываешь меня, да?

— Если бы так, но нет. С той самой ночи, когда картина была украдена, она находилась у Кевина.

Габриелла слышала каждое слово, но понять их смысл не могла. Не может быть, чтобы, зная Кевина в течение стольких лет, она так ошибалась в нем!

— Это, наверное, какая-то ошибка.

— Никакой ошибки.

Джо выглядел столь убежденным, а голос звучал столь непреклонно, что у Габриеллы закрались первые сомнения.

— Ты полностью в этом уверен?

— Мы поставили его домашний телефон на прослушивание, и у нас есть запись разговора, где он договаривается о встрече с Шелкрофтом.

Она взглянула в потускневшие от усталости глаза Джо и тихо спросила:

— Выходит, все это правда?

— Боюсь, что так.

И впервые с тех пор, как он надел на нее наручники и препроводил в тюрьму, Габриелла поверила ему.

— Кевин украл картину Моне, принадлежащую мистеру Хилларду?

— Для самой кражи он кого-то нанял.

— Кого?

— Пока мы не знаем.

Она ухватилась за его ответ.

— Тогда не может ли быть, что сам вор и есть единственный вор?

— Нет. Кража крупных произведений искусства, таких, как картина Моне, требует времени на подготовку и множества контактов в уголовной среде. Начинают с богатого коллекционера и далее целая цепочка. Мы полагаем, что они готовили это преступление по меньшей мере полгода, и думаем, что не в первый раз Кевин и Шелкрофт действуют вместе. Мы считаем, что они занимались подобными делами, еще когда Кевин работал у Шелкрофта в Портленде.

Все сказанное Джо выглядело правдоподобным, но никак не вязалось с образом известного Габриелле Кевина.

— Как он мог ввязаться в такие ужасные дела?

— Деньги. Много денег.

Габриелла взглянула на кофе и на ватрушку в своих руках, словно недоумевая, как они там оказались, и положила их на стол.

— Я не голодна.

Джо протянул к ней руки, но Габриелла отпрянула от него и медленно опустилась на край дивана. Она положила руки на колени и тупо уставилась прямо перед собой.

Все в ее доме выглядело, как и минуту назад. Часы на камине отсчитывали минуты, гудел холодильник в кухне. Мимо окон проехал, дребезжа, старый грузовик, послышался лай собаки в конце улицы. Обычные звуки дня, и тем не менее все было иначе. Изменилась ее жизнь.

— Я позволила тебе работать в магазине, потому что не верила тебе, — сказала Габриелла. — Я думала, ты ошибаешься, и вбила себе в голову, что однажды ты придешь и скажешь, что очень сожалеешь, что… — Голос ее дрогнул, и она откашлялась.

Плакать или устраивать сцену она не хотела, но, похоже, она ничего не могла поделать со страхом, появившимся в ее глазах. Взгляд ее затуманился, надписи на стаканчике с кофе расплылись.

— …что ты просишь прощения за то, что арестовал меня в парке и заставил предать Кевина. Но насчет Кевина ты не ошибся.

— Мне жаль. — Джо сел рядом с Габриеллой и накрыл кисть ее руки своей большой теплой ладонью. — Жаль, что нечто подобное произошло с тобой. Ты не заслуживаешь того, чтобы оказаться вовлеченной во всю эту грязь.

— Я не совершенна, но я не сделала ничего плохого, чтобы заслужить столь дурную карму. — Габриелла покачала головой, и слеза скатилась в уголок ее рта. — Как могла я оказаться слепой? Разве не было никаких признаков? Как я могла быть такой глупой? Как могла не понять, что мой деловой партнер на самом деле вор?

Джо сжал ее руку.

— Ты такая же, как и восемьдесят процентов людей. Ты не подозреваешь каждого, с кем встречаешься, в преступлениях. Ты не видишь в людях преступников.

— А ты видишь.

— Это моя работа, и мне приходится иметь дело с теми двадцатью процентами, которые не принадлежат к добропорядочным гражданам. Я понимаю, что сейчас ты не видишь в происходящем ничего хорошего, но с тобой все будет в порядке. У тебя ловкий адвокат, и он позаботится, чтобы ты сохранила магазин.

— Думаю, мой бизнес не уцелеет после такого скандала. — Вторая слеза покатилась по щеке Габриеллы, затем еще одна, и еще. — Кража картины до сих пор обсуждается в прессе. А когда сообщат об аресте Кевина… После такого мне уже не оправиться. — Свободной рукой Габриелла отерла слезы. — Магазину конец.

— А может, и нет.

Его низкий голос звучал столь уверенно, что Габриелла почти поверила Джо.

Они оба знали, что ее бизнес уже не будет таким же, каким был. Ее имя навсегда останется связанным с кражей принадлежащей Хилларду картины. И все это натворил Кевин. Он устроил ей пакость, но Габриелла не могла отождествить Кевина-преступника с тем человеком, который всегда приносил ей розовый чай, когда она испытывала недомогание. Как подобная раздвоенность могла существовать в одном человеке и как она могла думать, что хорошо знает Кевина, а на самом деле вовсе его не знала?